Ермак. Том II

Таузан выложил перед ним парчу, ленту и клинок. В эту минуту вошли мурзы и Маметкул. Тайджи взял клинок, но Кучум сказал:

– Этот меч ханский!

Маметкул нахмурился, но сдержался. Мурзы и военачальники уселись полукругом перед лицом Кучума. И он сказал:

– Аллах посылает нам испытание. Из-за гор идут русские воины. Они хотят отнять у нас наши владения, рабов, лишить всего. Быть войне! Шлите гонцов с золотыми стрелами по всем рекам, городкам, улусам и юртам. Пусть наши данники спешат сюда, к Искеру. Воинов здесь ждет слава и почести. Мы побьем неверных и воевод их предадим мучительной казни. Маметкул, ты поведешь это войско! Ты лихой наездник и кровь Тайбуги, тебе – честь покарать дерзких!

Все молча выслушали приказ хана.

– Так будет, многомилостивый, как сказал ты! – встали и низко поклонились мурзаки, а с ними склонился до земли и Маметкул.

– А теперь идите! – кивнул хан на полог, и все степенно, пятясь к выходу, удалились из шатра. И как только скрылся последний мурзак за пологом, Кучум позвал:

– Юсуф!

Вошел раб, и хан повелел извлечь из сырой ямы-темницы русских.

В глубокой копани на дне сидели трое русских, обросших лохматыми бородами, в истлевших одеждах. Тайджи Маметкул привел их на аркане из набега на Пермскую землю. Полгода назад они выглядели богатырями, а сейчас шевелились тенями. Захвачены они были в поле. Один из них был горщик, добывал руду, второй пушкарь, а третий – солевар.

Ни угрозы хана, ни пытки не страшили их. Под бичами, исполосованные до костей, они молчали. Мурзаки выведывали у них короткие дороги в строгановские городки и в Чердынь. Синеглазый с льняными волосами усмехался и отвечал допросчику:

– Попробуй добраться сам, тогда все изведаешь!

Ослабевший от пыток, он плевал мурзаку в лицо.

Второго подвешивали за ноги и говорили:

– Ты, пушкарь, покажи, как стрелять из пушек, мы отпустим тебя и дадим коня!

– Не надо мне ни вашего коня, ни басурманских обещаний, я и так убегу, а пушками владеть не умею.

Ему выбили глаз, голова его покрылась струпьями от ран, но он молчал. Когда мурзак насмешливо спросил: «Русский, как тебя зовут?», он скривил губы и озорно ответил: «Зовут зовуткой, величают уткой…»

Солевару разорвали рот до ушей, но он все ругал уланов и грозил:

– Всех не перебьешь, а Кучума не спасешь. Солоно ему придется от Руси.

– Откуда знаешь, что сюда идут русские? – удивленно спросил допросчик.

– Ужо-тка знаю! – уклончиво ответил солевар.

Русских полонян почти не кормили и часто пытали. Они доживали последние дни. Уланы, которые стерегли их, всегда старались копьем разогнать их по разным углам узилища, чтобы своим дыханием они не согревали друг друга. Сегодня, в сырой октябрьский день, о них вспомнили, вытащили из ямы и привели к хану. Они не пали ниц и не просили пощады.

– Кто из вас пушкарь? – спросил Кучум.

Вперед выступил высокий одноглазый.

– Я – пушкарь.

– Ты можешь стрелять из пушек?

– Могу! – твердо ответил пленник.

– У меня есть пушки, и ты будешь стрелять из них! – Хан жадно потянулся к пленнику и пообещал: – Ты получишь волю.

Двое товарищей пытливо глядели на пушкаря: «Неужели предаст?»

– Сатана, купить хочешь? – вскричал он. – Ты хан, а глуп. Во всем твоем царстве не найдется богатств, чтобы купить одного русского. Хочешь, по твоей орде стрельну, ух, и стрельну!

– Юсуф! – дрожа от гнева, закричал Кучум. – Прочь ему голову!

– И на том спасибо, шакал! – Пушкарь сплюнул и, вскинув голову, вдруг заливисто запел:

Эй, да по горячим пескам,
По зеленым лужкам…

– Обезумел, – сказал хан. – А вы, что молчите? – спросил он двух оставшихся пленных.

– Казни и нас, змея лютая, а не то мы сами казним тебя! – Пленники дружно бросились вперед, но уланы быстро перехватили изможденных русских.

– А этих потоптать конями! – ткнул в них пальцем хан.

Русские с такой ненавистью посмотрели на Кучума, что тот задрожал весь и в страхе подумал: «Что за народ – русские? Они не побоялись Бату, разорили Золотую Орду, побили Казань, взяли Астрахань… Что за народ?..»

3

В Искер съехались татары, ханские мурзаки пригнали сюда вогулов и остяков. Из ишимских степей уланы привели табуны коней. Маметкул торопил седельщиков: он готовил к встрече с Ермаком сотни всадников. Во все он входил сам, так как понимал толк в конях, воинских уборах и снаряжении. Кучум говорил мурзакам:

– Это степной орленок! Я напущу его на русских. В его жилах течет кровь ханов, и потому он бесстрашен, храбр и умен!

На сером тонконогом коне Маметкула видели в Алемасове.

Здесь на холме черными пастями зияли землянки – закопченные кузницы, возле которых громоздились кучи ржавого железа и полосы неотделанной стали. Тянутое железо, так же как и сталь, привозили каждую весну в Сибирь запыленные, обожженные солнцем караваны из Лагора и Кутиса.

В узких проулках Алемасова оглушали шумом оружейные мастерские. Крохотные, полутемные, с вечно пылающими горнами, которые среди мрака казались приветливыми и манящими, они были забиты стальным ломом, оленьими и турьими рогами, моржовыми клыками. Тут выковывались клинки, мечи и острые кривые ножи, которые особенно любили татары. Их закаляли на века. Старинный мастер, оружейник Хасим, доводил их до совершенства, полировал и передавал не менее опытному граверу Юсуфу. Когда-то Юсуф был рабом в Бухаре, где постиг тайну гравюры. И сейчас, в глубокой старости, без очков, он насекал на сабельном клинке, отливающем синью, контур рисунка. Из медного котла, вделанного в горн, поднимались вредные зеленые испарения, смрад которых густо наполнял оружейную мастерскую. В котле кипела смола, затертая на прогорклом масле. Этот состав шел на травление орнаментов на клинке.

Тут же под оконцем, затянутым пузырем, трудились золотых дел умельцы – наколачивали на клинки золотые и серебряные рисунки. За верстаком, заваленном простыми ножами, долотами и шильем, старались косторезы, мастерившие чудесные эфесы для сабель.

Маметкула не интересовали тонкости мастерства. Он криком вызывал оружейников из мастерских. Морщась от вони, которую выделяли кипящие кислоты, он давал исход своему негодованию: жильной плетью беспощадно избивал старых оружейников и седельщиков. Горяча коня, грозил:

– Я растопчу вас, и тела ваши растаскают псы! Ленивцы, когда вы сделаете то, что приказано?

Мастера стояли перед ним на коленях:

– Тайджи, ты видишь, мы день и ночь трудимся у горнов и стараемся дать воинам крепкие клинки. Но что делать, если у каждого из нас только по паре рук.

– Отдайте все ваши силы и умение, но клинки принесите мне через три дня!..