Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая

*

Северак все оставшиеся до бала дни не оставлял Клементину своим вниманием. Он не ограничился помощью в выборе портного. Изо дня в день он последовательно способствовал рождению лучшего в гардеробе Клементины платья: давал советы, следил за тем, как сочетает портной ткани, помогал подбирать кружева, банты, украшения.

Когда на Клементину нападала неуверенность, поддерживал её лёгкой улыбкой.

– Доверьтесь мне, дорогая. Всё гораздо проще, чем вам представляется.

– Вы должны понимать, – говорил он, замечая, с каким сомнением временами гляделась она в зеркало, – что это они находятся сейчас в неудобном положении, а не вы. Эти люди, суда которых вы так опасаетесь, прожили тут бог знает сколько времени. Они не уверены ни в чём. Они не имеют понятия о том, что теперь носят во Франции, о чём говорят. Не знают, что в эти дни приветствуется при дворе, а что, наоборот, порицается. Именно они раздумывают сейчас о том, как себя вести и что вам предлагать, чтобы не показаться отставшими от жизни провинциалами.

Клементина вспыхивала.

– Но и я не имею об этом ни малейшего представления.

Он смеялся:

– Да. Но они-то об этом ничего не знают.

Северак не забыл справиться о том, танцует ли она. Он задавал ей неудобные вопросы и смеялся, когда Клементина краснела.

– Смущение, безусловно, идёт вам, сударыня, – говорил. – Но о чём бы вас ни спросили, ответ ваш должен быть быстрым и изящным. Будьте уверены, от вас не ждут глубокомыслия. Только лёгкости. Поверьте, если в вашем ответе вдруг обнаружится смысл, многие будут даже шокированы.

Северак смеялся.

– Я никогда так не веселился, – признавался, когда Клементина вдруг бралась благодарить его за такую к ней внимательность. – К тому же общение с вами доставляет мне невыразимое удовольствие. Вы прекрасная ученица. О такой только и мог бы мечтать всякий учитель.

*

Оливье де Лоранс тоже заходил к ней. Останавливался на пороге. Интересовался, помнит ли она о празднике. Спрашивал, будет ли ко времени готово платье. Она кивала – всё помню, всё будет.

Необходимость вытягивать из неё ответы раздражала его. Он вскипал, пожимал плечами, уходил к себе. Ждал, что она сама явится к нему, попросит помощи. Она не приходила.

И в тот день, провозившись дольше запланированного с собственным костюмом, он шёл по коридору в сторону комнат жены, готовился к самому худшему. Думал: что если она теперь сообщит ему, что платье не готово? Или оно окажется хуже некуда?

Северак клялся ему, что портной, которого он порекомендовал Клементине – лучший в Квебеке. Обещал, что всё будет в порядке. Лениво выкладывая на стол карту за картой и, улыбаясь, советовал не давить на жену и не усложнять ей подготовку к балу:

– Вы вспыхиваете, как порох, Оливье, всякий раз, как только что-то оборачивается не по-вашему. Супруга же ваша теперь имеет на это гораздо больше прав – ребёнка носит она, а не вы. Так что если не можете ей помочь без того, чтобы не испортить настроения, хотя бы не мешайте.

Оливье и не мешал. Целую неделю он чувствовал себя вполне довольным. Но теперь, оказавшись на пороге комнаты, протянув к двери руку, чтобы постучать, он вдруг занервничал. Подумал, Клементине всё нипочём. Если что-то пойдёт не так, она может и не заметить неловкости. А ему будет стыдно.

*

Войдя в комнату жены, Оливье де Лоранс замер в изумлении.

Она стояла к нему вполоборота, гляделась в зеркало. Наблюдала за тем, как Николь прикалывала жемчужные подвески-банты к лифу.

А он смотрел на укрытые венецианским кружевом грудь и плечи, на локоны, спускающиеся по высокой, гибкой шее, на маленькую мушку в углу рта. Смотрел и думал: когда это из девочки его жена превратилась в прелестную женщину? И как он ухитрился не заметить этого превращения!

Он был ошеломлён.

А Клементина ликовала. Северак обещал ей, что Оливье будет удивлён. Так и случилось.

Он стоял позади неё. Не сводил с неё взгляда. Молчал. И она молчала.

Смотрела в отражение – на него, на себя.

Платье из парчи цвета червонного золота, в самом деле, необычайно шло ей. Распашная верхняя юбка была вся расшита мелкими атласными бантами. Нижняя юбка, выглядывающая из-под верхней, была чуть светлее и ярче. И она превосходно сочеталась по цвету с лентами, перехватывающими широкие рукава с прорезями, отделанными золочёной тесьмой. Не слишком глубокое декольте лишь слегка обнажало плечи. Лиф заканчивался острым шнипом, благодаря которому и без того тонкая до сих пор талия Клементины казалась ещё более тонкой и гибкой.

Они простояли так довольно долго.

Наконец, налюбовавшись впечатлением, произведённым на мужа, Клементина величественно повернулась. Взяла со столика перчатки и веер.

– Я готова, – сказала.

*

Это был вечер их триумфа.

Поднимаясь по главной лестнице замка Святого Людовика, едва касаясь пальцами кисти мужа, Клементина всё взглядывала в зеркала, расположенные по левую от них руку. Думала, как чудесно они смотрятся вместе!

Они, в самом деле, выглядели очень гармоничной парой. Костюм Оливье де Лоранса идеально сочетался с платьем Клементины, так что создавалось впечатление, будто бы они продумывали свой выход сообща.

Отвечая на приветствие хозяев бала, Клементина улыбнулась торжествующе – в глазах обоих читалось восхищение.

Почувствовав себя красавицей, Клементина в самом деле была весь вечер неотразима. Она великолепно танцевала, прекрасно говорила.

Ей представили весь высший свет Квебека. И она справилась с этим испытанием. Держалась уверенно. Находила для каждого нужные слова. И улыбалась, улыбалась, улыбалась.

*

Клементина имела успех. Понимание этого делало Оливье де Лоранса счастливым.

Он не сводил глаз со своей жены. Первый страх, что она смутится, споткнётся, перепутает все фигуры танца, развеялся как дым, едва Клементина ступила на паркет.

Лоранс вёл её по центру зала, смотрел в глаза и удивлялся теплу, разливающемуся у него в груди.

Клементина была прелестна!

Он думал, что она должна чувствовать себя неловко, ведь это был, кажется, первый настоящий бал в её жизни. Но не замечал ни малейшего свидетельства её смущения.

Клементина улыбалась, двигалась легко. С удивлявшей его непринуждённостью бойко реагировала на его реплики, и, казалось, совсем не следила за подсказками распорядителя танцев.

Когда музыка стихла и они вернулись к обществу, Клементина поддержала разговор с той же лёгкостью, с какой только что танцевала.

Лишь однажды де Лоранс был близок к тому, чтобы запаниковать. Молодой хлыщ, сын интенданта Брандона, спросил Клементину, правда ли, что балы в королевских дворцах несравненно роскошнее того, на котором теперь ей довелось присутствовать. Верно ли, спросил он, склоняясь к её уху, что придворные кавалеры в Париже более галантны? Они лучше танцуют? Их комплименты более изысканны? Он едва не касался губами её виска.

Клементина посмотрела на Лоранса, стоявшего рядом с ней и державшего её под руку.

И он испугался вдруг, что жена его – уж кто-кто, а он прекрасно знал её исключительную, нелепую её правдивость – сейчас начнёт рассказывать, что понятия не имеет, что там происходит при дворе. Скажет, что она всё детство прожила в деревне, плевалась вишнёвыми косточками и принимала роды у батюшкиных кобыл.