РУКОВОДСТВО по социальной медицине и психологии. Часть четвёртая. Частная социальная медицина и психология

Высеченный по приказу Трепова заключенный Боголюбов через два года умер в госпитале центральной тюрьмы в Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства».

Обстановка в России и без того была крайне напряженной, а шедшая тогда русско-турецкая война (1877- 1878), первые неудачи русских войск под Плевной вызывали еще большую неуверенность в своих силах военных; вместе с тем в России росли оппозиционные настроения. «Осень 1877 года, – писал А. Ф. Кони, – застала общество в самом удрученном состоянии. Хвастливые надежды, возлагавшиеся на нашу боевую силу… не осуществились… Политический кредит России за границей падал, а во внутренней ее жизни все замолкло, как будто всякая общественная деятельность прекратилась».

Время шло. В конце 1877 г. А. Ф. Кони был назначен председателем Петербургского окружного суда и 24 января 1878 г. вступил в должность. Судьбе было угодно сложиться так, что именно в этот день, т. е. в день вступления на новую должность, 24 января, произошло событие, в связи с которым имя А. Ф. Кони прочно вошло в историю России: утром выстрелом из пистолета ранен градоначальник Трепов. «Я, – вспоминал он позднее, – нашел у него в приемной массу чиновного и военного народа, разных сановников и полицейских, врачей. Старику только что произвели опыт извлечения пули, но опыт неудачный, так как, несмотря на повторение его затем, пуля осталась неизвлеченной. Тут же, в приемной, за длинным столом, против следователя и начальника сыскной полиции… сидела девушка среднего роста, с продолговатым бледным, нездоровым лицом и гладко зачесанными волосами… Это была Вера Засулич…

Событие 24 января произвело большое впечатление на всю Россию. Различные слои общества по-разному отнеслись к Засулич и Трепову. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления радовались покушению: «Поделом досталось!» А другие еще прибавляли: «Старому вору». Даже многие чины полиции затаенно злорадствовали против «Федьки», как они называли Трепова между собой. Сочувствия к Трепову было мало, а злорадства и насмешек – сколько угодно.

В статье «Процесс первой русской террористки» писали: «Впечатление от этого первого террористического акта было в Петербурге необычайно сильно, по крайней мере в либеральной его части. Все чувствовали, что этот выстрел кладет начало целой новой полосе революционной деятельности подпольных партий, и много надежд повсюду возлагалось на эту полосу».

На второй день после покушения Лопухину вручили телеграмму прокурора Одесской палаты, в которой сообщалось, что, по агентурным данным, «преступницу», стрелявшую в Трепова, зовут Усулич, а не Козловой, из чего следовало, что одесским революционным кружкам уже заранее было известно, кто должен был совершить покушение на Трепова. Но телеграмма была скрыта от следствия и суда. Министерство юстиции и органы следствия были настолько уверены в осуждении Засулич, что не приобщили к делу материалы о ее прошлом, в том числе о ее десятилетнем участии в тайных обществах.

А. Ф. Кони писал: «Всякий намек на политический характер из дела Засулич устранялся… с настойчивостью, просто странною со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожнейшим поводам. Я думаю, что Пален первоначально был искренне убежден в том, что тут нет политической окраски, и в этом смысле говорил с государем, но что потом, связанный этим разговором и, быть может, обманываемый Лопухиным, он уже затруднялся дать делу другое направление… из следствия было тщательно вытравлено все имевшее какой-либо политический оттенок… Лопухин кричал всюду, что министр юстиции столь уверен в суде присяжных, что смело передает ему такое дело, хотя мог бы изъять его путем особого высочайшего повеления… с легковесною поспешностью подготовлялся процесс, который должен был иметь во многих отношениях роковое значение для дальнейшего развития судебных учреждений».

Большинство одобряло передаваемые тогда из рук в руки стихи, тем самым выражая свои симпатии к Вере Засулич:

«Грянул выстрел-отомститель,

Опустился божий бич,

И упал градоправитель,

Как подстреленная дичь!»

«Мнения, – писал А. Ф. Кони, – горячо дебатируемые, разделялись: одни рукоплескали, другие сочувствовали, третьи не одобряли, но никто не видел в Засулич „мерзавку“, и, рассуждая разно о ее преступлении, никто, однако, не швырял грязью в преступницу и не обдавал ее злобной пеной всевозможных измышлений об ее отношениях к Боголюбову. Сечение его, принятое в свое время довольно индифферентно, было вновь вызвано к жизни пред равнодушным вообще, но впечатлительным в частностях обществом. Оно – это сечение – оживало со всеми подробностями, комментировалось как грубейшее проявление произвола, стояло перед глазами втайне пристыженного общества, как вчера совершенное, и горело на многих слабых, но честных сердцах, как свеженанесенная рана».

А. Ф. Кони получил распоряжение министра юстиции назначить дело к рассмотрению на 31 марта с участием присяжных заседателей. В кругах, близких к самодержавию, были и другие суждения, в частности высказывалось опасение, что присяжные очень чувствительны к отголоскам общественного мнения и что поспешное проведение процесса, вся нетвердость и переменчивость действий властей отразятся на присяжных. Верный столп русского самодержавия, наставник и воспитатель будущего императора Александра III К. П. Победоносцов писал наследнику: «Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, – это не шуточное дело».

В русском обществе в то время все больше и больше развивался скептицизм, особенно по поводу русско-турецкой войны. На окраинах России росло революционное движение. Уже к началу 1878 г. внутреннее положение России стало напряженным. Война усугубила бедствия и недовольство трудящихся. Участились крестьянские волнения и рабочие забастовки (с конца февраля до 20 марта в Петербурге продолжалась небывало крупная стачка на Новой Бумагопрядильне с участием 2 тыс. рабочих). В ответ царское правительство значительно увеличило полицейские силы, во всех губерниях специально для «политических» учреждалась сыскная часть, возрастали ассигнования на содержание жандармского корпуса. В этих условиях шла ускоренная подготовка к судебному процессу В. Засулич.

Уголовное дело поступило в суд. Был определен состав суда, обвинителем был назначен некто В. И. Жуковский, товарищ прокурора окружного суда, которого А. Ф. Кони характеризовал как работника умного, образованного и талантливого – «Мефистофеля петербургской прокуратуры», очень сильного и опасного обвинителя. Ему принадлежала фраза о различии между прокуратурой и администрацией, которая стала крылатой: «Мы всегда бьем стоячего, а она всегда – лежачего…». И. Жуковскому не понравилось предложение быть обвинителем на этом процессе, и он, ссылаясь на то, что преступление Засулич имеет политический характер и что, обвиняя ее, он, Жуковский, поставит в трудное и неприятное положение своего брата – эмигранта, живущего в Женеве, наотрез отказался от этой роли…»

«…В. Засулич отказывается от последнего слова. С согласия сторон А. Ф. Кони поставил перед присяжными три вопроса:

«Первый вопрос поставлен так: виновна ли Засулич в том, что, решившись отмстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее намерением генерал-адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого калибра; второй вопрос о том, что если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова; и третий вопрос о том, что если Засулич имела целью лишить жизни градоначальника Трепова, то сделала ли она все, что от нее зависело, для достижения этой цели, причем смерть не последовала от обстоятельств, от Засулич не зависевших».

В резюме А. Ф. Кони сказал:

«Вам была предоставлена возможность всесторонне рассмотреть настоящее дело, пред вами были открыты все обстоятельства, которые, по мнению сторон, должны были разъяснить сущность деяния подсудимой, – и суд имеет основание ожидать от вас приговора обдуманного и основанного на серьезной оценке имеющегося у вас материала».

И завершил так:

«Указания, которые я вам делал теперь, есть не что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор данных дела и приведение их в систему. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное слово поэтому важному, без сомнения, делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, глубокому, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести.

Если вы признаете подсудимую виновною по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. К ним относится все то, что обрисовывает перед вами личность виновного. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич».

Выступление председателя нацеливало присяжных на те выводы, которые вытекали из речи защитника.

Обращаясь к старшине присяжных заседателей, А. Ф. Кони сказал:

«Получите опросный лист. Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре вашем скажется тот „дух правды“, которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи». (Полностью это историческое обращение будет приведено ниже. – Е.С., Е.Ч.)

Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы «Браво! Ура! Молодцы!» – все слилось в один треск, и стоп, и вопль, все было возбуждено, все отдавалось какому-то бессознательному чувству радости. – так отреагировала публика на оправдательный приговор присяжных В. И. Засулич.

Многие обнимали друг друга, целовались, лезли через перила к Александрову и Засулич и поздравляли их. Адвоката качали, а затем на руках вынесли из зала суда и пронесли до Литейной улицы.

Вскоре Засулич выпустили из дома предварительного заключения. Она попала прямо в объятия толпы. Раздавались радостные крики, освобожденную подбрасывали вверх. В толпу вклинилась полиция, началась перестрелка… Засулич успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию.

Весть об оправдании В. Засулич с большим интересом была встречена не только в стране, но и за рубежом. Газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии и многих других стран дали подробную информацию о процессе. Во всех этих сообщениях наряду с Верой Засулич неизменно упоминались имена адвоката П. А. Александрова и председательствовавшего в процессе А. Ф. Кони.

Энергично реагировало на оправдание Засулич русское революционное народничество. Союз «Земля и воля» опубликовал прокламацию «К русскому обществу по поводу оправдания В. И. Засулич». В прокламации говорилось:

«31 марта 1878 г. для России начался пролог той великой исторической драмы, которая называется судом народа над правительством. Обвинительный акт – это вся русская история, на страницах не представляющая ничего, кроме батожья, палок, плетей и шпицрутенов, с одной стороны, и „ради государственных доходов“ – с другой… В этот день разрыв русского общества с правительством выразился de facto в здании окружного суда оправдательным приговором присяжных и поведением публики, аплодировавшей приговору. Присяжные отказались обвинить ту, которая решилась противопоставить насилию насилие, они отказались подписаться под политикою душения всякого самостоятельного проявления общественной мысли и жизни, – они открыто признали невиновность врагов существовавшего порядка. Этим ознаменовалось пробуждение нашей общественной жизни, а полиция и жандармерия не думали изменять своего обращения с публикой».

В статье «Два заседания комитета министров», опубликованной 8 апреля 1878 г., отмечалось: «31 марта проснулась и заговорила совесть в русском обществе, пробудилось в нем чувство человеческого достоинства». В этой же связи Н. К. Михайловский писал: «Историческое движение задержать нельзя. Общественные дела должны быть переданы в общественные руки».

(Подробнее смотри: Николай Троицкий «Безумство храбрых. Русские революционеры и карательная политика царизма. 1866—1882»)

Справка и литература

1. Вера Ивановна Засулич (1849—1919) – деятель русского революционного движения. Родилась в дворянской семье. В I867 г. в Москве закончила пансион и выдержала экзамен на учительницу. В 1868 г. переехала в Петербург и принимала участие в деятельности революционных кружков. В 1869—1871 гг. находилась в заключении в связи с нечаевским делом, а затем была в ссылке. С 1875 г. находилась на нелегальном положении. Член народнической группы киевских «бунтарей», после разгрома которой переехала в Петербург (1877).

24 января стреляла в петербургского градоначальника Трепова. После оправдательного приговора 31 марта эмигрировала. В 1879 г. возвратилась в Россию, примкнула к «Черному переделу», в 1886 г. вновь эмигрировала, была заграничным представителем «Красного Креста», «Народной воли». В 1883 г. перешла на позиции марксизма и вошла в состав группы «Освобождение труда», переводила произведения К. Маркса и Ф. Энгельса. В 1899 г. нелегально приезжала в Россию для установления связи с с. -д. группами. В 1900 г. вошла в состав редакции. «Искры» и «Зари».

На II съезде РСДРП (1903) примыкала к искровцам меньшинства; после съезда – один из лидеров меньшевизма. В годы реакции (1907—1910) – «ликвидатор». Во время первой мировой войны – социал-шовинист. В 1917 г. – член меньшевистской группы «Единство». В. И. Ленин резко критиковал меньшевистскую позицию В. Засулич, но высоко ценил ее прежние революционные заслуги, – См.: БСЭ, 1972, т.9, с. 1134—1135.

2. Первый вариант произведения А. Ф. Кони подготовил сразу же после процесса, в 1878 г., а переписано оно было для печати только в 1904—1906 гг. В 1920 г. Кони закончил «Вступление», в котором говорилось: «Нельзя не согласиться с французским историком… в том, что миссия истории состоит в собирании плодов с векового опыта и в передаче достижений человечества из поколения в поколение. Вот почему, смотря с этой точки зрения на мемуары и записи прошлого, я печатаю то, что написано мною 45 лет назад, не изменяя ни одного слова… Это – подлинные переживания тогдашнего председателя окружного суда… Этот документ был передан мною в Академию наук для опубликования через 50 лет после моей смерти. Но шаги истории в дни моей старости стали поспешнее, чем можно было это предвидеть, и в лихорадочном стремлении сломать старое ее деятели, быть может, скорее, чем я мог предполагать, будут нуждаться в справках о прошлом ради знакомства с опытом или ради понятной любознательности… Я не меняю ни одного слова, написанного 45 лет назад…» (Собр. соч., т. 2, с. 25). В 1913 г. Анатолий Федорович читал свои «Воспоминания…» в узком кругу друзей и юристов. (Первоначальный вариант этого произведения назывался «История дела Засулич») В печати произведение появилось лишь в 1933 г.

3. «Дело 193-х» рассматривалось в 1877—1878 гг. Особым присутствием Правительствующего сената. Оно началось в конце 1873 г. как дело о пропаганде и вскоре разрослось в ряд искусственно связанных между собой отдельных дел, возникших в 37 губерниях и в войске Донским[19 - См.: Кони А. Ф. Собр. соч., т. 2, с. 337.]. По данным Н. А. Троицкого, это был наиболее крупный политический процесс в царской России. Главные обвиняемые – Мышкин, Рогачев, Войнаральский, Ковалик. По процессу проходили также Желябов, Перовская, Морозов, Сажин и др. Среди подсудимых было 39 женщин. Число арестованных по «делу 193-х» превышало 4 тыс. Многие из них отбыли по нескольку лет предварительного одиночного заключения. К началу процесса 97 человек умерли или сошли с ума[20 - Троицкий Н. А. Безумство храбрых: Русские революционеры и карательная политика царизма. 1866—1882 гг. М.: Мысль, 1978, с. 71—131]. Подсудимые были участниками не менее 30 разных пропагандистских кружков. Но все они обвинялись в организации единого «преступного общества» с целью государственного переворота и «перерезания всех чиновников и зажиточных людей». Чтобы облегчить расправу над обвиняемыми, суд разбил их на 17 групп для раздельного разбирательства. Защита на «процессе 193-х» была представлена блестящей по составу группой прогрессивных адвокатов: В. Д. Спасович, Д. В. Стасов. П. А. Александров, Г. В. Бардовский, В. Л. Боровиковский, В. Н. Герард, Е. И. Утин и др. Для поддержания обвинения были вызваны 472 свидетеля. Но суд оказался не в силах выполнить волю царя и вынес мягкий приговор: из 190 подсудимых многие умерли или сошли с ума до суда и во время суда, 90 человек были оправданы и только 28 приговорены к каторге. Но Александр II санкционировал административную высылку 80 человек из числа оправданных.[21 - См.: Советская историческая энциклопедия. М., 1968, т. 11, с. 668—669.]

4. Федор Федорович Трепов (1803—1889), побочный сын Николая I, друг Александра II, отец двух сатрапов Николая II – Дмитрия Трепова (1855—1906), диктатора России в 1905 г., и Алексея Трепова (1862—1928), председателя Совета министров империи в 1915—1916 гг.

5. Голос минувшего, 1918, №7/9, с. 148, 149.

6. Морозов Н. А. Повести моей жизни. М.: Политиздат, 1962, т. 2, с. 196.

7. Голос минувшего, 1918, №7/9, с. 150.

8. Письма К. П. Победоносцева к Александру III. М., 1925, т. 1

9. Троицкий Н. А. Царизм под судом прогрессивной общественности, 1866—1895 гг. М.: Мысль, 1979, с. 152.

10. П. А. Александров, сын священника Орловской губернии, по прокурорской линии дослужился до должности товарища обер-прокурора уголовного кассационного департамента Сената; в знак протеста против гонений на печать в 1876 г. вышел в отставку и перешел в адвокатуру; вскоре на «процессе 193-х» приобрел известность как крупный адвокат. Александров обладал глубиной логического анализа и силой ядовитого сарказма. Внешними данными он не отличался: щуплая фигура, усеченное лицо, угловатый жест, гнусавый голос – все это не помешало ему стать оратором-громовержцем, который не знал себе равных среди русских судебных ораторов в умении пригвоздить своего противника на том самом месте, в котором застигал его на «нехорошем деле».[22 - Подробнее см.: Троицкий Н. А. Царизм под судом прогрессивной общественности, 1866—1895 гг. М.: Мысль, 1979, с. 190—191.]

11. Цит. по: Бух Н. К. Воспоминания. М., 1928, с. 162.

12. Письма Победоносцева к Александру III, т. 1, с. 120.

13. А. Л. Боровиковский (1844—1905) – юрист, поэт, товарищ прокурора Петербургского окружного суда, присяжный поверенный, обер-прокурор в Сенате.