Лугры

Лугры
Евгений Грушко

Кто прочтёт эту книгу, тот совершит увлекательное путешествие в мир лугров, хруллей и сморков… и узнает ответ, как победить зло, не став при этом злодеем. Кто прочтёт эту книгу, тот станет добрым навсегда.

Лугры

Евгений Грушко

© Евгений Грушко, 2018

ISBN 978-5-4490-4803-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА ПЕРВАЯ

С давних пор в прекрасных землях Лугрии жил лесной народ лугров. Это был работящий и мирный народ. Лугры выращивали капусту, ставили капканы на кротоликов и охотились на свирепых клыкорогов.

С древних времён они любили давать друг другу весёлые имена, такие как: Дырчик и Выпуклышь, Бололо и Лолобо, Круглобок и Лолобок, Ложкаед и Ухожуй, Криводуй и Лоботук, Кривоход и Бровиход… но в последнее время они встречались всё реже. И хоть лугры к именам стали относиться посерьёзней, но фамилии остались прежние. А было их несколько: Мордобомсы и Дуболомсы, Жлобсы и Пожирамсы, Обломсы и Побирамсы. Фамилии эти появились очень давно. И уже мало кто помнил почему. Но всё же можно было услышать, как кто-нибудь говорил:

– Пожирамсы мы сегодня или нет?

Или:

– Да не будь ты таким Жлобсом!

Мордобомсов старались держаться стороной. Потому что в их роду был странный обычай, который они называли «маленький мордобойчик». Жлобсы хоть и стеснялись своей фамилии, но всё же считали, что лучше быть Жлобсом, чем Обломсом. Обломсы же кричали, мол, зато они не Побирамсы! А Побирамсы успокаивали себя мыслью, что они с чистой совестью.

Но как бы ни спорили представители разных фамилий, все уважали кузнеца Дорофея из рода Мордобомсов. Молва о нём шла по всей округе. А любили и уважали его за то, что он помогал всем, кто обращался к нему за помощью. И как добропорядочный семьянин он был примером для подражания. У него была хозяйственная жена Элеса и смышлёный сын Мирек. И вот о нём-то и пойдёт наш рассказ.

Сколько ему было лет, никто не знал, потому что лугры не привыкли считать свои года. Но прошлой осенью Мирек заметил, что его кожа стала менять цвет, и это означало, что он начал взрослеть. Как известно, молодые лугры – совсем зелёные, так что в лесной чаще их и не разглядишь. Но чем старше они становятся, тем всё больше приобретают коричневый оттенок. А к пожилому возрасту их уже и вовсе можно спутать со стволом дерева. Ходят поговорки, что сердитые лугры со временем чернеют и даже превращаются в клубни картофеля. Но все знают, что это сказки! Потому что лугры – и сердитые, и весёлые – в конце концов, превращаются в деревья. Поэтому они никогда не рубят их и почитают святынями. В хозяйстве же используют только опавшие ветви. Так как считают это заботой предков. А жилища строят из деревьев поваленных ветром. Так они спасают предков от тлена.

Жизнь в Лугрии текла изо дня в день, из года в год, и думалось Миреку, что он будет постигать кузнечное ремесло, а потом сможет работать и самостоятельно. И как только он станет полноправным кузнецом, вот тогда-то и обзаведётся семьёй, да и проживёт жизнь размеренно и безмятежно, как и многие.

Но однажды вечером в деревню забрёл ковыляющий из последних сил коренастый сморк. Штаны его были изодраны, волосы слипались от грязи, а борода торчала клочьями. Глядел путник ошалелым взглядом, чем и перепугал многих в деревне. Но только не Мирека и отца его – Дорофея. Поэтому на ночлег он остался в их доме.

Надо сказать, что лугры знали не понаслышке, что такое настоящая усталость. Поэтому за путника селяне взялись со всем старанием. Они вмиг истопили баньку. И пока два старых лугра обхаживали сморка лопуховыми вениками, лугрянки простирнули и заштопали его одежонку. И когда гостя окатили ушатом холодной воды, то в его упаренных глазках просияла жизнь и заиграли огоньки. Не прошло и пары часов, как сморк, вымытый и сияющий, сидел в окружении лугров в избе кузнеца и прихлёбывал травяной чай с блюдечка. Чтобы низкорослому гостю было удобней среди большой и грубой мебели лугров, селяне положили на скамью подушечку. На ней-то и восседал сморк, поглядывая на окружающих. Его густая борода и каштановые волосы были тщательно причёсаны, так что теперь он походил не на разбойника с большой дороги, а на добротного старосту шахты сморков.

В следующий час он рассказывал, как отбивался от стаи клыкозубов, из-за которых просидел на дереве всю ночь и один день. А потом в каких-нибудь десять минут поведал о том, что бежит он подальше от столиц и замков, сёл и городов. Бежит хоть куда! Хоть на дальний север, хоть на крайний восток! Бежит, потому что из-за моря надвигаются неслыханные полчища серых иноземцев. А вокруг происходят странные события, в которых замешано колдовство. В одних городах жители бросают работу, теряют интерес к происходящему и смотрят пустым взглядом. В других же творится сущее безобразие, из которого он на силу вырвался. Закончив рассказ, сморк отхлебнул чай с блюдечка, откусил бублик, задумчиво пожевал и пришёл к заключению, что их, дескать, спокойной жизни настал каюк. Потом он зевнул, скромно крякнул в кулачок и попросился на печку.

Лугры от таких новостей были несколько озадачены. Они привычно бы обсудили охоту или сенокос, может быть, поговорили бы о ценах на жёлуди или на шкурки кротоликов, но что касается неведомых полчищ, это уж увольте.

– Не нашенское это дело, – сказал дед присутствующим, поглядывая на печку, на верхах которой посапывал и посвистывал на все лады и ноты старательно вымытый сморк.

– Может, он совсем того, – шепотом добавил старый лугр и покрутил пальцем у виска.

– Правильно, – подхватил его другой, – свалился не пойми откуда – и на тебе! Полчища! Удумал чего!

– Я сразу заподозрила, – заговорщицки проговорила старуха-лугрянка, – каторжный он, беглый. Порядочный сморк разве наденет такие штаны?

– Тебе же сказано было, на дереве он сидел. Клыкозубы его подрали, – пояснили ей.

– А чего он по лесам тогда шастает? – не унималась та, – разве порядочный сморк будет шастать?

– Тьфу ты, старая! – дед сплюнул в сердцах. – Все у тебя каторжники, да разбойники! Будто сама по грибы не ходишь!

Размышляли они долго, напряжённо и шёпотом, дабы не разбудить дорогого гостя. Когда же ночь навалилась на деревню, и из-за печки послышалась трель сверчка, все пришли к выводу, что от нападения зверей гость их попросту спятил. И решили расходиться по избам, оставив сморка и сверчка наедине, насвистывать только им понятную мелодию.

В тот вечер Мирек впервые задумался о том, что жизнь, может обернуться не такой уж и размеренной, как ему грезилось. Оказывается, кто-то может придти к ним с оружием в руках и захватить деревню. От этой мысли ему стало не по себе, и он полночи не мог уснуть, думая о неведомых краях и странах, о чужеземцах и путешественниках. И он решил, что завтра же поговорит об этом с отцом. А когда дремота окутала его, то он погрузился в смутные и тревожные сны.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Наутро, как только сморк разлепил глазки, то сразу же заспешил в дорогу. И как только лугры ни уговаривали его остаться, он всё равно был непреклонен и настойчиво заявил, что ещё хочет жить, а стало быть, надо идти на север. На это пожилые лугры озадаченно почесали затылки и констатировали:

– Да-а. Эко его загнуло.

Потом ему собрали провианту в котомку, а именно, бутылку желудёвого морса, каравай ещё тёплого ромашкового хлеба, десяток сваренных в крутую яиц крылобоков, да пучка два зелёного лукропа. В общем, проводили как полагается.

Сморк долго раскланивался в пояс, потом ещё долго махал рукой, постоянно оборачиваясь. Когда же он скрылся в лесной чаще, жизнь в деревне вновь пошла своим чередом, будто сморка совсем и не было. Лугры разбрелись по своим делам-заботам. Кто ушёл на охоту, кто – в поле. Мирек же с отцом совершали таинство огня и металла.

Неказистый домик, который все называли кузницей, в действительности же был великим храмом труда. Здесь силой мускулов приводились в движение тяжёлые кузнечные меха, а они раздували жар в печи, в котором лугры переплавляли руду, что выгрызали мотыгами из недр земли где-то на краю мира трудовые руки сморков. Здесь поднимался громадный молот, высекая искры. Здесь лугры закаляли металл, а труд закалял лугров.

– Отец, готово, – сказал Мирек.

Он достал щипцами раскалённую заготовку из печи и положил её на наковальню.

– Вот и хорошо, – произнёс Дорофей и надел перчатки.

Металлический обруч стягивал его длинные волосы, а грубый кожаный фартук покрывал измазанный сажей торс. Кузнец расправил могучие плечи, взял молот, размахнулся и ударил по заготовке так, что в стороны полетели искры. Мирек же старался удержать щипцы. По кузне разносился звон металла, тяжёлое дыхание кузнеца, шипение печи.

– А ты что всё один ходишь? – между ударами спросил Дорофей.

– А что мне? – Мирек смутился и пожал плечами.

– Олесу что, не видишь? – кузнец ударил по наковальне, – какая она красавица выросла.

– Она такая красавица, что даже и подойти неловко, – ответил Мирек.

– Смотри, уведут. Вот тогда будет неловко.

– Понимаю, но всё же не могу.

Кузнец был высок и силён, а лицо его, местами измазанное в копоти, освещали языки пламени – и он казался всемогущим богом огня. Он опустил молот и посмотрел на сына.

– Нет такого слова «не могу»! Лугр всё может. Должен всё мочь, – сказал кузнец и продолжил высекать искры.

Через некоторое время он вновь опустил молот.

– Я всё могу, – сказал он уже более спокойным тоном.