Состояние аффекта

Я перестала наблюдать за поднимающейся над туркой пенной шапкой и задумалась. Действительно, а как я это делаю? Просто беру в руки страницу протокола допроса и через секунду знаю, о чем в ней говорится. Я смотрю на нее краткий миг, и все. То же самое и с книгами. Достаточно мне пролистать самый толстый том из библиотеки деда, и я смело могу держать экзамен не только на предмет содержания книги, но и лингвистических особенностей стиля автора. Пока я размышляла над собственными странными способностями, Борька, утратив бдительность, во все глаза таращился на меня, ожидая, что я вот-вот открою некую тайну. Коричневая шапка между тем поднялась до критического уровня, и кофе с угрожающим шипением залил плиту.

– Тьфу ты, черт! – в сердцах выругался Борис, подхватывая турку полотенцем и поднимая ее над плитой, как будто это могло исправить ситуацию. – Так и знал, что убежит! А все ты, Агатка, со своими нечеловеческими способностями!

Замечание Джуниора вызвало в памяти вчерашний разговор с отцом. А вдруг он сказал правду, и в Тель-Авиве меня действительно дожидается мать?

– Слушай, Борь, у меня к тебе есть одна просьба. Как только прилетишь и разберешься со своими делами, пожалуйста, загляни в госпиталь Святой Анны и наведи справки о больной Вере Рудь.

– Подожди, – растерялся Борис. – Вера Рудь – это же твоя мама. И она, насколько я знаю, давно умерла.

– Борь, тут вот какое дело, – принялась объяснять я. – Вчера ночью ко мне пришел человек и сказал, что он мой отец.

И я со всеми подробностями рассказала Джуниору о странном разговоре с человеком, поджидавшим меня в ночи на лестничной клетке.

– И ты ему поверила? – удивился Борис. – Он что, паспорт тебе показал? Водительское удостоверение? Или аттестат об окончании средней школы?

– Ну да, я видела его документы.

– Так это же полная фигня! Да я тебе за пару дней какие хочешь документы выправлю. Были бы деньги и связи!

– Кроме того, он дал мне это.

Я достала из кармана обезьянку с лапками, зажимающими рот, и положила на стол перед Джуниором. Борис взял фигурку в пальцы и долго рассматривал, крутил так и эдак и наконец спросил:

– Слушай, из чего он их делает?

– Понятия не имею. Вроде бы это глина, а может, что-то еще.

– В любом случае здорово, – проговорил Борис, возвращая мне фигурку. – Как две капли воды похожа на те, что стоят у тебя на полке.

– Сама знаю, – согласилась я. – Теперь у меня действительно все три обезьянки сандзару – не вижу зла, не слышу о зле и не говорю о зле.

– Так я не понял, почему он не поехал к твоим старикам?

– Ну как же, отец же сказал, что дед и бабушка мне никто, они ученые и в рамках проекта наблюдают за мной.

– Бред какой-то, – фыркнул Устинович-младший.

– Само собой, я не верю во всю эту чушь, – согласилась я, – но все-таки загляни в госпиталь, ладно, Борь? А вдруг мама действительно там?

– Слушай, Агата, я тут подумал… – смущенно протянул Борис. – Может, поедешь со мной в Израиль сама и заглянешь в госпиталь? Жить можно у Семена, думаю, никто не станет возражать. Если что, скажем, что ты – моя невеста.

Я удивленно вскинула бровь и насмешливо осведомилась:

– С чего бы это после стольких лет дружбы я удостоена такой чести? Ты у нас теперь завидный жених с шикарным рестораном, хоть завтра можешь сделать предложение Ксюше Собчак. А я кто? Так, простая малоимущая адвокатесса, нищебродка, как ты это называешь, а гусь, как известно, свинье не товарищ.

– Кончай придуриваться, – обиделся Борис. – Не хочешь ехать – так и скажи. Была бы честь предложена.

– Вот я и говорю – не хочу ехать, – согласилась я.

– Ладно уж, загляну я в твой госпиталь, – недовольно буркнул Джуниор.

– Вот и отлично. Теперь давай поговорим о деле Воловика.

Борька поскреб пятерней медную макушку и уныло протянул:

– А чего о нем разговаривать?

– Насколько я поняла, – деловито проговорила я, принимая из рук кудрявого друга чашку с остатками кофе, который ему удалось нацедить из полупустой турки, – суть конфликта заключается в следующем: на бензозаправке произошла драка – мотоциклист по фамилии Воловик двадцати шести лет от роду избил водителя Трошина сорок второго года рождения. В результате избиения у потерпевшего отнялась нога. Воловик свою вину полностью признал и готов понести заслуженное наказание в виде лишения свободы согласно уголовному кодексу по статье… Я верно понимаю проблему?

Отхлебнув растворимого кофе, который он, не заморачиваясь, заварил себе в чашке, Борис одобрительно кивнул головой. Я протяжно вздохнула и расстроенно произнесла:

– Дельце-то и вправду выеденного яйца не стоит.

Борька окинул меня победоносным взглядом и снисходительно заключил:

– Самое сложное я уже сделал. Опросил свидетелей и переговорил со всеми участниками конфликта. Ты только подготовишь документы для суда и через неделю придешь на слушание дела.

Сполоснув посуду, мы вернулись на рабочие места. Борис распрощался с коллегами и покинул офис, и я от нечего делать вынуждена была рисовать в блокноте чертиков и слушать завистливые причитания Ветровой о несправедливости этого мира. Одним достаются в наследство рестораны, а другим – нудные бракоразводные тяжбы и никаких перспектив. Невестка Эда Георгиевича лукавила: после смерти Устиновича-старшего контора переходила к Ленчику, и все сотрудники, включая Ветрову, были об этом осведомлены. Стараясь абстрагироваться от жалобных стенаний коллеги, я размышляла над странными способностями, которыми я, несомненно, обладаю. Взять хотя бы пятизначные числа. Или шестизначные. Да какие угодно! Я легко и непринужденно множу, делю и извлекаю из них квадратные корни с раннего детства. И языки. Я понимаю чужую речь так, как будто рядом говорят по-русски. И опять же скорочтение это… Что там отец говорил про свои необыкновенные способности? А вдруг это правда – я унаследовала редкие таланты от необыкновенного родителя, а дед с бабушкой всю жизнь просто наблюдали за мной, занося результаты в отчеты и графики?

Я перестала рисовать в блокноте чертиков и, перевернув страницу, сверху написала: «Лев Рудь. Проверка изложенных фактов». Поставила цифру один и задумалась. Прежде всего нужно съездить в детдом на Таганке и поговорить с директором. Должен же он помнить историю усыновления моего отца? Ведь не каждый день полковники КГБ усыновляют воспитанников его заведения! Затем необходимо наведаться в Жуковский, разыскать сотрудников лаборатории спецотдела «Сигма» и попытаться что-нибудь выяснить насчет сверходаренного мальчика Левы Рудя. Может быть, там до сих пор работает хоть кто-нибудь, кто помнит эксперименты, в которых отец принимал участие? Я старательно занесла в свой список цифру два, рядом с которой написала «Лаборатория», и снова погрузилась в размышления. Чертики на блокнотном листе сменились танцующими эльфами, и это навело меня на мысли о маме. А что, если мама действительно жива? Может быть, зря я отказалась ехать с отцом в Тель-Авив? Моя мать умирает, а я затеваю расследование, теряя драгоценные дни? Но верить человеку, которого вижу в первый раз в жизни, я тоже не обязана. Нет, ничего не выяснив, ехать нельзя. На Бориса вся надежда. Интересно, он уже вылетел в Израиль?

Взяв со стола смартфон, я набрала номер Джуниора.

– Внимательно, – последовал степенный ответ после первого же гудка.

Манера Бориса изъясняться прилагательными и наречиями здорово раздражает, но я устала бороться с приятелем и махнула рукой на его интернетовский сленг.

– Борь, ты еще не улетел? – осведомилась я.

– А что, ты передумала? – вопросом на вопрос ответил кудрявый друг, и в голосе его было столько затаенной надежды, что мне стало неловко. – Вообще-то я в аэропорту, но могу сдать билет и подождать тебя.

– Да нет, не стоит меня ждать, просто я хотела узнать, в Москве ты или уже летишь к намеченной цели. Сижу вот, думаю, может, ты уже подъезжаешь к госпиталю.

– Какая ты нетерпеливая, – ехидно откликнулся Джуниор. – К госпиталю я подъеду не раньше завтрашнего дня.

– Тогда целую. Хорошо долететь. Как приземлишься – позвони, я буду волноваться.

– Правда, будешь? – недоверчиво спросил Борис.

– Честное слово, – поклялась я и дала отбой.

Кинув аппарат на стол, я стала думать, что еще я могу предпринять для того, чтобы подтвердить или опровергнуть слова отца. Неплохо бы было съездить в детский дом на Таганке, но как пораньше уйти с работы, если Эд Георгиевич каждый раз, выходя из своего кабинета, так и сверлит меня глазами, проверяя, тружусь ли я над переданным мне делом? А что там трудиться, если все и так понятно: статья сто одиннадцатая, и срок ему светит будь здоров, ибо, как выражается Борька, нефиг руку на стариков поднимать. И как он только мог, этот Воловик, избить пожилого человека? Съездить, что ли, на Марксистскую, двадцать семь, квартира сорок четыре, посмотреть в его бесстыжие глаза? Отличная мысль! Марксистская как раз рядом с Таганкой, так что я одним выстрелом убью сразу двух зайцев! Поднявшись из-за стола, я обвела сослуживцев торжествующим взглядом и, придав лицу сосредоточенное выражение, отправилась в кабинет начальства отпрашиваться по неотложным делам.

* * *

В сторону Марксистской тянулась бесконечная вереница машин, и я решила начать с Таганки. Все равно ведь мимо проезжаю, да к тому же руководство детского дома того и гляди закончит рабочий день и разбежится по своим делам. Подзащитного же наиболее вероятно застать дома ближе к вечеру, когда он вернется с работы. Заключив компромисс со своей совестью, я свернула к метро. Прижалась к обочине, включила аварийку и, не обращая внимания на проклятия водителей автобусов, которым я мешаю подъезжать к остановке, достала смартфон и полезла в Интернет. Но, сколько я ни лазила по Всемирной паутине, разыскать адрес детского дома, расположенного в этом районе, мне так и не удалось. Вся надежда была на старожилов, наверняка знающих эти места вдоль и поперек. Покинув салон автомобиля, я стала метаться от одной приличной на вид старушки, производящей впечатление коренной москвички, к другой, но местные жители в ответ на мой вопрос только с недоумением пожимали плечами и делали удивленные лица.

Тогда я решила зайти с другой стороны. Если население не знает о детском доме в этом районе, то представители власти уж наверняка о нем осведомлены. Припарковавшись у районной управы, я предъявила дежурящему на входе полицейскому адвокатское удостоверение и прямиком отправилась к главе управы. Едва завидев меня на пороге приемной, бдительная секретарша сделала запрещающий жест и воскликнула: