Я отвезу тебя домой. Книга вторая. Часть первая

*

Клементина перестала утягивать талию корсетом.

Она не покидала теперь дом, не набросив на плечи плаща, который немного скрывал её полноту, – благо погода как нельзя более этому способствовала.

По утрам, выходя в сумерки, чтобы отправиться на утреннюю службу, прятала руки в муфту из меха лисицы, сшитую всё той же Николь.

Начиная день с неизменной «Отче наш», прося защиты у Пресвятой Богородицы, повторяя за певчими «Небеса и земля наполнены Твоей Благодатью и Славой», она чувствовала себя почти счастливой.

Опускалась на деревянную скамью. Шептала, коленопреклонённая:

– Pater noster qui in celis es, sanctificetur nomen tuum…

Памятные с младенчества слова эти возвращали ей покой. Она смотрела перед собой, в полутьму, где блестел золотом алтарь, на парящую над ним деревянную голубку, и всё старалась проникнуться любовью – к этой непонятной стране, этому городу, этим людям, творившим рядом с ней молитву.

*

В церковь её часто сопровождал Этьен Рамболь.

После того как «Целестину» поставили на ремонт в сухой док, он не находил себе в городе места от скуки.

– Вас очень огорчает то, что придётся зимовать в Квебеке? – спрашивала Клементина.

– Да, очень.

Он отвечал спокойно, но лицо его при этом слегка кривилось, отчего делалось по-детски обиженным.

– У меня и без этих сложностей было не так много шансов получить разрешение на брак с моей избранницей. А уж теперь… Боюсь, пока мы тут будем прохлаждаться, дожидаясь навигации, шансов не останется совсем.

Клементина не знала, чем его утешить. Но она находила удовольствие в его обществе. И ей казалось, что и он не возражает против того, чтобы время от времени составлять ей компанию.

*

Северак и Лоранс изнуряли себя службой. Они с утра до вечера пропадали в казармах, выматывали подчинённых бесконечными упражнениями. Военные занятия эти, впрочем, представлялись Клементине игрой. Вокруг царил мир, и ей казалось, что так будет всегда.

После утренней мессы, когда солнце было уже высоко, она – иногда одна, иногда в сопровождении Рамболя или Клодин – отправлялась на прогулку. То спускалась к реке, то, пройдя узенькими улочками, тропинками, ведущими между деревянными изгородями, – стена, окружающая город, не была сплошной – выходила за пределы города, пересекала ручей, поднималась на холмы. Там, прямо за холмами, начинался лес. Не те островки зелени, что встречались в черте города, а настоящий лес – густой, дикий, наполненный шёпотом деревьев, ароматом грибов, жухлой травы и чего-то ещё, чему Клементина никак не могла найти названия.

Ещё многоцветный, раскрашенный во все цвета осени, он манил Клементину к себе, как прежний – тихий лес из её детства. Тот наполнял её энергией, давал силы.

Глядя с холма на яркий, пятнистый океан осенней листвы, расстилавшийся перед ней, она всякий раз вздыхала, мечтая вырваться туда хотя бы ненадолго.

Между тем, город готовился к зиме. Рыночные дни стали особенно оживлёнными. В городе забивали скот. Охотники везли добытую дичь, выкладывали туши на прилавки, торговались бойко и умело. Прямо на земле, у прилавков, горой лежали тыквы. Стояли, вывернув наружу нутро, мешки с бобовыми.

Хозяйки заполняли погреба дичью и мясом домашних животных.

На кухнях работали не покладая рук. Кухарки сушили, вялили, тушили мясо. Закладывали заготовленное в корзины, заливали жиром, спускали в погреба. Запасали на зиму овощи.

Клодин пристально следила за всем. Ни одной мелочи не упускала. Каждое утро сообщала с важностью, чем именно придётся им заниматься.

– Пора закладывать репу на хранение, – говорила торжественно. – Подморозит её – поздно будет.

– Сегодня черёд моркови…

– Я, мадам, подготовила место в подвале для тыквы. Пора отправлять за ней мужчин.

Клементина относилась к словам девушки внимательно. Училась.

*

Однажды Клодин явилась в гостиную, возмущённо упёрла острые кулачки в бока:

– Я и предположить не могла!.. – воскликнула. – В доме почти нет лекарственных сборов. Чем это вы собираетесь лечиться сами да домашних лечить?

Увидев озадаченный вид госпожи, махнула рукой:

– Ладно, чего уж… Кое о чём я сама позабочусь. Но и вы, госпожа, подумайте. Ночные холода – всё одно! – землю выморозили, травы все попортили. Так нам бы кореньев хоть насобирать, да ягод… Вот, к примеру, жёнушкиной травы[1 - жёнушкина трава или мичелла – считалась одним из лучших средств подготовки организма женщины к предстоящим родам] – вам ведь пригодится не сегодня-завтра. Можно, конечно, у монахинь поспрашивать да у знахарок, а всё лучше дома своё иметь.

– Где растёт эта твоя трава? – спросила Клементина.

– В березняке, что за холмами, и растёт, – ответила, пожимая плечами, Клодин. – Сходим завтра, если погода будет.

Осознав, что за ягодами придётся идти в лес, Клементина только что в ладоши не захлопала – так обрадовалась. Девушка же только головой покачала.

– Ох, всё вам игры, госпожа.

*

Намерение женщин отправиться в лес в очередной раз вызвало неудовольствие де Лоранса. Он не желал, чтобы Клементина выходила за пределы городских стен. Но протестовать не стал. Спорить с женой у него не было ни сил, ни желания.

– Возьмите с собой хотя бы вашего драгоценного Рамболя, – сказал только. – Всё равно он изнемогает от безделья. А мне будет спокойнее.

Сказал и подумал – о каком покое он говорит?! В городе жизнь ещё казалась безмятежной, а в казармах уже поговаривали, что даже этому ненадёжному, хрупкому миру вот-вот придёт конец.

Несмотря на приближение зимы, на землях Новой Франции медленно, но неуклонно разгорался огонь войны. Могавки – из тех, что жили на границе с английскими территориями, – в очередной раз поссорились с индейцами племени оттава, что жили севернее. Оттава решили обратиться за помощью к алгонкинам, обитающим на землях Квебека. Те, последние, раздумывали пока. Но с каждым днём становилось всё более очевидно, что ссора эта так или иначе коснётся всех.

Обострению ситуации в немалой степени способствовала политика, проводимая новым военным губернатором – Клодом де Жерве. Молодой и горячий, он жаждал побед и не считался с потерями. Военные отряды, организовываемые им, объединяясь то с оттава, то с другими, враждующими с могавками племенами, нередко вступали в битвы с последними. И многие полагали, что ответа ирокезов долго ждать не придётся.

Чтобы не позволить ирокезам захватить себя врасплох, французы усилили охрану города. Часовых из добровольцев-фермеров, прежде чаще всего выставляемых на вышках, теперь заменили на часовых-военных. И стрелков, дежуривших на постах, удвоили. На всякий случай.

Оливье де Лоранс и Северак, и раньше проводившие на плацу со своими отрядами много времени, теперь и вовсе стали приходить домой только поужинать и выспаться.

– С этими мальчишками каши не сваришь, – бурчал де Лоранс, взглядывая коротко на жену. – Легкомысленные, жизнерадостные бездельники, а не солдаты.

Клементина не поддерживала разговор. Просто не находила слов.

А он и не настаивал на беседе. Отмечал только, что жена с каждым днём всё больше отдалялась от него. Всё меньше говорила. Всё что-то таила в себе.

Иногда оживлялась, правда, – когда Северак принимался рассказывать что-нибудь забавное. Откуда он это забавное брал, Оливье понять не мог. Но, отмечая, как расслаблялось, становилось мягче лицо Клементины, давил в себе раздражение. Не хотел ни спорить, ни выяснять отношения. Думал только, всё нелепо: и жизнь эта на краю света, и женитьба на непонятной, странной женщине.