Используя ледоруб в качестве молотка, я на какое-то время снижаю риск разрушения гвоздя ледобура. Рядом ввинчивается такой же шуруп.
Веревка… карабин… узел… Готово!
Сверху голос одного из команды:
– Что случилось? Ты цел?
В ответ – собственный крик:
– Оборвалось несколько промежуточных станций!!! Моя – последняя! Я закрепился, но веревку сильно выкручивает! Похоже, там что-то серьезное!!!
– Антон приказал проверить! Сможешь спуститься?
Черт возьми! Где найти силы? До нижнего звена метров пятьдесят. И что там сейчас? Нельзя забывать: мы в одной связке! Если не успокоить паникующих, они убьют всех нас.
– У тебя была одна веревка!!! Подстрахуешь?!!!
Через десять долгих секунд один конец плетеного шнура оказывается в руках. Мгновенно закрепляюсь на промежуточной страховочной станции, отстегиваюсь от общей веревки и обвязываюсь специальным узлом вокруг новой.
Отталкиваясь кошками, постепенно спускаюсь вдоль стенки, изо вех сил ловчась угадать очертания шедшего следом альпиниста. Следующий не знал, что происходит внизу, и за ним – тоже. Опускаюсь все ниже, метр за метром. Каждое движение предельно аккуратное, иначе можно ненароком толкнуть или поранить человека.
Как ни странно, дымка постепенно рассеивается под ногами. Прорезаются очертания товарища, третьего с конца. Он бледен, как снег, глаза неестественно сверкают. Ему не просто страшно, он на грани истерики. Опасное состояние. Он не должен был терять силы духа.
– Что случилось? – кричу ему в самое ухо.
Усилившийся ветер напомнил коварное нижнее течение реки, стягивающее ноги оковами холода, когда жилы немеют, и сведенные мышцы гирями тянут на дно. Поэтому туман рассеивается – его разгоняет предательский ветер.
Мужчина не отзывается. Смотрит на меня оторопело. Молчит.
Решаю проверить все сам. Спускаюсь еще на пару метров. Трос исчезает в остатках тумана. Кончик веревки колышется по ветру над головой. Внизу никого нет.
Что?! Как так?! Куда исчезли еще два человека?
Сколько ни вглядывался в далекое дно ущелья, никаких следов жизни. Останавливаю взгляд на веревке и все понимаю. Альпинист, кажется, осознал, куда я смотрю, потому что веревка закручивается, хаотично раскачивая перепуганного мужчину.
Пытаюсь скорее приблизиться к нему, чтобы спокойно поговорить. Он обрезал веревку не просто так. Значит, что-то здесь приключилось. Вероятно, была причина, принять… такое… решение. Необходимо как можно быстрее все выяснить и продолжить подъем.
Вдруг улавливаю недоброе колебание ветра у самого уха. Доля секунды. И… удар.
По одеревеневшему лицу полоснуло тремя лезвиями кошки. Горячее и липкое нечто стекает за воротник. Вся правая половина словно обожжена. Пахнет кровью. Правый глаз слегка зацепило. Едва не ослеп. Все, как в тумане. Левым зрачком подмечаю: тот разгоняется по принципу маятника – вновь попытается сбросить с веревки.
Отработанная реакция позволяет мне увернуться.
Без сомнения, мужик явно спятил. Нехватка кислорода, нечеловеческая усталость, страх за себя и ускользающее время доконали психику альпиниста, промёрзшего до костей, вбив клин между сознанием и бессознательным. Его разум потрошат самые невероятные фобии. Мужик дергается и скулит, силясь убить любого, кто попросту окажется рядом. Будь он в здравом уме, ему ничего не стоило бы перерезать веревку товарища, но в припадке ужаса перед подступающей к горлу смертью, он не в состоянии вернуть рассудок.
Веревка скрипит, и в один момент тело вновь кидает вниз на полметра. Закрепленный десять минут назад шуруп ледобура не выдерживает и выскакивает. Остается второй и последний. Долго ли он выдержит четырех ожидающих и одного невменяемого? А еще я сам… Моя веревка крепится к той же точке.
Мужик продолжает пинать воздух и рычать, как мелкая загнанная собачонка, не осознавая, что рискует разрушить единственное препятствие, ограждающее их от тотального срыва, и погубить себя в том числе.
Замахиваюсь корпусом ледоруба и вонзаю стальной кончик в лед. Нужно подняться чуть выше.
В голове – звенящая пустота. Ни единой эмоции. Даже боль ушла куда-то на задний план. Просто делаю, что должен. И все.
Ползу вверх по стене. Ледоруб обстоятельно врезается в скалу. Кошки не подведут.
Тот, другой, не может дотянуться до противоположной стены. Ему меня не достать.
Метр, второй, третий…
Барахтающийся уже подо мной.
Почему не приходят чувства? Где барабанная дробь в ушах? Все как-то неправильно.
Отталкиваюсь от стены и хватаюсь за общую веревку. На весу ее не обрубить ледорубом, приходится буквально рвать на волокна десятимиллиметровый крученый шнур зубчатым лезвием.
Под ногами крутится и визжит живой человек.
Хороший мужик. Последовательный, даже немного строгий, но внешне спокойный, неконфликтный. На вершине сдержанно улыбался, когда другие плясали и плакали от восторга. Антон, лидер группы, опасался брать его на вершину – легкая одышка немолодого альпиниста запросто могла перейти в массивный отек легких. Но мне отчего-то хотелось, чтобы он пошел. Не знаю, почему во мне возникло такое желание. Возможно, оттого, что он казался рассудительным и более скромным, чем парочка ребят надо мной. Не люблю, когда задают прорву глупых вопросов, когда вообще много болтают. Знаю: люди разные, и кто-то не умеет вовремя промолчать. Но ничего не могу с собой поделать. Я уважаю тишину.
Вот как смеется над нами гора: самого молчаливого человека она превращает в испуганного поросенка. Его вопли оглушают меня.
Нитка за ниткой выскакивают из общего веретена и торчат кучерявыми локонами с головы старой куклы. Когда шнур оборвется, мне необходимо успеть схватиться за край, иначе сила тяжести потянет меня вслед за потерявшим рассудок. Помню – меня страхуют, и мое тело пролетит всего метра три-четыре, но я закреплен на общей точке, и, когда страховочная веревка меня остановит, сила рывка, скорее всего, выбьет винт ледобура. Все наши усилия окажутся напрасными. Мы упадем.
Нужно успеть ухватиться.
Зрачки расширяются, когда я вижу, как оставшиеся волокна рвутся под тяжестью двух истощенных тел. Цепляюсь за верхний конец. Меня бросает вниз, но заиндевелые пальцы удерживаются, не отпускают.
Черт! В неразберихе выпускаю ледоруб. Без него я погиб. В воздухе ловлю его ладонью за клюв. Успеваю! Настоящий везунчик!
И тут глаза натыкаются на нечто, растворяющееся во мраке. Это вроде еще человек, но я уже знаю, что нет. Он – покойник. Крик обрывается. Уши вновь заполняются воем ветра и пустотой. Холодной, безжизненной, одинокой. Смерть – вот она, близко. Одно движение, и конец.
Меня начинает трясти. В голове застревает отвратительная идея, что мою веревку тоже кто-то распиливает. Меня тоже хотят убить. Я убил человека, значит, я заслуживаю ту же участь. Пальцы еле справляются с ношей. По спине бродят сотни тысяч мурашек.
«Я замерзаю, я падаю! Меня никто не спасет! Я один! Они убьют меня!»
Слышу, как начинаю скулить. Как собака, как поросенок…
О, боже!
«Стоп! Сейчас же возьми себя в руки! Не терять головы! Никто не желает твоей смерти! Вы в одной связке! Не смей подвести товарищей!»
«Я убил человека! Разрезал веревку!»
Чувство вины окатывает меня кипятком. Тело слишком устало, чтобы справиться с таким грузом.
«Оставь это до следующего раза! Сейчас нужно карабкаться! Муки совести – все потом! Иначе – смерть».
Дергаю несколько раз провисшую страховочную веревку. Мой страхующий поможет вскарабкаться к тому месту, где я был прикреплен менее часа назад. Все замерзли. Нужно выбираться.