Ермак. Том II

Ермак стоял на холме и хмуро разглядывал поле. Справа и слева лежали глубокие овражины, густо поросшие ольшаником. По ним пробирались казаки Иванки Кольца и Брязги. Пора бы уже тут быть, а их не было. В нагретом мареве все расплывалось, над истоптанным лугом плыли облака пыли. Издали, с бугра, все казалось непонятным и беспорядочным. Сумятицу дополняли беспрерывные крики татар и русских.

Бой затянулся, уже стало падать за Тобол солнце. И вдруг по набегавшей конной орде вспыхнули пищальные огни, раздался тяжкий топот и оглушительный вой и гул. С фланга ударили казаки. Ермак довольно крякнул и перекрестился: не подвели Кольцо и Брязга!

Поп Савва, который в обереженье остался подле атамана, видел, как крепко сжималась и разжималась на рукояти меча рука Ермака. Ноздри атамана раздувались. Не успел иерей опомниться, как Ермак сорвался с бугра и устремился в самую кипень.

– Куда, батьк-о-о! – заорал Савва, силясь его остановить.

Ермак не оглянулся. Широким, уверенным шагом шел он по полю, взрытому копытами.

Что тут делать? Знал удалый беглый поп, стань он на пути батьки с запретом – снесет тот сгоряча с него башку. Отсюда, с бугра, ему было видно, как вздымается и опускается тяжелый широкий меч атамана. С низко надвинутым шеломом, в кольчуге, стоял Ермак, словно вросший в землю, среди орды и рубил сплеча. Над ратным полем с граем вилось воронье. Их не пугал ни полет стрел, ни крики – запах мертвечины манил на пир. Карканье мешалось с неистовым воем татар, которые осиным роем окружили атамана. И углядел Савва, как в клубах пыли взвился аркан, ловко пущенный на плечи батьки.

– Все! – решил поп и от страшного смятенья на миг закрыл глаза. – Аминь! Что только будет с нами?..

Потом взглянул и с удивлением увидел, как батька схватил аркан, разорвал его и мечом стал прорубать дорогу к всаднику в латах.

– Ну и ну! Здорово! – выдохнул поп. – Это на царевича он! – Не мешкая, Савва выхватил меч и побежал на помощь к атаману.

– Бей супостатов! – исступленно кричал он и уже не помнил себя в воинственном пылу. И тут огромный татарин саданул его по башке окованной палицей. Все завертелось в глазах попа. И он рухнул на пропитанную кровью землю…

Когда Савва очнулся, все тело его дрожало от холода. Стуча зубами, он увидел над быльником красный ущербленный месяц, а перед собою – на кочке – дружинника, в груди которого торчала длинная стрела. Рядом, в чаще горькой полыни, сверкали два зеленых блуждающих огонька.

«Волк!» – сообразил Савва и нащупал меч.

Сколько времени он снова пролежал в забытьи, он не помнил. Очнулся второй раз, когда уже лежал у костра и услышал казачий говор. Над ним склонился Ермак и укоризненно промолвил:

– Эх, разудалая головушка, гулевой поп, ну, куда тебя погнало?

В суровом голосе батьки Савва уловил теплые нотки. Схватив руку атамана, он пожал ее:

– Не кори меня, батька, душа зашлась, не утерпел. А башка у меня крепкая, выдержит. Как же бой?

– Бой? – посерьезнел Ермак. – Что ж, бой один кончился. Завтра – другой!

Под утро через вересковые трясины, весь мокрый, изодранный и хмурый, приполз Хантазей. Его отвели к Ермаку.

– Садись! – ласково сказал батька. – Говори, что узнал.

Вогул уселся на землю. Глаза его слипались – он не спал три ночи.

– Был татарский стан, головни, пепел разметаны, – начал Хантазей. – След много, ой, как много! Узнал след вогулич, остяк, но больше татар. Пеших мало. За полем – белое дерево густо-густо, а дальсе долина, а в ней кони гогочут… И опять сел и полз, и опять слысу много коней, тысячи… Поскачут они сюда…

Ермак слушал сумрачно. Держался он прямо, хотя в теле чувствовалась усталость. Потом огладил бороду и задумался. В поле, укутанном туманом, протяжно выли волки.

– Уже успели набежать, проклятые! – очнулся он. – Своих подобрали?

– Подобрали, батько, и на струги перенесли, – ответил Мещеряк. – Пимен-кормщик при них за ведуна: раны омыл, мазями смазал, зельем присыпал. Тех, которые легли в бою, земле предали…

Одна за другой гасли звезды. Над Тоболом густой пеленой поднялся туман, пронизывала сырость.

– Скоро и рассвет! – проговорил Ермак и взглянул на Хантазея. Тот, свернувшись, крепко спал. Атаман взял свой кафтан и накинул на вогула. Неторопливо вышел из шатра.

Покойно было у него на душе. Только что кончился кровопролитный бой, унесший из дружины многих, и ожидался новый – еще более кровавый, а он, хотя и поглощенный воинской тревогой, чувствовал себя так, словно уже видел поражение татар и свою победу. Было это чувство от веры в свои силы, в непобедимость русских и от невозможности уйти от битвы и отступить. Спасение было в одном: в победе. И он твердо знал, что победит.

Ермак обошел стан. Костры погасли, подернулись пеплом. Казаки уже расселись подле казанов и укладисто ели. «Может быть, кто в последний раз насыщается, – подумал атаман, но сейчас же крепко решил: – Жива будет дружина! Дойдем до Искера, а там Русь поможет нам!»

Туман стал подниматься, таять, и над лесом зарделся восток. Где-то неподалеку дятел-хлопотун старательно долбил сухую лесину. Жизнь шла своим чередом.

Казаки заняли свои места, приготовили пищали. Лица у всех сосредоточены, суровы. Напряженно стерегут равнину, по которой снова вздыбится свирепая татарская орда. Сколько ее будет? Неужто не иссякнут ее силы?

На холмах пушкарь Петро выставил пушки. Калили на огне ядра, красными глазками светились зажженные фитили. Поп Савва ходил с повязанной головой, грозил:

– Ежели его, ирода, не уложили наши, узнаю. Истин бог, зубами глотку перегрызу. Усат и громаден, черт! Палица с оглоблю.

Синие облака разошлись, и на равнину легли светлые блики. Из дальнего края, как муравьи, двинулись люди. Они росли с каждым шагом.

– Пешая рать идет! – выкрикнул Брязга. – Браты, держись!

Выставив вперед копья, татары шли плотными молчаливыми рядами. Уже различались их смуглые, замкнутые лица. Еще сотня шагов, и начнется жутко-медленное сближение. Стало тихо. Странным казался на бранном поле птичий щебет – через минуту-другую здесь все наполнится злобой, стенаньем и кровью.

– Ползут, гады! – дрожа от возбуждения, возвестил Брязга.

Первый солнечный луч скользнул, и в ухе казака сверкнула серьга.

Но татары, удержанные невидимой рукой, вдруг остановились. Передовые присели, а за ними выступили лучники – на подбор крепкие воины – и уставили перед собой большие, выше человеческого роста, луки. Ветер свистел в натянутых тетивах. Выпущенная из такого лука, стрела насквозь пробивает человека.

– Браты, не страшись! Айда, врукопашную! – Брязга первым сорвался с места и побежал навстречу гудящей орде. Стрела с воем пронеслась мимо уха полусотника и сорвала мочку вместе с серьгой. – Гей-гуляй! – еще громче вскричал Богдашка и налетел на лучников, за ним навалились казаки. Они остервенело схватились врукопашную. Татары, не выдержав этого бешеного натиска, отбиваясь копьями и мечами, стали медленно отходить на середину равнины.

Ермак вскочил на коня и помчал вдоль поля. Он слышал, как за пешей татарской ратью ржут кони.

«Враз Маметкул напустится с конницей и станет рубать. Погоди ж ты!» – мысленно пригрозил Ермак. Он угадал намерение ханского племянника заманить казаков подальше в поле и растоптать копытами, порубить саблями.

Атаман огрел плетью резвого коня, тот рванулся и птицей понесся вдоль войска.

– Браты, поостерегись! Конница враз ударит. Рой землю, кройся в окоп! – кричал Ермак, и поле быстро бежало под конские копыта.

Казаки не погнались за лучниками, остановились и стали торопливо рыть тучный чернозем. Они углубляли ров заступами, копьями, руками выбрасывали влажные комья. Уходили в землю, а над ней синело небо, распевали жаворонки, ветерок доносил запах луговых трав и клейких березовых листьев.

Лучники, преследуемые полусотней Брязги, торопливо уходили к лесу. Ермак выхватил меч и огласил поле:

– Назад, полусотня!

Кипела кровь, разгоряченная схваткой, но Богдашка, унял ее и нехотя повернул вспять.

А там, впереди, по зеленому окоему быстро передвигались темные тени. Они сливались в одно целое и полумесяцем охватывали равнину. Из балочек, кустов, околков выкатывались всадники и пристраивались в конную лаву.

Ермак прислушался: возникший далеко впереди глухой топот стал приближаться. «Вот когда весточка Хантазея подтвердилась», – вспомнил о вогуле Ермак.

– Браты, из пищалей по орде, а после того провались в тартарары, а как проскочут – опять бей! – Атаман спрыгнул с седла и вместе с казаками засел в окоп.