Печать Каульмэ

Через час с небольшим Лавр остановил извозчика на Козельской. Бросив ему монету, он направился к ручью, от которого исходило знакомое свечение.

– Лав-рей-тий Эд-му-нич! – старый тролль, возникший из полумрака, почтительно кивнул. – Не ож-дал вас так с-оро ув-дить.

Гурявин похлопал тролля по плечу, что тому ужасно польстило, а потом задал один-единственный вопрос:

– Маргарита сегодня работает?

– О-о-о-о… Да-а-а-а… – ответил тролль. Он явно знал, о ком говорил магистр.

– Что ж, в таком случае я к ней наведаюсь.

– До-бро пож-лвать в эта… в Давир!

В западной столице была всего лишь одна Тень, не охраняемая стражами, а во всем мире их насчитывалось не больше двух дюжин. За их охрану отвечали могучие каменные тролли, подчинявшиеся напрямую комиссии Верховной палаты. Попрощавшись, впрочем, ненадолго, с троллем, Лавр прошел во врата и сразу оказался на улице, которая вряд ли могла сравниться с аллеями какого-нибудь Летнего султанского дворца.

По сравнению с Мун-су эта Тень была очень маленькой: всего пять улиц с однотипными в большинстве своем строениями; каменные здания с деревянными надстройками и красными черепичными крышами. Единственным строением, которое действительно выделялось среди прочих, был замок Саантас, выстроенный в самой высокой точке Давира. Кроме осин, здесь не росло никаких деревьев, а вот кустарников и всевозможных трав было в избытке.

Главным образом подобные этой Тени выделялись среди других тем, что местные жители могли беспрепятственно выходить в так называемый «большой мир». Они сами мало чем отличались от людей, ну а те, кто все-таки отличался, прекрасно маскировались. Как и везде, тут были и свои правила: к примеру, выносить из Тени то, чего нет, и никогда не было в большом мире, строжайше запрещено.

Выделялся Давир еще и тем, что тут почти всегда шел дождь, а посему здесь невозможно было не вспомнить о баронессе Ильо. Еще на заре своего правления в Тени она распорядилась установить навесы над тротуарными дорожками по всей длине улиц. Естественно, жители оценили заботу своей владычицы о них, и теперь главная улица, по которой шел Гурявин, носило ее имя. Когда магистр впервые появился в Давире, ему подумалось, что для человека или дриады, кем, собственно, и являлась баронесса Ильо, не нужно совершать подвигов, достаточно угодить своим подданным.

Цирюльня Маргариты находилась в самом центре этой самой улицы, и как всегда, у нее было полно клиентов.

Лавр взбежал на крыльцо по ступенькам, открыл стеклянную дверцу.

– Добро пожаловать, Лаврентий Эдмундович!

– Здравствуйте, Лаврентий Эдмундович!

– Рады вас снова видеть, Лаврентий Эдмундович!

Гурявин кивал в знак приветствия посетителям и прекрасным, без преувеличения, работницам цирюльни. Эльфийки отвечали ему многозначительными улыбками и провожали взглядами больших зеленых глаз.

– Лавр? Вот уж не ожидала тебя увидеть так скоро! – Маргарита проговорила эти слова с некой издевкой. Она встретила магистра в дверях своего кабинета; медного цвета волосы скрывали под собой половину ее лица. Но ни одна прическа не могла спрятать ее внутреннее состояние. – Да, жизнь странная штука, и опасная ко всему! – добавила дриада, аккуратно коснувшись рваного шрама на левой щеке. – Проходи, располагайся.

Гурявин прошел в кабинет. Отказавшись от бокала вина, он устроился у арочного окна, за которым раскинулся маленький аккуратный садик с цветущими рододендронами.

– Если не хочешь выпить со мной, расскажи, кто поставил тебе этот кошмарный синяк?

– Сначала ты! – Лавр сложил руки на груди, оперся о стену. – Кто это с тобой так жестоко обошелся?

– Долгая история… – дриада залпом осушила остатки красного вина в своем бокале и наполнила его снова.

– Я никуда не тороплюсь.

– Тогда садись в кресло, дай я тебя побрею, а то выглядишь как какой-нибудь дремучий орк.

Лавр кивнул. Несмотря на то, что внешне он был полностью спокоен, внутри него начинался шторм.

– Год назад, почти сразу после того, как ты таинственным образом исчез, в Давире появился незнакомец. – Маргарита усадила магистра в удобное кресло и, смотря на него в отражении зеркала, продолжила: – Он наводил справки о некоем Кристиане.

При упоминании этого имени Гурявин нахмурился.

– Не дергайся, ты же не хочешь, чтобы я случайно перерезала тебе горло? Так вот, конечно, я сказала, что слыхом не слыхивала ни о каком Кристиане, и что мне нет дела ни до кого, кроме своих клиентов. Не знаю, поверил он мне или нет, но после нашего разговора он исчез. Я и думать о нем забыла и почти целый год жила своей обычной жизнью, пока месяц назад он снова не появился.

– Это он сделал с тобой?

– Не дергайся! Да. Он подстерег меня возле дома, я ничего не смогла сделать. Совсем ничего, понимаешь? – Маргарита с полминуты помолчала. – Но я не об этом хотела сказать. – Кристиан, это тот самый безумец, который призвал демона, что разрушил несколько номеров в гостинице на Академической и которого ты затем отправил в лечебницу. Верно? Мне кажется, скоро что-то произойдет… произойдет что-то страшное! Когда тот незнакомец подстерег меня, он просто наблюдал, как я барахтаюсь в воздухе, и смеялся, ну а эти шрамы мне оставил демон, возникший из ниоткуда. Береги себя, Лавр… и нас, если получится, – сказала дриада, закончив с бритьем.

Глава седьмая

Вишневый проспект, 17:36 (год назад или чуть больше)

– Как вы себя чувствуете, Лаврентий Эдмундович?

– Не хуже чем до начала процедуры, если вас это интересует, Виктор Иваныч, – ответил магистр.

– Ощущаете какие-либо изменения?

– Нет. Если не считать легкого головокружения, профессор. – Гурявин подался вперед, разминая руки и плечи. Несколько часов он провел на кушетке почти не двигаясь, пока печатник из второго отдела занимался своей работой. За последние полгода на теле магистра, на локтях и спине, появились новые печати в виде замысловатых татуировок, сообщающихся между собой едва заметными линиями.

– Я вам крайне благодарен, Виктор, за возможность присутствовать при процессе нанесения столь сложной печати, как Апоп.

– Меня вам благодарить не за что, Ермак Васильевич, – ответил мастер-печатник профессору. – При всем моем желании, без разрешения магистра вас бы не оказалось в предоставленном мне кабинете.

– О, само собой, разумеется! – проговорил Кощин.

– Но вы безусловно правы, печать весьма сложная и состоит сразу из трех важных фрагментов, каждый из которых также является печатью. Первую процедуру, так сказать, мы провели с магистром семь месяцев назад. Если мне не изменяет память, это было в Париже.

– Так и есть, – подтвердил Гурявин.

– Признаться, я не припомню случая на своем веку, чтобы использовалась печать Апопа. – Кощин опустился в удобное кожаное кресло, зажег папиросу. – А вы, коллега, что вы скажете?

– Я, конечно, знал о ней, она представлена во втором алфавите Сыргина. И, конечно, мне доводилось ее наносить, но лишь в сугубо практических целях. – Мастер-печатник тщательно вымыл руки, затем налил в высокий стакан воды из графина, добавив туда несколько капель густой жидкости, подал его Гурявину. – Выпейте, Лаврентий Эдмундович, вам сразу станет легче.

Магистр седьмого класса последовал совету Виктора, двумя мощными глотками осушил содержимое стакана. Горькая, принявшая розоватый цвет жидкость имела, тем не менее, приятное послевкусие.

– Чувствуете легкий вкус миндаля? Да? Это хорошо. – Мастер-печатник вернулся к своим инструментам. – Второй сеанс мы провели в столице, около трех месяцев назад, и вот заключительный фрагмент нанесен. Теперь ваш сон должен многократно улучшиться, Лаврентий Эдмундович. А что до кошмаров, то тут вряд ли что-либо можно сделать.