Начиная с пятого этажа пол занимал всю площадь, полностью отгораживая его от взоров обычных смертных снизу. Я успел заметить несколько бойниц или прорезей в стене, прежде чем меня увели еще выше.
Шестой этаж венчал главную башню; самый узкий, хотя и его суммарная площадь доходила, наверное, до трети футбольного поля. Здесь были и самые высокие потолки. Лестница уводила выше, к закрытой двери, скрывавшей – не иначе – вход на крышу. Но посмотреть и здесь было на что.
Сразу, как мы поднялись, я увидел четыре вполне аккуратные и прочные двери и пару широченных проемов, за которыми виднелось небо, и манил прохладный ветерок. Ближе к небу – проще дышать (насчет альпинистов утверждать не стал бы сразу). Там были огромные балконы, и, проводив меня прямо до одного из них, солдат кивнул головой, чтобы дальше я пошел один.
На балконе я сразу чуть не отскочил от неожиданности: в паре метров от меня стоял здоровенный гуманоид в броне, совершенно непохожей ни на одну из виденных ранее. Она вся как будто состояла из красного металла, белых рогов, черных шипов, желто-зеленых прожилок и бог еще знает чего. На этом существе был устрашающего вида шлем, немного напоминавший самурайский. В общем-то, своей пестротой, обилием ненужных выделяющихся деталей броня тоже смахивала на самурайскую. Трудно было сказать о комплекции этого гуманоида из-за столь пышных и навороченных доспехов, но он явно был и шире и, возможно, даже выше меня, что для местных карликов просто недостижимо ни при каких обстоятельствах. Очевидно, он здесь главный.
– Здравствуй, Евгений. Я Генерал, – начал он громко и вкрадчиво говорить мне прямо в мозг, слегка прикрыв глаза.
– Здравствуйте.
– Задавай вопросы.
Мне как-то поначалу показалось странноватым то, насколько разительна разница между теми, кого я считал дикарями внизу, и этим, можно сказать, воплощением… чего-то. Всего-то надо было на пять этажей, или метров на двадцать пять-тридцать подняться – и как будто другой мир!
– Они не дикари, – услышал он мои мысли. – Это все чингаре. Можешь так называть нашу расу. Все, кто располагается ниже – мои солдаты. Те, что тебя встретили, когда ты только сюда прибыл – обычные солдаты. Если выслужатся, могут стать сержантами и капитанами – ты со всеми уже сталкивался. Их легко отличить по обмундированию.
Все время казалось, что мне и говорить ничего не надо – вся информация и образы сами возникали в уме, так что я понимал, что он имеет в виду. Как и у того мужика в допросной – это действительно была телепатия – вещь сверхъестественная. А тем более – такого уровня и почти безупречного качества. Человечеству, по моим прогнозам, до такого уровня еще не меньше тысячи с лишним лет развиваться. Но, во-первых, это совсем другой мир, где может быть не так все, что угодно «должно быть». Во-вторых, я и на Земле сталкивался с зачатками похожих, не совсем обычных, а по сравнению с убогой повседневной жизнью, и вовсе немыслимых явлений, так что не стал слишком сильно удивляться. Я просто решил смириться с неизбежным фактом, что я пока тварь дрожащая по сравнению с ними, даже не смотря на то, что они более наглядные дикари, чем мы. Как всегда: я постарался быстро успокоиться, не позволяя себе делать столь желанные преждевременные суждения, а эмоциям – мешать; собрался и стал внимать его словам.
– Правильно. Ты все понимаешь. – Голос его был таким, будто им можно горы разрушать или заставить всех бегемотов с белыми медведями местами поменяться. Но в то же время, когда я расслабился, он звучал мягче и логичнее, что ли.
– У вас всегда так с гостями обращаются? Или мы пленные или подозреваемые в чем-то? – расхрабрился я, уже не пытаясь особо «телепатить».
– Считай это процессом инициации…
Прошла долгая пауза. Он ждал, какие эмоции я при этом буду испытывать, а я даже не знал, что мне испытывать.
– Мне так и звать вас, Генерал? – спросил я, то и дело моргая.
– Да.
– Вы и на расстоянии у кого угодно из разума любую информацию можете узнать?
– Да. Теперь я у тебя кое-что спрошу. Зачем ты вошел в червоточину? – он повернулся, и желтые глаза в прорези шлема с интересом вгляделись в меня. Сам факт подобного вопроса говорил либо о том, что в моем разуме эта информация слишком глубоко спрятана, и ее трудно четко сформулировать, либо ответ должен прозвучать скорее для меня.
– В каком-то смысле, мне больше некуда было идти. Я устал там жить. Я устал там существовать и выживать. Нигде раньше не был, и вот решил глянуть, что по эту сторону двери, пусть и рискуя жизнью.
– Ты знаешь эту девчонку, Юлию?
– Нет.
– Тогда почему заплатил за нее такую цену?
– Неизвестно сколько здесь землян, и каково мне было бы совсем без них. Тем более землянок… – Я улыбнулся глазами. – Хотелось с какой-то более радужной ноты и правильного выбора начать свое пребывание здесь.
– Долго пребывать собрался? – он спросил это безэмоционально, но стало немного забавно.
– До самого счастья.
– Будешь тренироваться, драться за меня. В Крепость заходить только за лечением, едой или когда я скажу. Будешь делать, что я скажу – скорее всего, не умрешь.
Я кивнул.
– Будете жить в палатках. Сержант у лестницы тебе объяснит простые команды на чингарийском, – с них наш язык и начнешь учить. Все, уходи.
Без промедлений я вышел к лестнице, где меня все это время ждал сержант.
Глава 2
Когда мы спустились, сержант на пальцах, худо-бедно, матерясь, крича и плюясь, как несдержанная истеричная баба, все же смог объяснить мне азы. Сразу вспомнились курсы вождения. Я теперь стал гордым знатоком таких чингарийских слов, как «вперед», «выше», «вправо», «влево», «уклон», «атака», «защита», «прыгать», «кувыркнуться», и так далее. Язык у них конечно… Не то что не испанский – дай бог на финно-мандаринский похож.
Однако можно было особо не улыбаться – меня уже ждала первая тренировка. Уже! Я даже ходить и дышать здесь не привык; я весь изрублен в лоскуты и лоскуты носил. При первом же резком движении швы разойдутся. Я надеялся, что в первый раз мне будут делать поблажки, потому что это просто невозможная задача, и даже эти гении должны были об этом догадываться.
Мне выдали поношенные солдатские доспехи со шлемом – самые простейшие, что я здесь видел: какая-то коричневая, спрессованная с чешуей, мехом или вообще каменной крошкой кожа, и в самых очевидных местах металлические щитки с уплотнителями. Меч тупой, потертый, исцарапанный, как и броня. Гарда маленькая, но хоть была. С одной стороны клинок ближе к гарде был совсем не наточен, специально, чтобы давить второй рукой. Еще дали щит. Что сказать: по-английски я бы называл его точно также.
Проводив меня на улицу, дикари встали по периметру яростно и часто обновляемого очерченного на земле круга диаметром метров в восемь и выставили перед собой щиты, чтобы отталкивать, если простора захочется. Меня вдруг взбесило, что я до сих пор не встретил Юльку. Я на горьком опыте убедился, что если в ближайшие день-два опять не увидеться с девушкой – можешь даже не надеяться когда-либо увидеть ее снова, – исчезнет похлеще Летучего голландца. И все равно, что ты ей отдашь: хоть мочку, хоть почку.
Я встал в центр круга с недовольной рожей и стал ждать, когда выйдет один из этих ухмыляющихся ничтожеств. Недолго ждал – первый тут же вышел и злобно нахмурился. Он начал атаковать. Первое время я тянул, и старался двигаться как можно более плавно, в основном за счет ног и пятой точки.
Парня это быстро разозлило, и он стал бить, не оставляя выбора. Я стал отбивать атаки щитом, пытаясь зайти за бок и сделать подсечку. Гаденыш постоянно убирал ноги с траектории. Зато каждый раз, когда он напирал на меня щитом, я отходил либо назад, либо в сторону. Ему с его силищей можно было вообще ничего не делать – только отбрасывать меня, и рано или поздно, я бы себе что-нибудь повредил.
Так и происходило с минуту-полторы. Два раза дикарь свалил меня с ног. Черт, падать здесь еще больнее! Один раз я, повинуясь инерции, с немыслимого, балетного разворота расцарапал его бедро. Ребята в круге тихо хихикнули. Это оппонента разозлило, и он начал яростнее бить мечом. Сначала я отбивал неуклюже, чтобы усыпить бдительность. Потом стал использовать обманные маневры и вырисовывать изгибающиеся траектории. Временами мне даже удавалось сделать по два ложных выпада перед одним, по-настоящему опасным.
Несколько раз мне кричали что-то вроде «меч выше!» и «атакуй!», когда я мешкал. Но все это не имело особого значения, потому что я, мало того, что был слабее, но еще вчерашние раны разошлись и я устал, жадно вдыхая воздух. Этому бугаю, разумеется – хоть бы хны.
В итоге, когда противник прорубил мою броню и слегка рассек от бедра до таза, скользнув по ребрам, я присел и наугад ударил тяжелым щитом вверх. Оказывается, он продолжал наступать, и благодаря длине своих никчемных культяпок и щита я чуть не врезал ему в челюсть. Но на деле я лишь слегка коснулся его подбородка.
Он разозлился, сбил мечом щит с пути, пнул меня в грудь и кинулся на лежачего с мечом. Я попытался сбить его коленом в бок. После нескольких неудачных попыток, мне закричали «сдавайся». В глазах помутилось, и я не сразу сообразил. Только через секунду увидел острие меча у горла и тогда энергично застучал ладонью по удивительно гладкой земле.
Как же, черт подери, я устал и запыхался – боялся, что сердце не выдержит. Опять. Бедное. Мне протянули руку и помогли встать. Дали минуты две на отдых, а затем стали показывать разные простые движения. И ими добили меня окончательно. Я старался вникнуть, заинтересоваться, чтобы не замечать мучений – повторял все, как актер, которому заплатили. Но вскоре они совсем перестали ухмыляться, ибо занятие стало скучным и вялым для всех присутствующих. Видимо, сначала достаточно было узнать, как я вообще держусь.
Даже я заметил ручейки крови, текущие по ноге, руке, да вообще повсюду. Мне поначалу хотелось сказать, что так себе из них учителя, но позже я понял, что не все так безнадежно. Хотя одному только Богу известно, что они от Юлии ожидали. Быть может, каждому свое: у меня была хоть какая-то сила, но не было выносливости и легкости, и я сильнее ранен; она, в принципе, могла рассчитывать на юркость, ловкость и скорость. Но опять же – из-за гравитации любым объектом махать тяжелее, и я не помнил, сколько точно месяцев нужно человеку, чтобы приспособиться к подобным изменениям.
В общем, тренировка отняла минут двадцать. Когда я уже делал уклоны, едва не падая, чингаре помотали головами и отпустили меня в Крепость на перевязку. На улице еще было светло, а я как будто всю ночь товар в магазине разгружал. Если бы с меня что-то упало, я бы это вряд ли заметил.
Доковыляв до центра площадки, я показал на раны и на пальцах спросил, где здесь перевязочная. Мне показали несложный путь в один из корпусов-отростков Крепости.
«Прекрасно, теперь и один из шаров изнутри увидеть доведется. Все больше нового открываю».
Найдя нужную дверь, я впервые увидел их женщин. Немного удивился, и тут же по лицу неконтролируемо растеклась улыбка. Такие они прикольные. Я и раньше, наверняка, мельком видел пару представительниц, но не успел рассмотреть. Здесь и так головой на триста шестьдесят градусов круглосуточно можно, а то и нужно крутить.
Чингарки тоже были серокожие, но, возможно, чуток светлее. Волосы у большинства были темные, вплоть до черных, как смоль. Росточком, естественно, небольшие, даже чуть ниже среднестатистических земных женщин, то есть для меня вообще гномы. Но зато и среднестатистический размер груди явно не отставал. Эта планета не сыграла злую шутку со своими жителями, в наглую нарушая незыблемый принцип баланса. И попки с бедрами, разумеется, были на уровне – здесь же всех и вся сжимает и заставляет напрягаться… Все это было нетрудно определить, ибо почти все девушки в больничном отделении были одеты в обтягивающие серо-красные платья до колен в китайском или японском стиле (смысл запоминать, если сами хозяева, держу пари, не разбираются). Ну и, разумеется, платья были с небольшими вырезами на груди, чтобы пациенты успокаивались побыстрей и помалкивали.
Когда они посмотрели на меня, мою улыбку, видимо, оценили не все. Либо просто серьезно относились к работе. В самом деле, чего улыбаться-то, когда кровь из тебя течет?
Меня попросили снять броню и сесть на стул, который был на удивление удобный, особливо по сравнению со «скамейкой» в холле. Я сидел в одних трусах, а вокруг меня хлопотали сразу три чингарки. Как минимум полторы из них были хороши личиком, и я уже как-то позабыл о ноющих конечностях, усталости, тленности бытия и вошел в состояние приятной истомы.
А еще мне сразу показалось, что здесь преобладают порядки патриархального характера. И, как ни парадоксально, патриархат дамам в чем-то удружил. Например, за счет того, что их не гоняли, как мужиков в плане драк и физических нагрузок, они не были венозными, а кожа на вид приходилась весьма нежной. Но разве имеем ли мы право утверждать, не убедившись несколько раз?