Юность

– А то уж идите без меня: я лучше почитаю Бокля…

– Я уже взяла билеты!.. Поздно!.. Галерка, у барьера… Идем!

Мы вышли из театра. Я сердился на Игнатович и на себя, но покорно шел за спутницей: ведь она живет в одной комнате с Зоей…

– Нате билет!.. Рядом со мной… Надеюсь, вы довольны своей соседкой?

– Конечно, конечно…

– То-то!.. А, может-быть, вам хочется – рядом с Зоей?..

– Одинаково приятно…

– Тогда я посажу вас между нами… и посмотрю, куда вас больше притягивает…

– Вероятно, я буду больше всего смотреть на сцену…

– Хотите к нам?.. Ко мне! Я вас приглашаю. Другим нет дела…

– Дела нет, но… я не люблю делать неприятностей другим. Не пойду.

– Ну, проводите меня!

– Могу.

– Впрочем, если это вам не доставит удовольствия…

– Доставит.

– В таком случае разрешаю… Давайте… под-руку!.. Скользко. У меня – новые калоши. Насилу нашла: думала, потеряла…

– Что? Калоши?

– Перчатки!..

– Ааа…

– Вы очень рассеянны. Влюблены? да?

– Безнадежно.

– В кого? Быть может, дело поправимо?

Опять пристальный значительный взгляд. Невыносимо. И всё сношу без ропота, потому что Игнатович мне кажется теперь той ниточкой, за которую хватается утопающий…

– Ну, до скорого и приятного свидания!.. Сидим рядом. Я довольна.

– Да?.. Вы сильная: больно руку!

– Я люблю почувствовать пожатие. Не делайте вареной руки!.. Ну, вот так!..

Слава Богу, кончились мои муки… Кажется, она вполне убедилась, что именно в нее я влюблен и потому рассеян, смущен и грустен… Чёрт знает, как всё это странно и глупо выходит… Эх, Зоя, Зоя!..

Лучше пораньше придти и сесть на свое место, а то потом, когда Зоя будет сидеть уже, как-то труднее будет скрыть волнение, залезая меж ними на свое место. Пришел, когда еще зажигали люстры, и угрюмо и упорно засел в галерке, делая вид, что мне решительно всё равно, кто бы ни сел рядом. Будто, не знаю и не интересуюсь этим. Театр быстро наполнялся и оживал. Вокруг уже кишмя-кишела публика, и я вздрагивал спиной всякий раз, когда позади разыскивали места… Уже грянула увертюра, когда я почувствовал позади шорох платьев и знакомый аромат духов. Не знаю, скрыла Игнатович от Зои о нашей встрече или нет, но Зоя страшно смутилась и покраснела, когда увидала, что я – рядом.

– Ах… вот как!.. и вы…

– Судьба! – прошептал я со вздохом, но кто-то сердитым басом произнес позади: «прошу не болтать!» – и я замолк, усиленно впившись глазами на сцену. Я не знаю, видел ли я что-нибудь там, но грустная музыка оперы и нечаянные прикосновения к Зое уносили меня в небо и я переставал моментами чувствовать, кто я, где я и что кругом меня происходит. Что-то шептала мне Игнатович, но я смотрел и не понимал.

– Би-нокль! Что с вами?!.

Игнатович привалилась ко мне плечом, и я чувствовал, как ее кровь пригревала мне руку. Это мне было неприятно, но я боялся отодвинуться и нечаянно толкнуть Зою.

– Я вас не стесняю? – прошептала Игнатович и еще сильнее навалилась на мое плечо.

– Ничего…

– Прошу не болтать! – прогудел позади сердитый бас…

– Скажите пожалуйста… Как страшно! – огрызнулась Игнатович…

Упал занавес, загорелись люстры в зрительном зале, и я очнулся от сладостной истомы. Очнулся и почувствовал ужасную неловкость. Надо заговорить с Зоей. Как и о чем? Мельком взглянул в ее сторону: сидит неподвижно, с опущенными ресницами. Боже, как она прекрасна! Она стала еще лучше. Одна золотая коса лежит на груди, а другая за спиной. Подняла голову, вскинула ресницы и слегка улыбнулась…

– Вот и встретились!..

Сказала так просто и взглянула так ласково, словно ничего не случилось и всё было по старому.

– Я так давно искал…

– Что вы говорите там? – вмешалась Игнатович.

– Не верю! – сказала Зоя, и лицо ее вдруг потускнело и ресницы опустились и бросили тень под глазами.

– Чему не верите? – спросила Игнатович.

– Что Татьяна любила Евгения Онегина, – недовольно бросила Зоя и отвернулась, предоставив нас друг другу.

– Вот тебе раз! – с досадой заговорила Игнатович и, теребя меня за руку, стала доказывать, что Татьяна любила Онегина, а я стал противоречить:

– Если бы она любила по-настоящему, то она простила бы Евгению его ошибку и ничто не удержало бы ее разорвать все путы!

Зоя вскинула на меня грустные глаза и проговорила:

– Пропала вера в эту любовь. Что прошло, то – невозвратно…

– Неужели и вы поступили бы так же? – спросила Игнатович.

– Да. Я только не призналась бы, что всё еще люблю его…