Сказание о двух братьях и неведомой Руси

Былая решимость уступила место тени сомнения, и Олег продолжал блуждать по городищу на пути к кузнице пока, выйдя на главную улицу, не встретил Радомира, деловито едущего к Детинцу вместе со своим отцом на двух вороных конях. Радомир в свою очередь заметил Олега и козырнул рукой, держащей плетку, снабдив обидный жест издевательской ухмылкой. Все внутри старшего брата закипело, и он решительно повернул к кузнице, перейдя на быстрый шаг. Перед заветной дверью он опять застыл в колебаниях и наконец, собравшись с духом, вошел в кузницу.

Работа, как всегда, кипела, дядя Аскольд и младший брат закладывали в домницу древесный уголь и железную руду. Дядя улыбнулся, подошел и крепко обнял Олега. Потом они все вместе приступили к варке железа и просторная кузница наполнилась жарой, мужскими окриками и потом разгоряченных человеческих тел. Когда выплавка и проковка были успешно завершены, все уселись на долгожданный перекус. Дядя разломил каравай хлеба и налил по чарке свежего холодного молока. Светозар самозабвенно крутил в руках кованные узоры животных, которые дядя Аскольд ради забавы выковал для младшего племянника, но от внимания дяди не могло ускользнуть напряженное выражение лица старшего, и он поспешил спросить:

– Какая дума гнетёт твою головушку? Ты сегодня сам на себя не похож.

Олег немного вздрогнул от вопроса, так как еще с самого утра безуспешно силился найти правильные слова, обыгрывая разные варианты, чтобы первым начать разговор.

– Дядя, братишка, я принял решение покинуть дом, наш городище и отправиться в стольный град, Великий Новгород, а там найти себя, поступить на службу.

Олег хотел произнести все весело и легко будто речь шла о пустяке и плевом деле, но слова предательски медленно выползали из уст. Он посмотрел на дядю, чтобы по лицу прочитать, что тот думает, не сердится ли. Добродушное выражение глаз дяди Аскольда нисколько не изменилось и по нему можно было сказать, что он ожидал чего-то в этом духе.

– И как давно ты терзаешься таким решением? Когда задумался об отъезде? – спокойно спросил он.

– Наверное, как год уже, но последние события укрепили мою решимость. Оставаться здесь более я не могу – выпалил Олег, коря себя за то, что соврал со сроком.

Дядя Аскольд улыбнулся мягкой, но печальной улыбкой, хлопнул своими ручищами по коленям и, опершись на них, резко выпрямился во всю свою огромную стать. Он попросил Светозара присмотреть за затухающими углями в печи и предложил Олегу выйти с ним на прогулку, чтобы все подробно обсудить:

– Хорошо мыслить я могу только на ногах, да еще когда свободно дышится полной грудью.

До самого поля они шли молча. Дядя неспеша переваливался с одной ноги на другую, а Олег коротал время, срывая уже набухающие колосья пшеницы, тер их между ладоней пока шелуха не отлетала от зерен и забрасывал потом в рот, с удовольствием пережевывая сладкую кашицу. Он хорошо знал, что дядя любил подолгу обдумывать сказанное.

– Как-то давно я говорил тебе, что не всегда жил и ремесленничал здесь кузнецом. Ногами я порядочно истоптал матушку Русь и потому не в назидание тебе, а как добрый совет хочу предупредить, что быть одному это тяжелая доля и тебе придется несладко. Проложить свою дорогу по жизни надо и бороться за это право – долг каждого мужчины. Только вопрос когда вступить на этот путь, готов ли ты, с кем и как пойдешь по нему? А бывает встанешь на перепутье и если свернешь не туда, дашь слабину, то потом будет очень трудно вернуться назад – Дядя Аскольд чеканил слова в такт своих размеренных шагов и звучали они как всегда убедительно – Здесь мы пока еще можем защитить тебя от жестокости и подлости, а уйдешь, уже нет. Мне было бы спокойнее если ты еще на пару лет задержишься с нами, возмужаешь и окрепнешь духом. Возможно ты еще не готов встать на свой путь и, самое главное, остаться верным своему выбору.

– Дядя, я благодарен за твои слова, ты воспитал меня и всегда переживаешь, но с подлостью, несправедливостью я и здесь сталкиваюсь каждый день. Возьми Радомира и его приятелей. Что за паршивая свора?! Что он без покровительства отца? Разгуливают всегда вместе самыми важными в городище и притесняют всех остальных парней просто потому, что некому дать им отпор. Слова им не скажи. Разве это правильно? А то, что меня воевода в дружину не принимает из-за отца. Это ли не человеческая подлость? Бесит, что я ничего не могу с этим сделать – Олег пнул колосья пшеницы ногой, давая волю своим чувствам.

Пройдя с десяток шагов, он добавил:

– Я и сам не уверен, не знаю как сложится мой путь и какой он вообще должен быть. Но ты же мне не откажешь в упорстве и настойчивости, дядя? У меня есть убеждения и твердость в словах и данных мною обещаниях. Да, будет трудно и я не обманываю себя в ожиданиях, но не сделав шаг не осилишь дорогу, правда же, дядя? А в опасный момент я не спасую, не оступлюсь. Это я про себя знаю.

На этих словах дядя Аскольд обхватил Олега за плечи, притянул к себе и произнес, рассмеявшись:

– Даа, в упорстве ни тебе, ни Светозару не откажешь. В этом вы в нашу породу. Сам привык доводить любое дело до конца, прежде чем приступить к новому. Насчет Радомира… Ведаю о вашем давнишнем противостоянии и разделяю твое отношение к нему и его отцу, многие действия и порядки которого я не одобряю, но скажи не считаешь ли ты, что в этом противоборстве ты сделал все что мог? Сейчас отступить, хлопнуть дверью, уйти – это и есть свернуть с пути, прогнуться перед трудностями. Все ли ты способы попробовал? Все ли ключи подобрал от этой двери? Думал ли ты об этом?

В глазах Олега горел задор и с он с чувством ответил:

– Много думал об этом я, дядя, и потому хочу уехать, чтобы потом обязательно вернуть должок Радомиру и его своре. Я не бросаю эту дверь, а лишь хочу совершить маневр и поискать правильные ключи не в Снежинграде. А потом вскрыть этот замок, еще лучше разрубить его. Здесь все крутится вокруг воли посадника, и я не вижу себе достойного поприща. Одни шугаются меня, памятуя видимо отца, другие втихаря поддерживают и может общаются только во многом из-за тебя, а так и совсем бы не стали. Как я не стараюсь, чувствую себя изгоем.

Дядя тяжело вздохнул и все также неспеша они пошли дальше по дороге.

– Гнев твой праведный, но никогда не одобрял я чувство мести и желание устроить возмездие за старые обиды. Помнишь зимой мы часто играли в игру «царь горы». Так вот на этой горе царю всегда одиноко. По праву сильного он туда забрался, но рядом с собой ему уже никого не поставить, ни друзей, ни родных, ни соратников и потому любому правителю приходится ох как тоскливо. Запомни это и никогда, я надеюсь, ты не испытаешь бремя этой ноши. Потому не надо считать себя изгоем и подумай над тем, что возможно отцу Радомира пусто и тревожно живется в княжеских палатах, зная, что многие из старейшин и купеческой знати жаждут оказаться на его месте, свалить его с царской горы. Самые одинокие они там, а не мы. Некому им доверять и поговорить по душам.

– Верно дядя, я как раз хочу найти друзей по себе, соратников с такими же взглядами и устремлениями, знаниями, чтобы вместе терзать любимое поприще, идти на подвиги и свершения. Жажду применить себя в деле плечом к плечу с простыми парнями как я, которые бы всем сердцем желали перемен, справедливости и причастности к чему-то большему чем простая жизнь ремесленника и пахаря – горячился Олег.

– Многие великие дела и подвиги оборачиваются для простых людей большим горем и тяжелыми испытаниями. Держи это напутствие при себе – вставил дядя Аскольд.

Он остановился, окинул взглядом простиравшееся поле и ближайший косогор, по которому стелилась вечерняя мгла, мягко рукой развернул старшего племянника, приглашая идти домой. Добрую половину обратного пути они двигались в безмолвии.

– Обрести друга, боевых товарищей, на кого ты мог бы опереться и которые стали бы тебе как родные это большая удача. Сожалею слышать, что тебе не удалось найти друзей, сплотить вокруг себя команду единомышленников в городище. Думаю, что тебе самому есть над чем подумать, почему так случилось. Списать на страх перед Радомиром и его сворой значит не найти правильного ключа от двери. Другие парни что-то не увидели в тебе, не нашли, не поверили? Должна быть толика твоей вины, что не объединил их вокруг себя. Извини, если мои слова больно задели тебя – участливо, но твердо заметил дядя Аскольд.

– Ничего дядя, я привык – уставший от разговора, грустно ответил Олег – Могу тебе сказать, что я честно старался, держал себя как центр другой силы и как мог противопоставлял шайке Радомира, не давая в обиду тех, с кем общался, защищая обиженных ими парней. Но ты видишь, что есть, то есть. Допускаю, что похоже усилий было недостаточно. Честно не понимаю, как надо было сделать по-другому. Я никогда не был главным заводилой, чтобы сыпать шуточками да прибаутками и всех веселить если этого от меня кто-то ждал.

– Слышу в голосе сожаление, но не стоит себя корить. В тебе много сил и ты хочешь применить их во благо. Это главное. И помни, что не надо спешить жить, у тебя будет все еще обязательно впереди, не торопи время – на этих словах дядя взял левую руку Олега в свою, накрыл другой, и с торжеством отчеканил своим басом – ну что же, чувствую, что тебя не переубедить с отъездом, а потому даю тебе свое добро. Но при одном условии, что первое время подсобишь моему старому другу в кузнечном деле. Есть у меня такой в Великом Новгороде. На месте осмотришься и решишь куда двинешься дальше.

– Как же я тебя люблю, дядя. Спасибо тебе за все – не выдержал Олег и со слезами на глазах крепко обнял дядю Аскольда.

– Полно тебе. Каждый птенец, оперившись, стремится вылететь из гнезда. А ты у меня тот еще ястреб. Ого-го, силушка! – дядя поднял руку племянника вверх и помахал её из стороны в сторону. Затем нахмурив брови, продолжил:

– С матерью твоей я сам переговорю завтра. Скажу, что отсылаю тебя на выучку, набираться опыта. Так будет легче это принять. Ты поэтому раньше вечера к ней не приставай с отъездом, чтобы дать время успокоиться. Светозар пока при ней и я думаю, что она должна будет дать тебе свое благословение.

– Век буду тебе благодарен, дядя – промолвил Олег.

Оба стояли неподвижно, дядя Аскольд медленно провёл своей рукой по светлым и прямым волосам Олега и могло показаться, что глаза у этого сурового, большого человека заблестели от появившихся на них капельках воды, заблестевших от сияния только что вышедшего на ночной небосвод молодого месяца.

Сборы и приготовления к отъезду заняли большую часть месяца. Дядя как и обещал переговорил с Изольдой и конечно же она не приняла новость об отъезде. Были и слезы и уговоры и молчаливое несогласие, но мало по малу мать смирилась с намерением старшего сына и заявила, что своего благословения не даст, но и препятствовать не будет. Дяде она признавалась, что с тяжелым сердцем гонит от себя плохие мысли, чтобы что-то не случилось бы с Олегом так же, как она потеряла мужа когда-то оставившего их ради лучшей жизни. Дядя Аскольд как мог утешал, убеждая, что молодого ястреба в гнезде не удержать и если запретить, то Олег сам убежит и не оставит никаких следов, а так лучше пусть он пробует на прочность новую жизнь под присмотром его близкого старого товарища. Этот довод, да и, пожалуй, решимость в глазах старшего сына сыграли решающую роль.

– Ладно, по крайней мере мой младшенький Светозар будет при мне – сдаваясь, уговаривала себя мать Изольда.

Вечером накануне отъезда два брата расположились на одной из нижних ветвей большого дуба. Олег так и не успел основательно рассказать про свой отъезд младшему брату и поэтому тяготился ощущением недосказанности. Он любил Светозара и переживал, что оставляет его так же, как когда-то их покинул отец и поэтому хотел найти особенные слова, чтобы братец понял его и не таил обиду. Олег помнил как долго не мог успокоиться, что никто толком не объяснил, почему ушел и как пропал отец, как он мучился тоской по нему и что внутри себя так и не принял, не простил отца. В последние дни Олега особенно остро стали терзать мысли, что по отношению к младшему брату он поступает очень похоже на то, как много лет назад сделал их отец тем более, что даже ему себе трудно объяснять куда и зачем он собрался.

Олег и Светозар срывали набухшие желуди и по очереди бросали их вдаль. Оба брата наслаждались тем, как от простого механического движения руки желудь по твоей воле устремляется на новое поселение в гущу травы и тем самым меняет свою судьбу.

– Сегодня ты мне не говоришь, что кидаешь дальше и точнее – заметил Светозар, отправляя очередной желудь в затяжной полет.

Олег перевел взгляд на брата:

– Нет, не говорю. Такой день, что не хочется бросать пустые слова на ветер.

– Олег, почему ты уходишь от нас? Почему не можешь остаться? – совсем серьезно спросил Светозар.

Старший брат не сразу ответил. Внимательно осматривая форму и поверхность каждого желудя, лежащих в руке, он бросил их все один за другим и тогда ответил:

– Мир, расстилающийся за поляной, на который ты смотришь – огромный и устроен по-разному. Как растут здесь дубы, а дальше к реке березовая роща, так и земли, города и порядки на Руси сильно различаются. Я хочу увидеть и узнать как бывает по другому. Бывает ли лучше? Кем и как это было придумано и исполнено? Тогда я смогу вернуться и построить лучше у нас.

– Ты ради нас хочешь нас оставить? – живо отреагировал Светозар.

– Сложно сказать делаю я это ради себя или для вас. Главное разобраться и найти что-то важное ради нас всех.

– Ты считаешь, что в других краях жизнь лучше? Люди более счастливые?

– Возможно где-то счастливее, а где-то и хуже. Вот посмотри братец – и Олег протянул пару сорванных желудей – Видишь, этот ровный и ладненький, а этот вымахал кривым и с непонятным наростом, а растут на одном дереве и должны быть все одинаковые. Издали все желуди кажутся один к одному, а если внимательно каждый рассмотреть, то будут отличаться. Так и я не хочу всю жизнь сидеть и держать в руке плохой желудь. Лучше буду искать такой как этот – ладненький и красивый. Понимаешь меня?

Олег с чувством посмотрел на Светозара, крутившего в руках полученный от старшего плохой желудь. Тот повертел его в руках три или четыре раза и, поднеся близко к лицу, стал осторожно соскребать черный нарост, расползшийся рядом со шляпкой.

– Смотри этот можно вылечить – заметил Светозар.

– А вырастет все-равно кривым раз уродился таким – слегка раздраженно ответил Олег.

Светозар выбросил этот желудь и произнес: