Наслаждение

– Доктор! – он явно уже жалел, что обратился ко мне. Перо поднялось над бумагой, блеснув затравленным солнцем, пристальный мой взгляд не подразумевал никаких лишних восклицаний.

Если верить ему, то плоть его напрягалась легко и быстро и способна была пребывать в таком состоянии долгое время. В таком случае можно было предположить особую прочность или эластичность плевы, но для понимания того требовалось, конечно же, осмотреть саму девушку.

– Есть способы помочь вам. – я провел пальцами по разлинованной странице. – Имеются особые приспособления, которые надеваются на член и помогают пробить плеву.

– Как интересно! – я увидел в том любопытство ученого, столкнувшегося с неизвестным ему механизмом.

– Вы, возможно, не знаете, но в некоторых южных странах есть традиция лишать девушек невинности в достаточно раннем возрасте. Для этого имеются особые специалисты. Во время своих путешествий я встречался с ними и потому знаю о невинности больше, чем многие из моих коллег.

– То есть они готовят докторов, лишающих девушек невинности? – изумление позволило ему позабыть о собственных неприятностях.

– Именно так.

– И скольких девушек? – глаза его напряглись в естественном для мужчины вожделенном мечтании.

– Я беседовал с доктором, получившим звание великого дефлоратора. – знакомство то я считал одним из самых приятных для себя. – Дают это звание за три сотни совершенных ритуалов.

– Ритуал? Это что-то религиозное?

– Нет, нисколько. Чистая наука. Они так называют процесс и действительно обставляют его со всей элегантностью. Уж если каждое совокупление отнимает у нас жизненные силы, то вы можете представить, сколько их тратится на дефлорацию.

Глаза моего посетителя широко раскрылись, как будто я сообщил ему о найденных в его анализах признаках опасной болезни.

– Не следует бояться, мой дорогой. – я закрыл журнал. – Вы совершите первый половой акт со своей женой и, конечно же, потратите немало сил, но они быстро вернутся. Что касается профессиональных дефлораторов, то они угасают достаточно быстро. В частности, тот человек, о котором я упомянул, в возрасте сорока лет уже выглядел совершенной развалиной и не мог существовать без целого вороха лекарств.

– Ваша профессия так же опасна? – подобно большинству увлеченных техникой, он мало что знал о медицине.

– Нет. Поскольку я не совершаю полового акта, то теряю лишь незначительную часть жизненной энергии, обычно уходящей с ним. Конечно, в этом тоже есть неприятные стороны, но хорошее питание и некоторые особые препараты позволяют мне быстро возвращать потерянное здоровье.

– А как же девушки? Ведь их первое соитие происходит с совершенно незнакомым мужчиной. – должно быть, он вообразил себя мужем такой женщины и, как и следовало, воспылал возмущенным непониманием.

– Дефлоратор не воспринимается ими как мужчина. Культурное и общественное убеждение таково, что никто из мужчин никогда не будет ревновать к дефлораторам. Они только благодарят их за сбереженную силу, которую не пришлось тратить на преодоление плевы. Профессия дефлоратора пользуется уважением и приносит немалый доход. Они становятся популярными и знаменитыми, книги их воспоминаний расходятся огромными тиражами. Конечно же, жизнь их коротка. Мало кто из них доживает хотя бы до пятидесяти, но и к этому возрасту приходит с огромным количеством болезней, делающих жизнь нестерпимой. Большинство кончает с собой.

– Возможно, я предпочел бы обратиться к такому специалисту. – пораженный, Иоганн опустил глаза и шепот его был полон смущенных сожалений.

– Полагаю, вы хотите поговорить и о вашей супруге. – следовало вернуть его к затруднениям в его собственной жизни.

– Да, доктор. – он встрепенулся.– Видите ли, уже после первой нашей неудачной попытки она очень обозлилась на меня. После второго раза, когда я полчаса пытался войти в нее, она два дня кричала на меня. Когда я уходил из ее спальни в третий раз, в мою голову прилетела цветочная ваза. – рука его приподнялась, попытавшись добраться до все еще болевшего места. – Теперь она кричит уже четвертый день, не позволяет мне прикоснуться к себе и говорит, что больше не позволит никакой близости. Два дня она вообще не выходила из спальни. Говорят, что вы можете успокоить любую женщину. Я имею представление о том, что делают волаптологи, но ведь она же девственница. Мне очень нужен ваш совет, доктор.

Несчастную девушку вполне можно было понять. Сама мысль об очередном повторении той боли должна была вызывать в ней сожаления о замужестве и нежелание подпускать к себе мужчину.

– Вам следовало обратиться ко мне раньше. Есть способ и в случае с девственницами. – учителя мои предусмотрели многие случаи, на изучение которых уходило два года обучения.

– Какой же, доктор? – в нем видел я уже больше любопытства, чем страха и это радовало меня. – Как это возможно?

Несколькими предложениями я объяснил ему. Лицо его мгновенно побледнело, глаза широко расширились, он мелко задрожал, выхватил из кармана платок и прижал его ко рту. Тело его сотряслось от рвотных спазмов, но все же ему удалось удержаться.

– Простите, доктор. – сворачивая платок, на котором осталось темное пятно, он не мог посмотреть мне в глаза. – Я, должно быть, слишком впечатлителен. Правду говорят, что настоящий врач не может быть брезгливым.

Равнодушно пожав плечами, я рассказал, как ему следует подготовиться самому и что сказать жене. Случай его я счел неотложным и потому уже на следующий день появился в его доме, маленьком двухэтажном строении на окраине города, слишком близко расположенном к верфям, чьи коричневые трубы, извергавшие хрупкий темный дым, казавшийся неподвижным, древним, истлевшим, поднимались над верхушками неохватных яблонь, колеблющиеся в дремотном зное.

Жена Иоганна оказалась не такой высокой, как я предполагал и еще более хрупкой, чем казалась на фотографии. В сравнении с мужем она и вовсе казалась слишком маленькой для него, но я давно уже отвык подозревать размеры мужского члена и женского влагалища исходя из величины тела. Никаких точных соотношений между ростом, длиной пальцев, величиной стопы или иными измерениями и длиной члена, равно как и глубиной влагалища произвести было невозможно и я всегда предпочитал лишь непосредственные и произведенные мной самим измерения.

Сидя за столом на балконе второго этажа, одетая в узкое белое платье, девушка внимательно выслушала меня, сощурив глаза, пребывая в ощутимом напряжении. В отличие от мужа, она не удостоилась подробностей о предстоящей процедуры, поскольку они могли бы отвергнуть ее, показавшись слишком отвратительными.

– Вы уверены, что это поможет? – испуганное сомнение задрожало в ее глазах.

– Во многих случаях это действительно помогает. Как бы то ни было, вы расслабитесь и ваше тело с большей готовностью впустит в себя член вашего мужа.

– Доктор, – она повернулась к двери, убедилась в отсутствии возле нее Иоганна или любых других подслушивающих ушей. – Должна признаться, что я сама пыталась успокоить себя.

– Милая, это мало поможет. – откровенность заставила ее покраснеть и отвернуться. – Если бы все было так просто, в моей специальности отпала бы нужда.

Задумчиво склонив голову, она некоторое время размышляла над моими словами, позволив мне насладиться странным для меня видом на далекие заводские строения и парящее над ними море, заполненное самыми различными кораблями. Перед взором моим предстали и длинные темные тела со множеством труб, острыми очертаниями своими, страстными выступами выдававшие военное предназначение и широкотелые черные пароходы, доставлявшие руду и прочее, требовавшееся для производства, и тонкие курьерские корабли, с казавшейся невероятной скоростью проскальзывавшие между угрожающих раздавить их тел своих гигантских собратьев, выстраивавшихся в длинную линию на рейде в ожидании, когда запустят в них свои черные морды ажурные портовые краны.

Зрелище то одновременно казалось мне неприятным и увлекательным. Грязь и ржавчина, неизменно сопровождающие все, связанное с кораблями, успели изрядно надоесть мне, но все же не мог я позабыть и способности любого из представших передо мной суден достичь манивших меня потерянных островов, поднимающихся из моря в один високосный год и вновь уходящих под волны в следующий.

– Я согласна доктор. – она горестно вздохнула. – Иначе мне придется подавать на развод, так и не став женщиной.

Заявление ее выглядело для меня лишенным смысла и, скорее, унижающим ее мужа, но я предпочел оставить его без замечаний со своей стороны.

– Тогда вы должны будете сделать все, что я сочту нужным. Позволение от вашего мужа мной уже получено.

Покорно кивнув и едва не рыдая, она на мгновение закрыла глаза, сделала глоток вина, позвонила в стоявший на столе стальной колокольчик, подзывая слугу. Тот отыскал хозяина, обрадовавшегося, узнав о согласии девушки и немедленно отправившегося производить все указанные мной приготовления.

Окна в маленькой спальне скрыли темно-зеленые шторы. Девушка лежала на кровати, обнаженная, с широко раскинутыми руками и ногами. Кивнув ей и попытавшись успокоить ее улыбкой, я последовал в ванную, где умылся и вымыл руки, а по возвращении снял пиджак и жилет, почувствовав себя слишком легким и уязвимым под шелковой синей сорочкой. Туфли мои остались лежать возле изножья. Сминая серые брюки и признавая их испорченными, я забрался коленями на кровать, приподнял за щиколотку правую ногу девушки, пробираясь к пространству между ее бедрами. С каждым мгновением страх нарастал в ней. Глаза ее широко раскрылись, брови изогнулись, губы разомкнулись и шевелились, готовясь произнести слова запрета и отказа. Следовало поторопиться и я, подхватив ее ноги под коленями, поднял ее бедра и притянул к себе девичье тело, прижимая свой рот к губкам ее влагалища.

– Доктор! Что вы делаете?! – она дернулась, попыталась вырваться, натягивая белые простые веревки, притянувшие ее руки к столбцам изголовья. Язык мой ткнулся в ее губки, раздвинул их, пробрался между ними.

– Что?! – и она замолчала, прислушиваясь к своим ощущениям, часто дыша, успокоив дергавшиеся до того, пытавшиеся высвободиться ноги. Как и во всем другом, имеющем отношение к женщинам, следовало действовать со знанием и упорством. Движения моего языка сохраняли в себе ритм, плавно меняя его, ускоряясь или замедляясь с неторопливой мягкостью. Кружась, выписывая спирали и зигзаги, поднимаясь и опускаясь, пробираясь вглубь до самой плевы, пару раз толкнувшись в нее, он странствовал по девичьим глубинами, начинавшим заполняться смазкой. Не следует верить тем, кто говорит, будто бы у влагалища девственниц другой вкус. Подобные заявления не могут быть ничем, кроме поэтического бреда или стремления выглядеть особенно и чрезмерно порочным. Женщины действительно различаются во вкусе своих истечений, я не встречал двух схожих среди многих десятков, которым оказал подобные услуги, но наличие или отсутствие девственной плевы никак не влияет на то.

Девушка затихла в моих руках, наслаждаясь неожиданной и незнакомой лаской, лишь слабо подрагивая и постанывая, когда мой язык погружался в нее. Губы мои были уже влажными от ее истечений, добравшихся и до подбородка. Настал момент для перехода к следующему и главному действу. Перехватив ее ноги, сжав их посильнее, я провел языком снизу вверх, нащупал им клитор, ткнулся в него, вызвав у нее изумленный протяжный стон и тут же обхватил его губами.

Вопль ее разнесся по всему дому. В некоторых случаях мужья прибегали спасать своих жен и потому возле дверей спальни я оставил Кабросса, способного усмирить даже такого великана, как Иоганн, чему у меня было множество весьма увлекательных наблюдений. Многие годы портовых драк, участие в нескольких войнах и паре восстаний подарили ему опыт, позволявший одерживать верх почти над любым противником в схватке один на один.

Сражаться приходилось и мне. Губы мои обхватили клитор, присосались к нему, а девушка вопила, извивалась, дергала ногами, билась в своих путах, желая вырваться, освободиться, сбежать от подвергающих ее пыткам мужчин.

На мгновение я позволил себе отвлечься от ее отвердевшей плоти.

– Кричи, кричи, милая! Громче! – и снова губы мои сдавили потемневший выступ, приложив еще больше сил и добавился к ним язык, кружившийся вокруг него, вдавливавший, дразнивший, а затем и зубы мои осторожными покусываниями коснулись его и от вопля ее задребезжали зеркала, уверенные в потере для себя всех отражений.

– Нет, нет! Прекратите! – она выгнулась, попыталась повернуться на бок, левая рука ее вытянулась, натягивая веревку. – Не могу больше! Хватит!

Привычный к подобным возгласам, я лишь усилил свой напор, прижимая к себе ее дергающиеся бедра, стараясь не замечать ударов пятками по спине.

– Что?!! – она прекратила дергаться, приподнялась, уставившись на меня глазами, погрязшими в неизбывном ужасе пожираемой живьем добычи. – Что это?!

Оргазм ударил ее и она согнулась, мелко затряслась и в глубине той дрожи возникла другая, растоптавшая ее размеренной поступью яростного гиганта и мне пришлось отнять от девушки губы. Промежность ее, несмотря на все усилия моих рук, вздымалась и опускалась, губки влагалища оставались раскрытыми, сияющие от смазки и слюны, бедра трепетали и, словно один глубокий вдох исходил из нее короткими вспышками, сквозь тоскливый, мертвенный вой пробивались жалобные стоны. Слезы текли из ее неспособных моргнуть, узревших первозданное сияние глаз, широко открытый рот желал поглотить все сущее, мне же оставалось, вобрав последние остатки ее вкуса, с терпеливым спокойствием ожидать, когда наслаждение покинет ее.