Народный Пётр. Полное собрание анекдотов и сказаний о Петре Великом

Многие обвиняют государя, нокакой бы монарх снёс такое пренебрежение, когда, не взирая на свое попечение и усильные труды для пользы Отечества, вводимый порядок расторгают и вместо блага чинятся злоупотребления?

Андрей Нартов. Достопамятные повествования и речи Петра Великого. Россию поднял на дыбы Т.2. М.: Молодая гвардия, 1987.

Государь лично забирает заговорщиков

Объявленное намерение царя – послать юношей российских в чужие земли для учения – возмутило суеверные умы, особенно чиновников стрелецкого корпуса. Они делали тайные совещания: как бы удобнее сбыть им с рук такого государя, который заводит новизны, противные, по их мнению, православному закону. Одна из таких злодейских шаек, около 1695 года, то есть за год до заговора Цыклера (об этом ниже), собралась в одном доме, зимою, в восьмом часу пополудни. Надобно думать, что было это весьма тайно; в ту же самую ночь, и в том же часу, государь, по обыкновению, поехал в санках по улицам московским, имея при себе одного только денщика Дурнова; но, приехав к Арбатским воротам, остановил лошадь и, углубясь в размышление, простоял на одном месте около четверти часа. Денщик, видя это, осмелился сказать: «Долго ль, государь, стоять нам здесь?». Петр, как бы опомнясь от этого вопроса, сказал про себя: «Поехал было я туда, а надобно заехать не туда». – И поворотя лошадь, выехал в переулок, называющейся Хлебным, остановился около одного дома, вышел из санок и послал на них денщика к караульному офицеру с повелением, чтоб он с двенадцатью гренадёрами, не мешкая ни мало, пришёл к тому дому; а сам без шума вошёл в калитку на двор, оттуда в покои, где, во втором, нашёл сидящих за столом, и попивающих четверых из чиновных стрельцов, которых он всех знал по имени.

– Что вы здесь делаете, ребята? – сказал им царь.

Можно себе представить, как должно было смешать их такое нечаянное посещение: они не могли даже произнести слова; но монарх вывел их из этого замешательства и страха, сказав, что он ездил по Москве в санях, прозяб и, видя огонь, заехал обогреться, а по счастию нашёл ещё в нём и знакомых. Ободрённые таким милостивым отзывом те отвечали, что званы хозяином на пиво; это подтвердил и вошедший, между тем, хозяин дома; налив стакан осмелился поднести его величеству. Государь выпил и разговаривал с ними и с хозяином о делах, ничего почти не значащих, до того времени, в которое должно было уже прибыть офицеру; потом сказал, что он обогрелся, и пора ему с ними расстаться, вышел из комнат. Они хотели было его проводить, но государь, остановя их, затворил двери и припёр.

Офицер с командою был уже у ворот, и монарх повелел ему всех четырёх гостей забрать и привести в Преображенск, а хозяину сказать его указом, чтоб он и домашние его, под смертною казнию, не дерзнули происшествия этого никому открывать. Расспросы по одиночке смешали и разбили их, так что они принуждены были, наконец, признаться в совещании своём на жизнь государя. Причиною того, по словам их, была несносная им служба, предпочтение, оказываемое солдатам, особенно вводимые новости, противные, по мнению их, закону и старинному обыкновению, и посылка детей их в еретические земли, и проч. Они были наказаны и посланы в Сибирь, и всё это произведено так тайно, что никто не проведал, и не знали даже, куда давались четыре чиновника.

Каким образом узнал государь тот дом и собравшихся в нём заговорщиков – осталось неизвестным.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.

Заговор Цыклера и Соковнина

Во время возмутительных стрелецких бунтов, одна рота этого злодейского войска, вместе с двумя своими начальниками – Цыклером и Соковниным, сделали заговор – убить Петра. Чтобы легче добраться до него, вознамерились они, посредине Москвы, зажечь два дома рядом и быть при том самим, будто бы для потушения пожара. Но так как царь при всяком пожаре бывал первый, то злоумышленники, будучи уже там, притворились бы, что они стараются тушить пожар, и под этим предлогом хотели, мало-помалу, окружить царя и в тесноте неприметно его заколоть.

Уже назначен быль день к произведению ужасного умысла. Заговорщики, как верные друзья, собрались обедать к Соковнину, а от обеда до ночи проводили время в пьянстве. Все изрядно нагрузились пивом, медом и вином – между тем как прочие продолжали пить для ободрения себя к такому злодейству, один из стрельцов, которого, вероятно и вино, и совесть удручали, часу в восьмом вышел на двор; другой, такое же смущение чувствовавший, пошёл вслед за ним. Увидев себя одних на дворе, один сказал другому:

– Чем-то, брат, это кончится – неизвестно; а что нам худо будет, то верно. Как бы нам так сделать, чтоб с честию от этого отстать?

– И я, брат, – говорил другой, – одного с тобою мнения – нет другого средства, как идти в Преображенское и открыть всё царю.

– Хорошо, – сказал первой, – но как бы нам уйти из шайки?

– Скажем, – ответствовал второй, – что время уже перестать пить, а идти домой, если нужно в полночь производить в действие наше намерение.

Потом подали друг другу руки и опять вошли в изменническую шайку, которой сделали предложение по своему условию. Прочие на это согласились: каждый, кто хотел, мог идти чрез несколько часов домой, но со строгим обещанием – в полночь непременно опять явиться; некоторые должны были остаться вместе с Соковниным, покамест загорятся дома и станут бить в набат на пожар.

Таким образом, оба они прямо пошли в Преображенское, (увеселительный замок в Москве), где находился государь. Они объявили о себе денщику, что желают говорить с царём. Пётр, и тогда уже не доверявший этим людям, велел спросить, какая им нужда? Они отвечали, что никому более не могут сказать, как самому его величеству, потому что она весьма важна и не терпит ни малейшей отсрочки. Царь, услышав это, приказал представить себе обоих стрельцов. Как скоро приблизились они, тотчас пали на землю, говоря, что приносят царю свои головы, сделавшие их преступниками, потому что они вступили против него в заговор с ротою своих собратьев, которые, собравшись к Соковнину, сидят в его доме, ожидая покамест в полночь станут бить в набат на пожар, как они условились, и тогда хотели убить царя. Пётр спокойно слушал эту ужасную весть и ничего более не спрашивал, как: подлинно ли это правда?

– Точно так, – повторили стрельцы, – мы в твоей власти; приносим тебе наши головы; пошли только туда, там всех ты их найдёшь вместе.

Обоих доносчиков задержали в Преображенском под караулом, и как было уже около восьми часов вечера, то царь, тотчас написал записку к капитану Лопухину (а по объявлению других – к Ляпунову), в которой приказал ему всю его роту потихоньку собрать и около одиннадцати часов пред полуночью, так подойти к дому Соковнина, чтобы точно в одиннадцать часов окружить его и захватить всех, кого там найдёт. Капитан точно исполнил царское повеление, однако царю показалось, что он в своей записке назначил ему быть в десятом часу, он и сделал такой расчёт, что если придёт туда в половине одиннадцатого часа, то всё уже в доме Соковнина будет сделано. И потому в десять часов немедленно сел в одноколку и с одним только денщиком прямо поехал к Соковнину. Приехав туда в половине одиннадцатого часа, не мало удивился, что ни у ворот, ни около дома не нашёл ни одного человека из роты, которой он приказал туда быть. Он ничего не мог себе представить больше, как то, что караулы, может быть, находятся внутри двора. И так, без дальнего размышления въехал он прямо на двор, и с одним только денщиком вошёл в дом. Услышав о приезде царя, все в доме пришли в некоторое смущение. Пётр вступил в горницу, нашёл Соковнина, Цыклера и всю роту злоумышленников, которые, тотчас встав, поклонились государю. Он, поклонившись им взаимно, благосклонно сказал, что проезжая мимо, заметил большой свет в окнах, подумал, что конечно у хозяина пирушка; а как ещё показалось, что ещё рано спать, то заехал посетить хозяина. Царь сколько ни дивился и ни сердился на капитана, которому он приказал туда быть, и который, как ему казалось, не исполнил того в назначенное время, нимало не дал того приметить по внешнему виду. Он сидел там довольно долго, и как злоумышленники стоя пили в круговую за его здравие, он им без всякого страха ответствовал и один из стрельцов, дав знак Соковнину, говорил потихоньку: пора брат. Соковнин, который не хотел ещё дать заметить своего намерения, мигнув ему обратно, сказал: нет ещё. Между тем как он это говорил, Пётр бодро вскочил и, ударив его так сильно, что тот упал, сказал грозным голосом: Ежели тебе ещё не пора, так мне теперь пора. Возьмите и свяжите его. В эту самую минуту, в одиннадцать часов, вошёл в горницу капитан с своею ротою, которая была во всём снаряде. Тотчас все пали ниц, признавая себя виновными. Обратясь к капитану, государь в первом жару дал ему жестокую пощечину, укоряя, что не явился в назначенный час. Капитан вынул из кармана письменное повеление и показал царю, который признал, что ошибся целым часом, поцеловал капитана в лоб, назвав исправным и прямым офицером, и отдал ему под караул связанных злоумышленников. Какую злодеи получили мзду – всему свету известно *).

*) Иван Цыклер, думный дворянин, и Алексей Соковнин, окольничий, казнены с прочими заговорщиками 4-го марта 1697 года. Ред.

Достопамятные сказания о жизни и делах Петра Великого, собранные редакциею журнала «Русская старина». С.-Петербург, 1876.

Неустрашимость Петра Великаго

Великий дух, природный ум, проницательность, сопротивление опасностям, храбрость, твёрдая воля, и другия государственныя добродетели с избытком сосредоточивались в Петре I и увековечили за ним титул Великаго. Во время возмущения стрельцов, одна рота этого злодейскаго войска вместе с своими начальниками Суковниным и Сиклем сделали заговор против жизни Петра Перваго.

Чтобы легче добраться до своего государя, они решились поджечь посредине Москвы находящияся два дома рядом, чтобы явиться с ротой, как бы для тушения пожара, потому что великий монарх всегда был в числе первых на каком бы то не было пожаре и распоряжениями, и делом помогал в тушении. Злоумышленники как будто занимаясь тушением, могли свободно окружить царя и в тесноте заколоть его.

День был назначен к произведению этого ужаснага преступления. Заговорщики, как верные друзья, все собрались к Суковнину обедать и до ночи проводили время, пьянствуя. Мед, пиво и вино лились рекою, чтобы залить себе совесть.

В числе заговорщиков был один стрелец, который пил не менее прочих; но в то же самое время тяготила его и совесть. Часу в восьмом, он вышел на двор, другой, чувствуя такое же смущение, вышел вслед за ним.

Стрельцы, оставшись одни, переглянулись между собою и один сказал другому:

– Чем брат все это кончится, неизвестно.

– Неизвестно-то неизвестно, а худо будет, это верно.

– Как бы нам так сделать, чтобы с честью отстать от этого.

– Я одного с тобою мнения и думаю, что лучше ничего не сделать, как идти в Преображенские и открыть то царю.

– Хорошо, но как же нам отстать от своей шайки.

– Очень просто: сказаться, что время идти домой. Довольно попили, а к делу явиться в полночь.

Стрельцы в знак согласия пожали друг другу руки, и пошли опить к товарищам.

Разумеется, в этом никто в них не заподозрил не добраго и многие также решились идти со строгим обещанием явиться к полночи. С Суковниным остались некоторые до того времени, когда загорятся дома и забьют в набат тревогу.

Оба стрельца прямо отправились в Преображенский потешный дворец, где тогда находился Государь и, придя, явились к денщику и просили, чтобы об них донесли Царю. Государь в то время уже видевший в стрельцах постоянных врагов, приказал спросить, что им нужно; но стрельцы отвечали, что им необходимо видеть самого Государя и ему передать то, что никому нельзя, и при том дело важное, не терпящее отлагательства.

Государь вышел в передонюю и приказал впустить доносчиков.

Стрельцы вошли и упали на колени, кланяясь в землю.

– Государь батюшка, вот тебе наши повинныя головушки, делай с ними, что хочешь, мы преступники, потому что мы вступили в заговор против твоего Царскаго величества вместе с ротой своей собраться под начальством Суковнина и Сикля, – вопили стрельцы.

Государь спокойно выслушал доклад стрельцов, все распросив подробно, где и как сборище заговорщиков, и как хотят совершить злодейство, приказал арестовать стрельцов; а сам присел за столом, написал записку к Лопухину (некоторые говорят, что к Ляпунову) в которой написал, чтобы он всю свою роту в 11 часов по полуночи привёл, как можно тише, к дому Суковнина и окружил его и, кто в доме найдётся, захватить.

Капитан точно исполнил Царское повеление. Но Государь, торопясь писать записку, не запомнил хорошенько часа; он написал число часов – 11, а, полагая, что написал число 10, отправился в десять в одноколке с одним денщиком к дому Суковнина и поспел к дому в половине одинадцатаго.

Не найдя вокруг дома караула, он подумал, что рота Лопухина в покоях, поэтому въехал прямо во двор, сошёл с одноколки и вошёл в комнату, где пировали стрельцы.

Суковнин и бывшие с ним удивились нежданному прибытию того, кого они решились лишить жизни. Казалось, что он сам шёл навстречу опасности. Между тем, Пётр Великий, окинув взором собрание, сказал вставшим стрельцам:

– Я, проезжая мимо, приметил в окнах cвет, подумав, что у хозяина пирушка, то как спать ещё рано, то и заехал посетить тебя.

Царь хотя внутренне сердился на капитана, но не показал ни малейшаго знака гнева и сидел довольно долго в то время, когда злоумышленники, стоя в кружок, пили за здравие Государя. Государь им отвечал так же, не показывая ни малейшаго страха и осторожности.

Наконец один из стрельцов шепнул Суковнину.

– Пора, брат.

– Нет ещё, – был ответ Суковнина шепотом, и при этом подмигнул глазом.

Между тем, как только Суковнин сказал это слово, Пётр Великий быстрее молнии подскочил к начальнику заговорщиков, и так сильно ударил его в лицо, что тот не мог удержаться и как сноп полетел на пол.