Когда умру, я стану снегом

Подработки в теплице кончились одновременно с началом занятий в училище. Документы из школы, как и обещала, завуч затребовала сама, по почте. Возможно, и с матерью говорила, ведь не могла же та совсем её не искать… Но мать, к счастью или сожалению, так и не приехала – ни за Людкой, ни даже узнать, как устроилась дочь.

Пришлось смириться. Хотя, она ведь сама сбежала из дома. Без объяснений, своровав у матери деньги. Немного, конечно. Но все же стыдно было неимоверно. Потом, когда-нибудь потом, она заработает и вернет. Приедет домой, к матери и сестрам с подарками, в богатом полушубке, как у Наташки, в теплых сапожках на натуральном меху. Матери купит сумочку, ту самую, на которую та заглядывалась в кожгалантерейном отделе. Сестрам накупит бантов, белых, разноцветных, гофрированных. И сладостей, чтобы вдоволь. Но это потом, а сейчас ей предстояло выучиться.

И выжить…

13

Уснула только под утро, беспробудным, тяжелым сном. Как и когда пришел Рыжий, не слышала. Но очнувшись, увидела, что на столе стоит ведро, полное молока, аккуратно прикрытое вафельным белым полотенчиком. Она так и сидела в кресле, затекшая, помятая, с интересом рассматривая сквозь стекло Моську, вышедшую из будки и лающую на сороку. Та скакала рядом и нарочно дразнила дворнягу, понимая, возможно, что никуда собаке с цепи не деться.

Совсем как ей, Людмиле.

Интерес мужика, деревенского и неотесанного, был виден сразу. Но к чему ей, прикованной цепями, рваться, терзать себя нелепыми надеждами? Для нее все это теперь чуждо, обрыдло, бессмысленно…

***

С мужем, Игорем, Люда познакомилась на творческом вечере.

У стены, сжавшись от холода и смущения, стояла она, прикрывая одной туфлей сбитый и потрепанный носок другой туфли. Парень стоял неподалеку, топтался, точно также не понимая, что он тут делает.

В общем-то участие студентов было обязательным, поэтому, не взирая ни на что, пришлось идти. Иначе светил незачет по одному из предметов. Люда позволить себе такой роскоши не могла. Остаться без стипендии было подобно смерти.

Денег катастрофически не хватало, иногда приходилось голодать. Она устроилась на подработку – помощницей в студенческую столовую, и сразу после занятий шла туда. Чистила картошку, мыла полы, посуду, выполняя всю тяжёлую работу до позднего вечера. Не жаловалась.

Одна из поварих, тетка Зоя, вредная, на первый взгляд, татарочка, иногда тайком совала в ее сапог кусочки хлеба, завернутые в бумажную салфетку. Больше ничем помочь не могла. Заведующая была непомерно строга и таскать продукты не позволяла. Лучше – в помойное ведро. Поваров кормили раз в день, но Людмила числилась на полставки кухонной рабочей, и как оказалось – горячие обеды по правилам ей не положены. Но и тому, что было, она была безмерно рада. Надышавшись пряным сытым духом на кухне, вечером есть не так уж и хотелось. Зато Люда научилась из простых круп готовить разные вторые блюда и вкусные супчики.

Когда объявили о творческом вечере, посвященном празднику сбора урожая на опытном участке училища, она впервые пожалела, что ничего не выбрала из Наташкиных вещей. Ее два платья, стираные попеременно, смотрелись блеклыми тряпками даже днем, не говоря о том, что на праздничную одежду совсем не тянули. С грустью вспоминала тот бархатный отрез, который лежал дома в шифоньере. Мать обещала выкроить для дочери юбку к новому году. С белой блузой и кружевным жабо она смотрелась бы шикарно. Но теперь уже можно и не мечтать об этом.

Посылка, кстати, из дома все же пришла. Когда в один из будничных дней Людка вернулась с занятий и второпях заскочила в комнату в общаге, чтобы переодеться, то споткнулась о большой бумажный куль. Такой, как из-под макарон в столовой. Обрадовалась, может это для нее?

Куль действительно был предназначен для Люды. На самом дне лежало ее скомканное осеннее пальто, из которого она давно выросла, детские фотографии, выдранные из альбома с углами, домашние тапки, кружка, ложка и мешок сухарей. Ванильных, купленных по скидке на привокзальной площади. Люда со злостью скомкала свободный верх куля, запнула его под стол и, беззвучно давясь рыданиями, побежала на работу.

14

Теперь же она топталась на месте и переживала, что не успела выучить уроки. Придётся вставать пораньше и идти на общую кухню. Свет там включен всегда, а значит можно учить до самого начала занятий.

Когда с ней заговорили, не поверила своим ушам. Понятно, что она была белой вороной, но что понадобилось этому красавчику от нее? Неужели не понимает, что его потом ребята засмеют? Или просто надоело подпирать стенку?

Она удивленно вытаращилась на кучерявого, темнокожего, высокого парнишку и пыталась разобрать, что он пытается сказать.

– Игорь меня зовут, – тот изо всех сил старался перекричать громко игравшую музыку. – А ты, кажется, Людмила? Из столовой, да? Пойдём потанцуем?

Ошарашенная, она вложила свою потную ладошку в его большую, казавшуюся такой надежной, руку и, улыбнувшись, кивнула. Ведь это только один танец. Не закидают ее камнями, ведь правда?..

Отношения с Игорем складывались скоропалительно. Уже через несколько неделю робких встреч и провожаний от столовой до общаги, он предложил ей расписаться. Семейным давали отдельную комнату в новом корпусе, и он спал и видел, как бы скорее съехать от родителей. К тому же молодожёнам был положен дополнительный ежемесячный паек, а ему, практиканту выпускного курса, после заключения брака будет прибавка к жалованию. Жить им вдвоем будет намного проще и сытнее.

Фиктивные браки тогда были сплошь и рядом, на каждом углу, и Люда не видела в этом ничего такого предосудительного. Но больше всего подкупало то, что даже тогда, когда она дала Игорю свое согласие, он не стал к ней лезть. Ни с поцелуями, ни с приставаниями. Еще три месяца они ждали положенного срока до даты регистрации, а когда подошла их очередь, сходили после уроков и расписались.

Это была пятница. И промозглая сырая весна, замызганная, безликим пятном размазанная по улицам города. Людка шла по мокрым тротуарам и радовалась, что смогла на барахолке найти дешевые, старенькие, но еще довольно крепкие резиновые сапоги. Они были на два размера больше, хлюпали и болтались на ноге, но по крайней мере не чавкали раззявленными ртами отклеенных носов и не промокали. Одевала она их на чулки и простой носок. Хоть и холодно, но терпимо. Куталась в свое демисезонное старое пальто, перешитое в широкополый пиджачок. С кройкой помогла Ирина Васильевна, вахтерша. От подола отрезали ткань и дошили в рукав, низ подрубили и пришили широкую кайму все из того же отрезанного драпа, а вместо пояса приспособила старый мужской кожаный ремень. Его тоже кто-то принес и просто оставил в комнате на Людкиной кровати.

Игорь бережно держал тонкие холодные пальчики невесты и уверенно тянул за собой – в ЗАГС, в новую жизнь.

15

Рыжий, как оказалось, зовется Петром, без отчества. Теперь он отчего-то был похож на прилизанного кота и вызывал усмешку. Но она этого никак не могла показать, нет. Оставалась такой же сухой и равнодушной. Ну а улыбка, это так – минутная слабость.

Петр, теперь он приходил в натертых до блеска калошах, натянутых на валенки, в очищенном от соломы тулупе, и даже длинные космы, постоянно торчащие из-под лисьей шапки, теперь были уложены в тонкую косицу, нелепо выглядывающую из-под ворота.

За всю неделю она ни разу не почувствовала от него перегара и уже было успокоилась, перестали напрягать его ежедневные приходы и совместная уборка сарая. Через день она давала ему банку молока, еще раз – головку брынзы, свежей, только созревшей.

Рыжий брал угощения, молча кивал и уходил. Поэтому не видела смысла особо перед ним расшаркиваться и рассыпаться в благодарностях. Приходит, помогает, но и она в долгу не остается.

Разговоры не шли, самой не хотелось, а Петр, возможно, и не знал, с чего бы начать.

Серые унылые будни, хоть и впустили в себя новых героев и новые события, но легче от этого не стали. Как дамоклов меч все еще висела безызвестность об ее отпущенном сроке, и ужасно раздражала ситуация с нехваткой лекарств. Нужно было что-то решать.

К четвергу следующей недели бабке Фросе стало легче, и она объявила, что с завтрашнего дня встанет в строй, а именно – придет доить свою любимую Мурку. Рыжий остался не у дел. С вечера все топтался у порога, мял шапку, но так и ничего не сказал. Смешно, право слово. Не ребенок ведь, вроде. Ну ушел, и хорошо.

То, что баба Фрося оклемалась, развязывало руки. Можно идти и просить председателя дать машину для поездки в город, в больницу. Ей есть чем оплатить и дорогу, и работу шофера, и даже гостиницу за два номера, если вдруг придется заночевать.

На утро, дождавшись, когда рассветет, оделась поприличнее. Натянула свой пуховик, казавшийся теперь какой-то необычной вещью, будто из другой жизни. Примерила сапоги, но плюнула на красоту и надела валенки. Что форсить, если сугробы за ночь намело по колено? Приготовила речь, на случай, если придётся уговаривать.

Уговаривать не пришлось, как ни странно. Председатель согласился отвезти в любой день, и даже пообещал найти такого водителя, который будет готов в городе переночевать день-два. И платить за него не надо, все равно просьб от жителей накопилось – вон, целый список на два листа. Так что к утру понедельника Людмиле нужно быть готовой к поездке.

" Выезжает машина затемно, вставать рано, не проспи… "

Куда уж там, не проспать. Кажется, что от волнения за два дня и ни разу не сморило сном. Даже с успокоительным. Хряпнуть бы рюмку баб Фросиной самогонки, что она принесла якобы для растираний, но Люда боялась последствий. Как алкоголь подействует на ее сосуды? Что-то странное творилось с ней в последнее время. И мысли, и чувства – все перемешалось. Приезжала сюда умирать, а жизнь не торопится свести с ней счеты.

16

Два дня как заведенная. Сарай. Уборка снега. Стирка. Горячий чай на таежных ягодах и травах. Приготовить поесть, надо…

Список лекарств. План действий, список покупок. К вечеру воскресенья сил не осталось – ни физических, ни моральных. Как только не изведет человек себя в одиночестве!

Может быть ей лыжи достать? Там вроде какие-то на чердаке лежали. И с Моськой хоть иногда вдоль кромки леса кататься. Возле деревни не так страшно, да и собака залает, если вдруг…

Одежду приготовила сразу, и сумку, и документы. Вдруг сморит сон? Сморил…

Очнулась от сигнала машины. В пятачок оттаявшего стекла увидела возле двора грузовик. Поспешила одеться, схватила приготовленный заранее термос.

Оглянулась. Вроде как дом уже, жалко расставаться.

Дверь прикрыла только на щеколду, скоро придет соседка, накормит всех да Мурку подоит. А в дом все равно из чужих никто не зайдет.

Тёплую еще после сна вдруг схватил озноб, ветер на улице был такой, что пробирал насквозь, сыпля в лицо мелкие иголки льда. Пришлось пробежаться. Неудобно с сумкой и термосом, не успела толком собраться, торопилась. Зато хоть чуточку поспала. Может еще в дороге получится.

Подошла к пассажирской двери и уже хотела выругаться. Как ей лезть на такую высоту? В грузовике ей еще не приходилось ездить. Но не успела даже версий напридумывать, с машины выскочил водитель, подошел сзади. Открыл дверцу, и схватив ее под мышки, подкинул вверх. Успела зацепиться за поручень и одной ногой встать на приступок. Как каракатица, заползла внутрь, ощущая поддержку огромной лапищи на своем заде даже через толстый пуховик. Ай, к чему тут нежности, сама виновата, раздалась за последние месяцы, неуклюжая стала!

Ахнула, покраснела, как девчонка. Когда поняла, кто ее там сзади подпихивал. На водительское сидение уверенно пристроился Пётр. Молча кивнул, осмотрел ее всю с ног до головы и, включив большим рычагом скорость, тронулся с места.