Бухта половины Луны

Он помолчал, поглядев в телевизор. Брюнетки, качая бёдрами, зажигали на карнавале так, что захотелось туда к ним.

– Деньги? – переспросил я, хлебнув сока.

– Много денег, старичок! – он понизил голос, нагнувшись слегка над столом. – Комитет по Правам Спасения Мира даёт мне субсидию! Всё уже на мази, все договорённости! Мы скоро наделаем немного шуму. Куба либре!

Он оглянулся снова на телек. Официантка переключила на новости. На экране показался слайд с изображением созвездия Тельца. Бегущей строкой замелькали котировки на биржах.

– В прошлом месяце они уже присылали немного, было дело, – поделился он интимно. – Я передал эти деньги сразу боевым боливийцам… Боливийцы перевезли их лесом на границу одним серьёзным колумбийцам, – продолжал он заговорчески. – Но колумбийцы, суки, почти всё потеряли или спиздили… Остальное забрали долбаные сандинисты. Ну, у этих, вообще, с головой не всё в порядке. Лучше не знать… Я вижу, ты парень хороший. Знаешь, мой тебе совет: главное – избегать пуштунов! Это уж ты мне поверь, – он оглянулся с опаской. – Те, что в Дальних горах живут, слыхал? Безумные напрочь… Дикие козы у них там по склонам кругом скачут… – он сделал пальцами козу и увлечённо показал на столе, как скачут козы. – Увидишь пуштуна, беги! Вот тебе мой совет, старик. Точно говорю, уж поверь!

– Да, кстати! – подал голос бармен за стойкой. – А ведь тут вчера к тебе заходили двое. Спрашивали: в каком номере ты живёшь.

Ксавьеро замер, сжав крепко вилку.

– Как они выглядели? – упавшим голосом спросил он, перепугано бледнея.

– Выглядели… Да чёрт его знает. Так на вид – прям, как пуштуны, вроде.

Ксавьеро оцепенел. Раздался звук упавшей на пол вилки.

Бармен, залившись высоким смехом, протянул кулак кубинцу у стойки. Тот стукнул кулаком в ответ, сгибаясь от волн сипящего хохота.

Ксавьеро очнулся и махнул рукой:

– Мудачьё! – выдохнул он, придя в себя. – У тебя, кстати, двадцатки не найдётся? – обратился он ко мне.

Я поискал в кармане купюру и положил на стол.

– Мистер Джексон! Звучит куда уже лучше! – ожил он, сунув бумажку в карман. – Заходи через недельку, отдам и с меня пиво. Ты сам-то откуда?

Я мотнул неопределённо большим пальцем за спину:

– Из даунтауна еду, – пояснил я.

И в этот момент я увидел, как с той стороны витрины на улице какой-то оборванец, замотанный в драный плед, нежно оторвал мой непристёгнутый байк от стекла и, аккуратно ступая, повёл его под уздцы, куда-то под венец вдаль.

Я выскочил на улицу. Догнав фигуру в цветных тряпках, я поравнялся. Фигура вдруг застенчиво изумилась, оглядев велик:

– Святые угодники, да это же не мой велосипед! А где же мой байк? – вибрирующим слегка голоском спросил он осторожно.

Я показ ему возможное направление. Мы расстались друзьями.

Вскочив на велик, я продолжил крутить педали вдоль реки. Бруклин, чёрт возьми, огромен. Промзоны. Продуваемые бризом с океана станции сабвея на столбах. Сады и одноэтажный мир на много миль на восток.

Когда-то здесь в небе над Бруклином случилась крупнейшая авиационная катастрофа. Столкнулись пассажирские «Дуглас» и «Локхид». Обломки сыпались прямо на жилые кварталы. В пожаре сгорела церковь «Огненного Столпа». Название оказалось пророческим! И только Бог знает, какие молитвы посылал небу сэр Эдмунд Хиллари – новозеландский исследователь и альпинист, первым сумевший покорить Эверест. Он умудрился опоздать на рейс и прожил до восьмидесяти восьми лет.

Вскоре за высоким сетчатым забором показалась территория порта – бывшая военно-морская верфь. У причалов сновали жёлтые погрузчики. Над заброшенным сухим доком навис неподвижный ржавый кран. Шум корабельных дизелей иногда перекрывали отрывистые крики. Застоялая гниль морской тины смешивалась с запахом мазута. В двух шагах от забора на небольшом пустыре средь вросшей в траву брошенной техники в маслянистой луже барахтался чумазый селезень. Тоскливый индустриальный пейзаж простирался на несколько квадратных миль.

Обнаружив кем-то заботливо проделанную дыру в заборе, я приковал к сетке велосипед и решил пробраться внутрь, чтобы сфотографировать порт поближе. Протиснувшись в дыру, я стал подниматься на поросший кустами невысокий холм. Миновав кучи мусора у подножья, пробрался сквозь кусты на вершину, прикрытую, словно панамой, широкими хвойными лапами. Надёжное укрытие, можно сделать пару снимков.

Прислонившись спиной к дырявому раскорёженному баку, я отдышался и достал фотоаппарат. Зрелище завораживало. Огромные старые доки. Здесь собирали линкоры: Айова. Миссури. Северная Каролина. На обслуживание заходили авианосцы. Держать секретную базу в центре мегаполиса? Да ведь тут отличный обзор с мостов, по которым всё время снуют толпы туристов. А вдруг кто-нибудь нашпионит, как последний сукин сын – телеоптикой или биноклем! Во время Второй мировой пешеходные дорожки на мостах задрапировали на всякий случай. В шестидесятых в разгар «холодной войны» военные решили убрать отсюда секретные объекты и продали земли городу.

Прицелившись, я навёл объектив на ближний док. Сделать пару снимков. Как бы меня тут не приняли за шпиона.

– Шпионишь? – прошипел вдруг кто-то сбоку.

Вздрогнув, я обернулся. В порту раздался резкий протяжный гудок.

Тревожно вглядываясь, я обнаружил в высокой траве чей-то покачивающийся тёмный силуэт.

Вперёд проступила голова в камуфляжной широкой панаме. Кожаная тесёмка под подбородком туго сдавила кожу. Владелец головы приложил к губам палец:

– Тсс! – прошипел он и поманил меня к себе ближе.

Я пододвинулся, стараясь не делать резких движений.

– Видал? – сипло прошептал он, кивнув в сторону доков.

– Что? – шёпотом не расслышал я, бросив взгляд на огромный чехол с ножом на его поясе.

Армейский камуфляж был заправлен в перепачканные глиной высокие шнурованные ботинки. Воротник пятнистой куртки поднят. Рядом на траве валялся бинокль и полевой планшет.

– Вон там, видишь? – тихо сказал он, показав в сторону порта.

– Где? – ещё тише спросил я.

– Да вон же… Вон! – он стал слегка раздражаться моей тупостью, ткнув пальцем в сторону портового административного здания.

Из здания вышло несколько человек в униформе.

Пройдя десяток метров, они по одному вошли в дверь соседнего строения, над которым скособочилась табличка: «Столовая».

– Видел? – сдавленно зашипел он мне в ухо и, с силой схватив за плечо, притянул к себе. – Видел, а?

– Видел, видел! – испуганно закричал я, опасаясь, что он сломает мне ключицу.

Он убрал руку и, сжав челюсти, посмотрел на здание.

– А это видел? – кивнул он на спутниковые тарелки на крыше. – Я давно за ними наблюдаю… Суки! – продолжил он, обессилено сев в мокрую траву. – Каждый божий день ровно в два часа они выходят из этого здания и заходят туда. Сечёшь? – он посмотрел на меня. – А через час возвращаются обратно. Каждый божий день! – он рубанул рукой. – Ровно в два. Как роботы!

Он достал сигарету и помолчал.

– Ты форму видел? Военная! Только погоны сняли. Маскируются! – он достал зажигалку и помял сигарету. – Затевают что-то уже давно… – он пощёлкал зажигалкой, попытавшись прикурить. – Тарелки эти блядские понаставили.

Так и не прикурив, он перевёл взгляд на доки:

– Космос слушают, – он снова перешёл на сдавленный шёпот. – Дружков своих ждут. По телеку вчера сказали – летят уже, баста! А я ведь давно уже за ними наблюдаю.

В его глазах блеснули грозные огоньки. Оглядев деревья, он пристально посмотрел на меня: