Внутри

– Боится, я думаю. Он нарушил слово, данное Элу Торментусу.

– Ашес думает, что Торментус его убьет? – не без злорадства спрашиваю я.

– Хуже, – отвечает Ин. – Он боится, что Торментус пошлет рэкетиров в его ювелирный магазин. И честно говоря, поступок Ашеса, который ты меня заставил сделать, нелогичен с любой позиции. Сам Ашес теряет огромную выгоду в случае срыва поставки рабынь.

– Нелогичен? – изумляюсь я. – Очень даже логичен – он спас от расправы собственную дочь.

– Все равно нелогичен, если учесть отношение Ашеса к дочери. Кстати, его другую дочь, Клэр, кажется, выписывают из больницы. Клэр говорила ему, что Ривьера стрелял в нее, так что у Ашеса теперь есть надежда, что полиция Сан-Франциско вместо него разберется с Ривьерой.

– Не только. Он может передумать и вновь отправить какого-нибудь амбала к моей Сэнди.

Ин качает головой и с каким-то особенным удовольствием говорит:

– Не думаю. Я влез в голову Генри Ашеса с мыслью о дочери, как о чем-то невинным и священным. Я – довольно мощный призрак, поэтому мне не составило труда заставить Папочку принять чужую мысль, как собственное, я бы даже сказал христианское, откровение.

– Замечательно. Ашес теперь хороший?

– Глупый вопрос, особенно от человека, который уже умер. – Ин смеется. – Люди не делятся на хороших и плохих…

– Это очевидно, я имел в виду не самого Ашеса как такового, а его отношение к Сэнди.

– Ну… – Ин откашливается перед ответом. – Здесь сложно сказать. Если в ближайшее время твоего тестя не хватит… скажем так, сатанинское откровение, то он сделает все, что в его силах, чтобы уберечь твою Сэнди от беды.

Я думаю о неизвестном вторженце, внетелесном придурке, мальчике в зеркале и понимаю, что вероятность "сатанинского откровения" у Генри Ашеса "недостаточно мала".

Я хочу попасть в голову Сэнди, но, честно, не хочу быть выброшенным оттуда неизвестным вторженцем, не хочу лишний раз понимать свою слабость. Надо тренироваться на первом встречном – нет, на каждом встречном, чтобы самому выбрасывать любого призрака из головы.

– Жалеешь, что не можешь включить? – спрашивает Ин.

– Чего? – Я не сразу понимаю, что Ин имеет в виду телевизор. Наверное, я смотрел в темный экран, пока думал о своих проблемах.

– Я и при жизни его не смотрел, – отвечаю я Ину.

И думаю об интернете. Интересно, а можно покойникам путешествовать по всемирной паутине? Об этом я спрашиваю у Ина.

Тот смеется.

– Не пробуй, а то еще нарвешься на фаерволл – и прощай жизнь после смерти!

Простое любопытство сменяется тяжелыми мыслями. Мысли, мысли, мысли… Какой от них прок? Действие всегда полезнее. Вот только я умер, и по сути любое мое действие – это мысль.

– Нет, в интернете путешествовать нельзя, – говорит Ин, и говорит серьезно, будто бы и впрямь проникся моей унылой задумчивостью. – Но зато мы можем побывать на краю Вселенной…

– Можешь научить меня управлять телами? – прошу я у Ина. – Не в теории, а на практике.

Ин меняется в лице – как какая-нибудь седовласая дама, слышащая в свой адрес пошлые шутки.

– Олег, я не твой друг. Я пришел сообщить тебе, что выполнил твою просьбу. Я не пришел сюда за очередной.

– Не забывай, что все проклятия, предназначенные для тебя, лягут на мои плечи.

– И что?

– А то, что наша сделка несправедлива! – Я вспоминаю, как считал эту сделку взаимовыгодной, и тотчас предпочитаю об этом забыть. – Ты сделал всего одно, не самое сложное дело, а я на себя взял груз, который тебе даже тысячами моих выполненных просьб не уравнять. Я прошу тебя, – я срываюсь на крик, – НАУЧИ МЕНЯ УПРАВЛЯТЬ ТЕЛАМИ! ПОСЛЕ ЭТОГО ТЫ ОТ МЕНЯ НИ СЛОВА НЕ УСЛЫШИШЬ…

Перевожу дыхание и добавляю уже тише:

– Правда. Я получу все твои грехи, тебе нечего терять… и мне тоже…

Ин смотрит на меня, и смотрит непроницаемо, затем говорит:

– Звучит убедительно.

Затем плывет куда-то под пол. Я его не вижу, но слышу:

– Бог и дьявол играют в шахматы. Я лишь пешка в его игре. Ты тоже.

– Пешка может стать ферзем! – кричу я в пол.

Тишина. Затем спокойное:

– Нас уже убрали с доски…

Вздох.

– Увидимся во сне Олег. А может, не увидимся.

Кретин.

Не Ин. Ривьера.

Прошла, наверное, неделя, я не считал. Еще ни разу я не спал. Пытался управлять чужими телами, всю неделю, дни и ночи напролет, без перерывов. Разрывал сознание на сто, на двести частей… Бесполезно. Чего-то, видимо, мне не достает…

Ина я так и не видел – видел только Кина, и то случайно, и то мельком, я предпочел держаться от него подальше. Не хочу слышать нравоучений о проклятии, о нечеловеческом языке, а том, что нельзя "нелюдей" называть покойниками или призраками. Может, Кин во всем этом и прав, вот только мне нужна уверенность в том, к чему я отчаянно стремлюсь, а мудрые речи Кина могут эту уверенность сбить с ног.

Кретин.

Не Кин. Ривьера.

Я плыву за Ривьерой и своей Сэнди в здании какого-то супермаркета. Ривьера втянул в себя дорожки три, не меньше – он неуместно энергичный, дерганный, в общем, все его поведение говорит о пристрастии к наркотикам. То, что Ривьера торчок, меня не волнует – меня волнует, что он своими наркомански-бледными руками трогает творчески-бледное тело Сэнди, трогает и лезет целоваться. Сэнди, что печально, не возражает. В ее голове вторженец – я уже успел проверить.

У Ривьеры звонит телефон. Он смотрит на Сэнди и спрашивает:

– Хочешь послать ее нахуй?

Мужчина с мини-холодильником в руках оборачивается на ругательство. Я узнаю этого мужчину – его жена застрелилась по прихоти внетелесного придурка, застрелилась на моих еще моргающих глазах.

Я перемещаюсь в его голову.