Хорошо забытое старое

– Я доверчивый, начну ломиться, оглоблей не отмашешься, – засмеялся он, выразительно окинув взглядом мою фигуру.

Только тут я сообразила, что стою перед посторонним мужиком в полупрозрачной коротенькой маечке, и, ойкнув, отскочила за штору.

– Нечего было пялиться, – заметила я раздраженно, прикрывая окно.

Раздражалась я, в общем, напрасно – Лёнька мне нравился, неплохой парень, да и сосед отличный – за свой счет сделал ремонт в подъезде, обновил конуру для Дика, дорожку заасфальтировал. Денег у него было немало и он охотно делился ими со страждущими, особо не жмотясь, да и до дурацких приставаний не опускался, позволяя себе изредка лишь плосковатую шутку. Словом, не мужик – золото, жаль, что с некоторых пор мужчины меня не интересуют, как, впрочем, и женщины. Тяжко вздохнув, я вернулась в постель и заснула крепко, без сновидений.

На работу я, конечно же, опоздала. Проигнорировав почти осязаемое недовольство Тамары Ильиничны, прошла к своему столу и уселась за компьютер. Тут же подскочила растрепанная Ольга:

– О! А ты чего не накрашенная? Опять проспала?

– Опять, – созналась я виновато, – будильник выключила, решила ещё минутку полежать… Как всегда, короче. Пошли, кофе попьем.

Под уничтожающим взглядом коллеги, мы с Ольгой дружно встали и покинули кабинет, направляясь в закуток, где располагалось нечто похожее на кухню. Закуток этот был отгорожен дверями-купе, заказанными в мебельной компании, и, по сути, являлся большим шкафом, вмещающим в себя несколько полок, микроволновку, мини-холодильник, узкий столик и пару табуреток. Там мог с относительным комфортом разместиться один человек и совсем без комфорта – двое, стройных и не слишком привередливых, вроде нас с Ольгой. Пользуясь безграничным терпением начальства, мы с подружкой часто уединялись там и всласть сплетничали, попутно выпивая литры чая и поедая килограммы пирожных.

Я допила вторую чашку кофе и только тут заметила, что Ольга сегодня странно молчалива.

– Случилось чего? – спросила я недоуменно.

– Нет, нет, все нормально, – поспешно ответила подруга, просто так, мелочи…

– Со Стаськой что ли поссорилась?

– Поссорились – помиримся, – флегматично объявила Ольга, – я с ним уже восемь лет живу, из-за ерунды переживать не стану. Ты мне лучше вот что скажи, дорогая, на сколько лет того говнюка посадили, который тебя… это… в детстве…

– А что? – насторожилась я.

– Раз спрашиваю, значит надо. Ответь. На сколько?

– Пятнадцать лет. И что? Не хочешь ничего объяснить?

– Хочу. Сколько тебе сейчас, говоришь?

– Двадцать семь, – ответила я, холодея.

– То-то и оно, – вздохнула Ольга, как будто действительно не знала мой возраст. – Срок закончился у него или нет? Не узнавала?

– Оль, ты меня зачем сейчас пугаешь? Все давно забыто, быльем поросло. Да и потом, сколько у него таких как я, было? – завершила я жалобно.

– Не знаю, сколько было, но посадили из-за тебя, – напомнила подруга безжалостно, – в общем, на, читани, голуба моя, – Ольга протянула мне тонкий белый конверт. – И знай, вскрыла я чужое письмо исключительно по дурости, ну и из интереса, конечно. Вот, думаю, Иринка – коза, ей здесь записочки любовные пишут, а она молчит. Вот и полюбопытствовала.

Я взяла простой, без обратного адреса, конверт, на котором не было ничего, кроме моей фамилии и названия фирмы, да только головой покачала – он был аккуратно вскрыт. На обычном компьютерном листе напечатано только одна строчка: «Уже скоро, девочка. Я скоро вернусь. Жди».

Я замерла. Кровь мигом отхлынула от лица и в висящем напротив зеркале отразилась белая как снег физиономия с огромными глазами-плошками. Кислород закончился – я не могла ни выдохнуть, ни вздохнуть, беззвучно шевеля губами. Только где-то на заднем плане, словно фон в кинофильме слышался встревоженный подружкин голос:

– Ирин, ты чего? Эй! Иринка! Вот блин, попали. Где-то корвалол был… Эй, отомри уже, у меня нервы слабые.

– Нормально, – сипло отозвалась я.

– Блин, покурить бы надо. Пошли-ка на улицу.

– Ты же не куришь, – напомнила я безучастно, но Ольга только рукой махнула:

– Как без сигарет, когда такие дела творятся?

На ходу бросив Тамаре Ильиничне: «Мы на перекур!», Ольга потянула меня в ближайшую закусочную, где все страждущие покупали сигареты, за неимением поблизости крупных супермаркетов и табачных ларьков.

– Коньяка принесите, – попросила Ольга, купив сигареты – и лимончика сделайте, пожевать.

– С работы вылетим, – предостерегла я, – против алкоголя особо не протестуя, но подруга, по обыкновению, отмахнулась и закурила.

Принесли коньяк. Ольга, не мешкая, разлила его по бокалам, один из которых протянула мне. Выпили молча, не чокаясь.

– Будто за упокой, – констатировала я мрачно, подруга, вздрогнула и подавилась дымом:

– Тьфу ты, дура, накаркаешь. Ты подумай, может это от кого другого письмо? Почему сразу… Кто еще мог его написать?

– Кто-кто, конь в пальто. Это он, Оль, я уверена. Он, когда меня в тот подвал тащил, так называл – «девочка, девочка», и там, ну…, когда все делал тоже, все время «девочка». Я слово это терпеть теперь не могу. Да и не общаюсь я ни с кем, ты же знаешь.

– Вдруг это не тебе письмо! – выдала она фантастическое предположение.

– Да уж, с моей-то фамилией.

– Ладно, о работе и речи быть не может, – деловито возразила подруга, доставая телефон, – сейчас я своему однокласснику позвоню, он в ментовке работает. Поедешь, напишешь заявление.

– Какое заявление? Ты в своем уме? О чем заявлять? – повысила я голос. Коньяк подействовал волшебным образом, паника куда-то прошла, сменившись странным спокойствием, даже безразличием, и оставив после себя легкую головную боль, на которую я тут же пожаловалась.

– Это недогон! – резюмировала Ольга, после чего мы дружно приналегли на коньяк.

К чести подруги, следует заметить, что, в отличие от меня, она не просто вульгарно наливалась алкоголем, а ещё и развила бурную деятельность – позвонила начальнику и рассказала ему увлекательную, и даже захватывающую историю о том, по какой причине мы не сможем сегодня больше прийти на работу. Правда, на Ольгу коньяк тоже действовал, хоть и в меньшей степени, оттого, причину я, как не старалась, уловить не смогла – история вышла несколько путанной. Затем она назначила встречу какому-то Серёже, вызвала такси и споро меня в него запихала, засунув обеим в рот по мятной жвачке и на ходу инструктируя:

– Никто не должен догадаться, что мы пили! Да чего там выпили – ерунда, по сто грамм, можно сказать, для храбрости.

По моим подсчетам, выпили мы никак не меньше, чем полторы бутылки, сто граммов в которых содержаться никак не могло, и я, сморщившись, достала телефон. В телефоне имелся калькулятор, без которого подсчитать сколько было выпито коньяка не представлялось возможным. В душу закралось страшное подозрение – кто-то из нас двоих уже пьяный, и чтобы отогнать его, я вяло проговорила:

– Какой же всё-таки божественный это напиток – коньяк, принял и – бац, уже и не страшно, и жизнь потихоньку налаживается. Пожалуй, что я запросто могла бы стать алкоголичкой. Только представь, Оль, какая жизнь у них… неспешная. Жаль, что я не люблю горькое.

– Ирка, ты несешь чушь.

– Я не Ирка, – обиделась я и тут же пожаловалась, – вата какая-то в голове.

– Соберись, тряпка! – развеселилась подруга, которой коньяк только добавил бодрости. – Ты не забыла, тебе угрожает сексуальный маньяк?

Перехватив взгляд ошалевшего таксиста, я слабо проблеяла:

– Подружка шутит.

– Шучу. Чес. слово, – подтвердила она и принялась вполголоса наставлять меня что следует говорить всемогущему менту Серёже, который защитит нас от всех навалившихся бед.