Маша

– Как ваша нога? – спросила я Рому.

Он посмотрел сначала на свои ноги, потом перевел удивленный взгляд на меня:

– Какая нога?

Максим устало вздохнул, провел рукой по своему лицу с легкой щетиной и ответил брату:

– Никакая. Пока ждал Машу, сидел мечтал, чтобы ты сломал себе ногу, или обе, а еще лучше сам весь по частям рассыпался.

Рома с горьким вздохом покачал головой, подошел ко мне и обнимая меня в знак приветствия, шепнул на ухо:

– Ну и попала ты, подруга. Беги от него, пока не поздно, – после чего громко и с улыбкой сказал: – Добро пожаловать к нам в семью!

– Руки убери от нее. По-братски, – это была открытая угроза в голосе со стороны Максима. Его глаза стали чернее ночи и метали молнии. Цвет его глаз, оказывается, менялся, в зависимости от его настроения. Если он злился, они темнели. Мы с его братом переглянулись, и Рома от меня отступил на шаг.

Мы зашли во двор, и я застыла от восхищения. Как же здесь было красиво! По сравнению с этим домом, мой был жалкой разваливающейся халупой. Широкий двор был выложен из природного декоративного камня светло-желтоватого цвета, под широким навесом из металлопрофиля стояли две дорогие машины. Вдали находилась беседка, вся увитая зеленой листвой и по кругу засаженная цветами разных сортов. Представляя, какая там царит красота, когда летом цветы распускаются, и источают насыщенную композицию смешанных ароматов. Будь у меня такая беседка, я бы с нее не вылезала, засев, пока солнце не сядет, с интересной книгой в руках. К входной двери дома вели широкие ступени, обрамленные с двух сторон аркой. По бокам от нее стояли две большие клумбы, в каждой были посажены кусты плетистой розы, которые вились по арке вверх. Сама же арка тоже была покрыта прозрачным поликарбонатом.

Их дом был большим и двухэтажным, сложенным из белого кирпича, и создающим впечатление сказочного замка, увитого розами. Мои глаза впитывали всю эту красоту. Я любила все прекрасное и старалась всегда отобразить это в своих стихах.

Из дома вышел отец Ромы и Максима, и тоже с искренней теплотой в голосе поздоровался со мной. И даже сделал комплимент, от которого я зарделась.

Но в семью так радушно меня приняли только Рома и отец братьев – Андрей Михайлович. Мама Максима, то есть Лёши – Светлана Евгеньевна, отнеслась ко мне с таким презрением, что хотелось провалиться сквозь землю от ее взгляда.

В отличии от большинства женщин, мама братьев была достаточно высокой, но не выше мужчин ее семьи. У нее были короткие черные, как смоль, волосы, зачесанные назад, и при этом открывающие правильные черты лица. Тонкая талия, полные губы и синие холодные глаза.

Рома очень сильно был похож на мать чертами лица, разрезом глаз и темной шевелюрой. У Андрея Михайловича тоже были темные волосы. От отца Рома унаследовал только губы, которые были большими и тонкими, что немного портило его внешность, из красавца превращая просто в симпатичного парня.

Максим же на родителей совсем не походил. Он был выше отца и брата на полголовы, имел карий цвет глаз и такие красиво и четко очерченные губы, которых в семье не было ни у кого. И при этом был блондином, что вообще создавало впечатление, что он не принадлежит этому роду, где все остальные друг на друга так похожи. И именно он был любимчиком у матери, если судить по тому обожанию, с которым Светлана Евгеньевна смотрела на своего младшего сынка.

Внутри дом вызывал еще больший восторг. В нем было много дорогих ковров, кожаной мебели и других предметов роскоши. Огромный зал украшала люстра огромного размера, приковывая к себе взгляд, когда лучи солнца из больших окон попадали на стеклянные ромбики, создавая на них немыслимую, по красоте, игру цветовых гамм.

– Прошу вас, проходите, – ледяным тоном проговорила Светлана Евгеньевна и жестом руки показала направление, куда нам всем нужно идти. При этом бросив критичный взгляд на меня и мою одежду, презрительно скривив губы. Сама же она выглядела элегантно в белом платье до колен без рукавов, опоясанным красным кожаным тонким ремешком. На ногах были лакированные туфли, такого же цвета, что и ремешок. Весь ее вид выдавал в ней представителя элиты: осанка, плавные движения рук, речь. Этому невозможно научиться. Это врожденное. Переданное с молоком матери.

Ее окружала аура сильных мира сего, рожденных управлять и повелевать людьми одним лишь высокомерным взглядом и легким движением руки. Такой же аурой обладал и Максим. Только в его выделялось еще древнее мужское начало, призванное завоевывать и покорять. Пожалуй, только это их с матерью и объединяло.

Хозяйка привела нас на кухню. И было понятно, что это ее любимое местечко в доме. Все было оформлено дорого и со вкусом.

– Садитесь, прошу вас, – тем же холодным тоном сказала она, но смотрела при этом только на меня и обращалась только ко мне, – Чай, кофе?

Я пожала плечами:

– Мне все равно. Я все употребляю.

– Как интересно, – протянула мать моего будущего мужа. А может и не мужа. Я уже начала приводить свой план в исполнение. Его задача – сделать все от меня зависящее, чтоб родители Максима не только заставили его отказаться от свадьбы, но и запретили ко мне приближаться на киллометр. И если все пройдет гладко, а я не сомневалась в успехе, поглядывая на Светлану Евгеньевну и ковыряя ногтем ее дорогую скатерть на столе, то уже сегодня я полностью освобожусь от Максима.

Сделав всем чаю, и только лишь мне одной кофе, тем самым выделив меня, и указав мне где в этой семье мое место, Светлана Евгеньевна, с нескрываемым раздражением, в гробовом молчании грохнула перед моим носом кружку с кофе, при этом умудрившись не пролить ни капли на дорогую скатерть.

Сев, как королева, на стул напротив меня, она буравила меня взглядом, прежде чем произнести, обращаясь ко мне:

– Италия.

– Что? – не поняла я.

– Скатерть, говорю, из Италии.

– А, – протянула я, и спрятала руки под стол, – Я в этом не разбираюсь. Я дальше села, где жила моя бабушка по маме, никуда не ездила. И то, была там еще совсем маленькой. Помню, потому что бабушка заставляла кидать ягоды рябины в самогон, когда его варила, а я стояла рядом. Да и вообще она советовала мне кидать больше фруктов. Я до сих пор помню, – гордо закончила я.

Аристократичное лицо Светланы Евгеньевны изменилось в презрительной гримасе:

– Какая прелесть, – протянула она, – что именно это твое самое яркое воспоминание из детства.

– Нет, есть и другие, но они не очень подходят к беседе за столом. Я думаю, вам не интересно будет слушать про моего дедушку, который когда выпивал бабушкиной бражки, всегда начинал такие "коники вычебучивать", хоть стой, хоть падай, – я широко открыла рот и так наигранно громко захохотала, что сама удивилась, как у меня так вышло. Таким звукам даже лошадь позавидовала бы.

Все лица этой благородной элитной семьи повернулись в мою сторону, выражая серьезность и шоковое удивление. Я перестала смеяться, громко икнув, и уткнулась в чашку с кофе, всасывая его так, что этот звук самой мне показался слишком громким в тишине кухни.

– Горячий, сука, – скривилась я.

Рома уронил ложку, которой размешивал сахар в чашке, на стол, лицо Светланы Евгеньевны пошло красными пятнами, а Максим, напротив, старался сдержать смех, хотя его губы постоянно хотели растянуться в улыбке, наблюдая за мной.

Я никогда в жизни за столом себя так не вела, но мне нужно было, чтобы Светлана Евгеньевна от знакомства с такой "будущей невестой" пришла в полный ужас и потеряла дар речи. Эти сливки общества такого еще не видели, а я ведь только начала.

Посмотрим, как чопорные аристократы протерпят меня хотя бы час.

Проблема состояла только в том, что Максим посадил меня рядом с собой, что, практически, лишало меня воздуха. Я боялась взять в руки чашку с кофе, чтобы случайно не пролить его на себя. Кисти рук дрожали, и я все никак не могла побороть эту дрожь.

Видимо, до Светланы Евгеньевны наконец дошло, какую катастрофу в моем лице для их семьи привел в дом ее младший сын, и она начала задавать мне вопросы.

Вот тут такое началось! На все, что бы она не спросила, я отвечала честно, что-то приукрашивая или вообще несла полную ересь, уповая на то, что мать отговорит любимого сыночка от этой проклятой свадьбы.

– Кто твоя семья?

– По вашим меркам – никто. Папа мой инженером был, – я полезла пальцем в кружку с кофе, – ворсинка, сука, попала, – глупо улыбнулась я и вытерла палец об свитер.

Света побелела.

– А мать?

– Мамаша у меня, конечно, не подарок, но уже радует, что не буянит, когда выпьет или ширнется. А сестрица та еще проказница, – наклонившись к Свете, я подставила ладонь к своему рту, делая вид, что хочу поделиться с ней большим секретом, – если вам нужен будет совет, как ублажить Андрея Михайловича – смело обращайтесь к ней. Она родственнице не откажет. Поверьте, в ее опытности не сомневается весь город. Она профи в плане секса. Изучила камасутру вдоль и поперек. Однажды мы с ней поспорили, у кого самый маленький член в городе, прикиньте! – я хихикнула, – Она знает почти все размеры нашего мужского населения. Конечно, сестрица выиграла спор. Но я ж не дебилка ей верить на слово. Мне нужны были доказательства. Она привела эту обделенную особь к нам домой. Там действительно что-то болталось, но я не уверена, что это не был просто большой прыщ. Мне его так жалко стало, что я его обняла, и мы расплакались. До сих пор без слез не могу вспоминать, – и я наигранно шмыгнула носом.

Света посерела. Рома и Андрей Михайлович сидели, застыв и не отрывая от меня взгляда.

Я почесала в ухе, поковырялась пальцем в носу, погрызла ноготь и еще раз глуповато улыбнулась.

– На что вы живете? – был следующий вопрос моей, надеюсь, не будущей свекрови.

– Если погода хорошая, я бутылки собираю и иду сдавать. Там же и "бэчики" можно найти. Самокрутку скрутил, и вуаля, товар готов. Ходовой, между прочим товар, – я помахала пальчиком перед носом Светланы Евгеньевны.

– А если плохая погода?