Русский Гамлет. Историческая повесть и очерки

Был ли его отец так уж плох как государь? Павел был уверен, что нет. Петр Третий упразднил Тайную канцелярию, прекратил преследования старообрядцев и вообще способствовал веротерпимости в стране, он издал указ, защищающий крепостных крестьян от произвольных убийств помещиками. Он был очень активным императором и отнюдь не пытался отлынивать от государственных дел. За время его 186-дневного царствования было принято 192 документа. Подобная плодовитость будет присуща позже и Павлу Первому. Когда произошел переворот, мальчик постоянно всех спрашивал, где его отец, но ему либо ничего не отвечали, либо отвечали уклончиво, а потом объявили, что батюшка его скоропостижно скончался, а корону приняла его матушка.

– Но ведь тогда я должен быть теперь императором! – недоумевал Павел.

Впрочем, сказать это он мог только графу Панину, а при царственной матери во время аудиенции он не мог вымолвить ни слова. Она помогла ему.

– Я слышала, сын мой, что вы были удивлены тем, что не стали императором? Но, дитя мое, такая тяжелая ноша сейчас совершенно не для вас. Я вынуждена взять на себя бремя власти, потому что вашему покойному отцу оно оказалось не по силам. Вы еще ребенок, потому не задавайтесь вопросами, не свойственными вашему возрасту. Верьте мне, сын мой, а уж я наилучшим образом позабочусь о вас и о вашем будущем.

Императрица Екатерина Вторая

Павел почтительно поцеловал руку матери и вышел. В тот момент он поверил ей и успокоился. Но потом повзрослевшего юношу вновь начали одолевать мучительные сомнения. Не причастна ли мать к злодейскому убийству отца? Он гнал от себя эти страшные мысли, но он не мог и не понять того, что его незаконно лишили короны. Его мать должна была стать регентшей при малолетнем государе, а не императрицей. Это было незаконно, это была узурпация престола! Но Павел ничего такого никому не говорил, а лишь все более углублялся в свой внутренний мир, мечтая об идеальном, справедливом для всех государстве, которое он построит, когда получит принадлежащую ему по праву корону. Он не мечтал о власти ради самой власти и справедливо полагал, что до совершеннолетия ему надо серьезно учиться, чтобы стать хорошим государем. Граф Панин бросал свои зерна на благодатную почву. Душа великого князя была возвышена, а помыслы чисты. Правда, иногда он бывал неуравновешенным и резким с окружающими, но всякий раз потом искренне просил прощения и стремился загладить свою вину, и не было в этот момент более приятного в общении и изящного в своей речи собеседника, чем он.

Павел получил глубокое и всестороннее образование, знал множество европейских языков, к математике имел настолько великолепные способности, что, по мнению своих учителей, мог бы стать российским Паскалем. Великий князь изучал труды античных и современных философов, великолепно знал историю. Особенно его увлекла история средневековых рыцарских орденов. Он читал и перечитывал книги об истории Мальтийского и Тевтонского орденов, а также ордена Храма, и перед его внутренним взором появлялись отважные рыцари с крестами на плащах. Они держали в руках тяжелые мечи, преклоняли колена перед боевыми знаменами, отважно бросались в бой против неверных за свои святыни. А если было нужно, то не боялись и взойти на костер за правду и убеждения, как Жак де Молэ, гроссмейстер ордена Тамплиеров. Если бы ему удалось поставить на службу государству такой орден, то с ним бы он создал Царство света и справедливости, в котором не будет места лени, казнокрадству, лихоимству, взяточничеству и прочим порокам, которые таким буйном цветом расцвели в России при его матушке.

Не обходил Павел своим вниманием и великого Шекспира. Его любимая пьеса «Гамлет, принц датский» была запрещена к показу в театрах России. Слишком уж явственно прослеживались опасные аналогии с российской действительностью: убийство короля, лишение трона его сына, неблаговидная роль королевы, матери Гамлета. Мог ли великий князь не примерять к себе роль этого гордого, умного, хитрого, страстного и беспощадного к своим врагам принца, когда он точно также был лишен трона, его отца злодейски умертвили, а сам он все более мучился ужасными подозрениями?

Чем старше становился великий князь, тем все больше он не одобрял существующие порядки и распутные нравы при дворе, так что Екатерина стала посматривать на своего взрослеющего сына с некоторым беспокойством. «Каким ничтожным, плоским и тупым мне кажется весь свет в своих стремленьях!» – повторял он про себя вслед за датским принцем, наблюдая за сценами великосветской жизни[4 - В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Акт 1 сцена 2].

Чтобы отвлечь слишком серьезного юношу от ненужных и опасных размышлений, Екатерина решила ввести его в увлекательный мир любовных приключений, до которых и сама была большая охотница. Как-то, сидя с сыном в императорской ложе театра, она обратила его внимание на прелестную актрису, мадемуазель Кадиш, на ее высокий бюст, длинные стройные ноги и милое личико. О том, что сия девица благосклонно относится к мужскому вниманию и может удовлетворить самые изысканные пожелания кавалеров из высшего света, императрица знала наверняка. Очаровательная мадемуазель Кадиш дала цесаревичу первые уроки любви. Потом у него была мадам де Брюс, верная помощница и поверенная государыни в самых интимных делах, затем ему охотно дарила свое женское внимание милая и уступчивая супруга камергера Талызина, и даже родила от него сына, ставшего впоследствии офицером российского флота. Потом еще одна великосветская замужняя дама – княгиня Софья Чарторыйская – родила от него сына. Ни одна из этих достойных женщин, разумеется, не могла стать для великого князя его Офелией[5 - Офелия – возлюбленная принца Гамлета, к которой он питал самые возвышенные чувства.].

Несмотря на все попытки матери его развратить, он по-прежнему оставался в значительной степени юношей целомудренным и душевно чистым, верящим в настоящую любовь, хоть уже и более искушенным в амурных делах. С каждой своей пассией он был щедрым, ласковым, нежным и искренним, и даже после расставания ни одна из них потом не могла говорить о нем иначе, как в самых превосходных выражениях.

Время шло, нескладный юноша превратился в молодого мужчину, хоть и небольшого роста, но прекрасно сложенного, с царственной грацией в жестах и движениях гибкого тела. Он был круглолицым, курносым и голубоглазым, лицо его редко выражало эмоции, а взгляд часто выражал тревогу и недоверие, но если человек ему нравился, то великий князь становился с ним обаятельным, милым и веселым, как ребенок. Павел любил красоту и роскошь во всем, его дорогая одежда была усыпана драгоценными камнями и золотым шитьем, его тонкие длинные изящные пальцы украшали дорогие перстни, а грудь и запястья – белоснежные и тончайшие батистовые кружева.

Несмотря на наступившее в 1772 году совершеннолетие, мать, разумеется, и не подумала передать ему корону. А между тем, нашлись такие высокопоставленные лица, которые желали, чтобы воцарился Павел Петрович, и даже организовали что-то вроде заговора. Среди них были братья Панины, княгиня Дашкова, которая когда-то активно участвовала в свержении его отца, митрополит Гавриил, князь Репнин, тайный советник Петр Бакунин и ряд других видных вельмож. Павел был в курсе этого дела. Именно Бакунин всех и выдал, передав Григорию Орлову полный список участников заговора против Екатерины. В результате за каждым было установлено тайное наблюдение, на каждого была собрана компрометирующая информация, и каждому было доведено до сведения, что собранные материалы будут пущены в ход, если он только заикнется о праве цесаревича на престол.

Екатерина вызвала к себе сына и горько, с дрожью в голосе и со слезами на глазах, упрекала его в том, что он замыслил против нее злое дело. Павел мог выдержать упреки царицы, но не слезы матери. Он повинился и передал ей список заговорщиков. Екатерина сделала красивый театральный жест, швырнув этот список в камин, не читая. Она могла себе это позволить, ведь у нее уже был список Бакунина, но Павел этого, разумеется, не знал и был поражен ее великодушием и благородством. Его мать значительно выросла после этого в его глазах, и он поклялся себе никогда больше не пытаться лишить ее трона. Теперь он хотел только одного: быть полезным на своем месте и активно участвовать в принятии политических решений. В день совершеннолетия Павла в столице все прошло тихо и спокойно.

Прошел год, Павлу стукнуло девятнадцать, и императрица всерьез задумалась о его женитьбе. Во-первых, молодая жена должна была его отвлечь от вредных размышлений о своем положении, а во-вторых… Во-вторых, Екатерина хотела получить внуков. Возможно, уже тогда в голове ее зародилась мысль передать корону старшему внуку через голову сына. Павел раздражал ее своей серьезностью и тем, что явно не одобрял ее внутренней и внешней политики. Ей не дали в свое время заниматься его воспитанием, и вот результат! Порой ей казалось, что этот юноша, которого она когда-то в муках родила на свет Божий, ей совершенно чужд и даже враждебен. Этот масон, граф Панин, оказал слишком сильное влияние на его мировоззрение, его надо удалить из августейшего дома, разумеется, при этом щедро наградив за службу. Но сначала цесаревича необходимо женить! Авось, семейная жизнь настроит его мысли на более прозаичный и спокойный лад. Где взять невесту? Ну, конечно, в германских княжествах! Только там подрастают самые лучшие девушки. Они красивы, разумны, деловиты, покорны и плодовиты, из них получаются великолепные матери и жены. Совсем не нужно, чтобы семья будущей невесты была очень знатной и влиятельной, но еще важнее личные качества самой невесты. Ей простительно быть красивой, но она не должна быть слишком умной и честолюбивой. О том, что бывает в противном случае, Екатерина знала на примере собственной жизни.

Павлу было все равно. Женитьба так женитьба. Его матушка, как и полагается, взяла все заботы на себя. На нее работали лучшие профессионалы в вопросах подбора невест для европейских королевских дворов – аббат Гийо и барон Оссебург. Именно по рекомендации последнего Екатерина обратила свое царственное внимание на выводок дочерей ландграфини Каролины фон Гессен-Дармштадской. Звали их Амалия-Фредерика, Вильгельмина и Луиза. Все трое на редкость красивы, что было не так уж плохо, но при этом еще умны и талантливы, как докладывал ей в своем письме барон Фридрих Мельхиор Гримм, ее многолетний корреспондент и известный публицист эпохи просвещения. Это было уже хуже, но Екатерина не вняла тогда предостерегающему ее внутреннему голосу, о чем впоследствии сильно пожалела.

Летом 1773 года фрегат «Святой Марк», которым командовал граф Андрей Разумовский, друг детства цесаревича, прибыл в Санкт-Петербург, на его борту была ландграфиня со всеми дочерьми. Перед этим они побывали, разумеется, в Пруссии на аудиенции у короля Фридриха II. Павлу была предоставлена свобода выбора, и он выбрал Вильгельмину. Девушка очаровала ее своей красотой, живым умом и непосредственностью. Она была рада выйти замуж за наследника российского престола, и ей было нетрудно сделать так, чтобы он влюбился в нее без памяти. Екатерина тоже была довольна. Вильгельмина довольно быстро освоила русскую речь, в середине августа отреклась от лютеранства и крестилась в православие, приняв при крещении имя Натальи Алексеевны.

Великая княгиня Наталья Алексеевна

29 сентября 1773 года состоялось венчание. Павел стал женатым человеком, и его природный суровый нрав, казалось, смягчился под влиянием умной, энергичной и красивой, хоть и капризной, и ветреной молодой супруги. Екатерина с энтузиазмом обустраивала быт новобрачных. Она отвела им уютные комнаты в Зимнем дворце, которые отделала на собственный вкус парчой, бархатом и роскошными персидскими коврами. С этого момента времени граф Никита Иванович Панин получил почетную отставку. Императрица одарила его более чем щедро, жаловаться ему было не на что.

Цесаревич не мог нарадоваться на молодую жену. Она была скромна и любезна со всеми, демонстрировала ему свою любовь, а он думал лишь о том, как доставить ей радость. Великая княгиня обожала наряды, прогулки, балы, балеты и всевозможные увеселения. Она даже создала свой театр, в котором сама появлялась на сцене в комедиях. В этот период своей жизни Павел был весел и добр со всеми окружающими. Он вел переписку с французским писателем Лагарпом, и прежние мрачные думы оставили его, чему несказанно была рада его матушка-императрица. Впрочем, радость ее длилась недолго. До Екатерины дошли сведения, что Наталья берет в долг деньги у иностранных послов и прочих представителей интересов иноземных государств. Причем деньги берет немалые! А те охотно дают их супруге наследника престола. Это был возмутительный факт, тем более, Екатерина заранее предупреждала невестку, чтобы та не повторяла ошибок молодости своей свекрови, ибо сама она в свое время делала то же самое! Но это было бы еще полбеды, если бы скромница Наталья не оказалась на самом деле честолюбивой авантюристкой. Балы балами, но она постоянно внушала своему супругу, что он должен бороться за свою корону, которую мать присвоила незаконно. Когда царице донесли об этом ее осведомители при дворе великих князей, она пришла в ярость. Так вот, какова благодарность ее невестки! Сколько она, Екатерина, сделала подарков ее бедным дармштадским родственникам, какие огромные деньги на них потратила! Благодаря этой помощи ее сестрицы теперь могут удачно выйти замуж. И она еще теперь замахивается на корону императрицы, думает все сделать тихой сапой. Не выйдет! И Екатерина, ничем не показывая виду, что рассержена на невестку, начала свою игру, в которой главную роль отвела графу Андрею Разумовскому.

Граф Андрей Разумовский

Еще тогда, на фрегате «Святой Марк», где молодой красавец и блестящий офицер был капитаном, он произвел на Вильгельмину неотразимое впечатление. Что там греха таить, она ему тоже понравилась, но разве он мог бы тогда посягнуть на святое – невесту великого князя? Тогда – нет. А сейчас Екатерина тайно вызвала к себе Разумовского и имела с ним продолжительную беседу. Получив от нее карт-бланш на решительные действия, драгоценный подарок в знак высочайшего расположения и твердые гарантии щедрого вознаграждения за успех сего предприятия в будущем, Разумовский приступил к выполнению щекотливого задания.

Выполнить его было не так уж сложно, учитывая его статус «друга семьи» и полное доверие к нему со стороны Павла. А что касается Натальи Алексеевны, так она сопротивлялась недолго. Вскоре при дворе поползли слухи о слишком нежных отношениях великой княгини с Разумовским. Павел им верить не хотел и считал их происками матери. Когда он спрашивал жену об этом наедине, та опровергала их с гневом и слезами оскорбленной добродетели, и он верил ей, и даже сам начинал просить у нее прощения. Вбить клин в отношения между супругами Екатерине не удавалось, и тогда она поручила Разумовскому начать с великой княгиней любовную переписку. Эти письма должны были стать неопровержимой уликой ее неверности. Граф выполнил и это задание. Теперь Наталья Алексеевна была у нее в руках. Еще немного, и императрица нанесла бы ей неотразимый удар, но тут выяснилось, что великая княгиня беременна.

Это меняло все дело. Наталья носила под сердцем ее внука или внучку. Екатерина прекратила свои атаки на невестку и пригласила ко двору лучшую акушерку – Марию Румянцеву. Та осмотрела великую княгиню и не нашла поводов для беспокойства. Однако же, когда 10 апреля 1776 года начались роды, Румянцева столкнулась с непредвиденными осложнениями. Наталья, промучившись несколько дней, умерла, так и не разрешившись от бремени. Придворные врачи почему-то не решились применить кесарево сечение, а родить сама она не могла из-за врожденной редкой патологии бедра. Злые языки говорили потом, что врачи нарочно уморили великую княгиню в угоду царице. Утверждали также, что перед смертью она попросила одну из своих фрейлин отнести записку и букет цветов Разумовскому. Возможно, что все это были не более чем слухи, которыми, как известно, полнится русская земля. Наталья Алексеевна отдала Богу душу 15 апреля, гроб ее был поставлен в монастыре Святого Александра Невского.

Императрица была в сильной печали, это видели все. Она, впрочем, нисколько не винила ни акушерок, ни врачей, ни барона Оссебурга, который нашел для ее сына не вполне здоровую невесту. Но она затребовала себе все бумаги покойной и с возмущением выяснила, что скромная и милая Натали успела наделать долгов на астрономическую сумму в три миллиона рублей. Все эти долги Екатерине позже пришлось погасить из собственных средств. Обнаружила она среди этих бумаг и любовные письма от Разумовского, письма же самой Натальи были у нее и до этого. Доказательства неверности покойной были налицо, и Екатерина, прихватив их, поехала к сыну, который оплакивал жену в Царском селе. Горе наследника престола было безмерным. Гамлет потерял свою Офелию. Он бродил по дворцу словно призрак, не видя ничего вокруг, а губы его шептали полные отчаяния бессмертные строки: «О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться! О, если бы предвечный не занес в грехи самоубийство!»[6 - В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Акт 1, сцена 2]. Когда мать показала ему письма, которые Натали так неосмотрительно хранила в своем личном архиве, у него закружилась голова и затряслись руки. Любовь Павла к жене была страстной и романтичной. Разум этого рыцаря без страха и упрека, готового бросить весь мир к ногам дамы сердца, отказывался верить в ее предательство. Но страшные письма были неумолимы, и они точно были написаны рукой его лучшего друга к той, которую он любил больше всего на свете. «О, женщины! Вам имя – вероломство!»[7 - В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Акт 1, сцена 2]. Екатерина была раздосадована.

– Возьмите себя в руки, сын мой! – строго сказала она ему. – Помните, что вы правнук Петра Великого. Особы царской крови должны уметь выдерживать любые удары судьбы.

– Матушка, я не могу поверить! – шептал он. – Я же видел, что Наталья любит меня!

– Боже мой! – всплеснула руками Екатерина. – Мой бедный сын, посмотри на себя в зеркало! Неужели ты, в самом деле, думаешь, что молодая красавица могла влюбиться в тебя?

Как ни странно, но эти слова матери, содержащие в себе смесь презрения и жалости, подействовали на него, как холодный душ, отрезвив и успокоив его. Он осознал, что разом потерял и любимую супругу и верного преданного друга. Вернее, он потерял те иллюзии, которые у него были связаны с этими двумя людьми. Что же ему теперь делать? Утонуть в своем горе или, укрепив сердце, жить дальше? «Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?»[8 - В. Шекспир. Гамлет, принц датский. Монолог Гамлета. Акт 3, сцена 1] Он ведь не первый и не последний задает себе этот вопрос вслед за Гамлетом. Нет! Больше он не позволит себя никому жалеть. Слезы высохли на его лице, на лбу появились первые борозды морщин, а в волосах – первая седина, но более никто не видел его слабым и униженным. Он остался великодушным к тем, кто предал его: никогда не пытался как-то отомстить Разумовскому и не опустился до каких-либо оскорблений в адрес своей покойной жены. Свою скорбь по ней и по своей первой большой любви он выразил тем, что на собственные средства построил в Санкт-Петербурге Дом инвалидов для раненых русских моряков. Этот дом он посвятил Мальтийскому Ордену.

***

«Достойно ли смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?» – повторил Павел про себя слова датского принца. Нет, он никогда не смирялся под ударами судьбы, не смирится и сейчас, когда очередной удар ему нанесли самые близкие. Видимо, губы его шевельнулись, потому что на него тут же внимательно посмотрел граф фон дер Пален. Этот взгляд генерал-губернатора был хорошо знаком государю: внимательный взгляд мудрого, опытного, все понимающего, умного человека. Взгляд без страха и заискивания, но с готовностью выслушать и помочь. Так на него когда-то смотрел его наставник, граф Панин. Какие интересные беседы они с ним вели обо всем на свете: о великих людях и исторических событиях, о тамплиерах и масонах, об Александре Великом и Орлеанской деве, об алхимии и астрологии. Потом матушка удалила его от двора, и Панин уехал в свое имение. В 1783 году он умер. Слава Богу, теперь у Павла есть граф фон дер Пален, его опора и поддержка. Подумать только, он специально внедрился в ряды заговорщиков, чтобы держать в своих руках все нити заговора и спасти своего императора. Какой достойный и верный человек!

– Вам нравится мой дворец, граф? – задал он ему вопрос, который задавал уже не раз.

Тот не удивился. Павел любил беседы о своем любимом детище, возведенном на месте снесенного Летнего дворца Елизаветы Петровны, построенного самим Растрелли. Эти разговоры поднимали ему настроение и успокаивали его.

– Он не может не нравиться, государь, – серьезно ответил Пален. – Его архитектура полна строгого изящества, а интерьеры по красоте не уступают Лувру.

– Говорят, что солдату, стоявшему на часах в Летнем дворце, явился призрак, который велел передать Вашему величеству, чтобы на месте дворца был выстроен замок в честь архангела Михаила, – вступил в беседу князь Юсупов.

– Совершенно верно, князь! – подтвердил император легенду, которую сам и выдумал, чтобы оправдать ту поспешность, с которой возводился дворец. – Потому я и назвал его Михайловским.

– Это было мудрое решение, государь, – тихо сказал граф Пален.

Павел благодарно посмотрел на своего генерал-губернатора, который был одним из трех человек, кому он доверял всецело. Двое других были Алексей Аракчеев и Федор Ростопчин. Был у него в юности еще один такой друг, но он предал его.

***

Граф Андрей Кириллович Разумовский, блестяще выполнил свою задачу. Он был щедро награжден Екатериной, после чего для отвода глаз был сослан ею поначалу в Ревель, потом в отцовское имение, а с начала нового 1777 года она его назначила на завидный пост российского посланника в Неаполь. Там он вел красивую жизнь под ласковым итальянским солнцем, нисколько не сожалея о том, какую неблаговидную роль сыграл в поставленном императрицей спектакле, и ему даже удалось влюбить в себя до беспамятства супругу неаполитанского короля Фердинанда I. Впрочем, на этот раз сила его мужского обаяния послужила внешнеполитическим интересам России, которая получила военно-морскую базу в Сицилии.

Павел оставался вдовцом недолго. Практически сразу же после смерти Натальи Алексеевны находившийся в это время в России Фридрих Генрих Людвиг Прусский, младший брат Фридриха Великого, получил от Екатерины карт-бланш в выборе для Павла новой невесты. Разумеется, этот брак должен был обеспечить прочный мир и добрососедские отношения России с Пруссией. София Доротея фон Виттенберг-Монбельяр, внучатая племянница принца Генриха, казалась ему идеальной кандидатурой. По его приглашению София Доротея приехала вместе с матерью в Берлин, где имела продолжительную беседу с королем. Дядюшка Фридрих инструктировал ее, как это он некогда проделал с крошкой Фикхен, ставшей теперь всесильной властительницей огромной империей.

Король Пруссии Фридрих Второй

Там же, в Берлине, в это время по личному приглашению его величества короля Пруссии находился и цесаревич. Фридрих принял его ласково, по-отечески. Павел с огромным уважением смотрел на человека, который был кумиром его отца, и тот сумел оправдать его доверие, поскольку был прекрасным психологом. Он ни словом не обмолвился о неприятной истории с Натальей, но дал понять Павлу, что поддерживает его в противостоянии с матерью и глубоко чтит его отца.

– Ваш отец, – сказал он, – был хорошим государем и проявлял необыкновенные способности во всем, что касалось построения вооруженных сил.

Павлу эти слова очень понравились. Он и раньше чувствовал, что на его отца возводили поклеп, и вот теперь сам Фридрих Великий подтвердил это.

– Ваше Величество, я своего отца почти не знал, – ответил он королю, – но я тоже нахожу, что он был достойным государем.

Король на самом деле, был невысокого мнения о Петре Третьем, но он посчитал правильным подыграть Павлу, который был им совершенно очарован. Цесаревич в порыве откровенности выложил дядюшке Фридриху все, что накопилось у него на душе. Он пожаловался, что мать не любит его, не принимает всерьез его прожекты, ему не позволяют играть никакой роли в управлении страной, и он всерьез опасается, что Екатерина собирается в будущем лишить его короны. Фридрих выслушал его, казалось, с неподдельным сочувствием.

– Вы сын Петра Гольштинского, – сказал он Павлу с большим чувством, – а потому я считаю вас своим сыном. Верьте мне, мой мальчик, и всегда рассчитывайте на мою поддержку.

– Спасибо, Ваше Величество! – горячо откликнулся на эти слова Павел.

– Послушайте мой отеческий совет, сын мой, – продолжал король, – не пытайтесь ничего предпринимать против вашей матушки, упаси вас Бог принять участие в каком-нибудь заговоре и дать возможность вашим недругам обвинить вас.