Китаец

– Не выспался?

– Паш, все хорошо.

– Че ж хорошего? А если Б-52 или самбуку закажут и ты задумаешься, когда поджигать будешь? Мне тут фаер-шоу таких не надо. Иди домой, сегодня никого нет. Диман один справится.

Центнер веса с добавкой доброты по имени Паша был одновременно улыбчив и убедителен.

– Спасибо, Паш. Смену должен…

Я брел из бара домой и не мог не думать о встрече, случившейся днем. И вправду – странный какой-то этот Краснов. И почему я раньше ничего не слышал о нем? Хотя руководители кафедры так учтиво с ним здоровались… И почему он не задавал никаких вопросов во время круглого стола? Ни одному из выступавших и ни по одной из тем. И почему он подошел именно ко мне? Вопросов было слишком много, но ждать оставалось совсем недолго.

* * *

Ткань желтых штор с годами потеряла плотность и не была преградой для утреннего света. Комната, в которой я жил, была квадратов пятнадцать, не больше. Шкаф, стол (то обеденный, то рабочий), компьютер с толстенным выпуклым монитором, пара полок, заставленных книгами, и кровать. Кровать неудобная и короткая для меня – ноги упирались в заднюю стенку из тонкого дерева. По ночам я часто думал, что наутро откручу ее, но потом всегда находились дела поважнее. С того момента, как Катя начала иногда оставаться у меня ночевать, спать стало еще труднее.

Я проснулся от уколов утреннего света через веки и увидел, как Катя, стоя ко мне спиной, натягивала трусики. Надев их, она встала на носочки, подняла руки и вытянулась в струночку.

– Что же ты со мной делаешь?.. – Едва проснувшись, я начал с ней заигрывать.

– А что такое? – Изображая из себя глупышку, отличница Катя повернулась и начала приближаться ко мне.

Катя начала меня целовать, а мой взгляд замер на настенных часах.

– Стоит! – крикнул я.

– Да чувствую я, чувствую, – успела шепнуть Катя, прежде чем я выпрыгнул из кровати как ошпаренный.

– Стрелка стоит! Часы стоят! Сколько времени?!

Всю ночь я переживал о встрече с Красновым и вот теперь опаздывал на нее. Я думал, что закон подлости – это удобная отмазка, но в тот раз он доказывал мне свое существование.

Будто участвуя в соревнованиях по горнолыжному слалому, в переходах и на эскалаторах я обгонял своих соперников – прохожих. Приехав на конечную Таганско-Краснопресненской ветки метро, станцию «Выхино», и поплутав по закоулкам-переулкам, я нашел пятиэтажное здание из красного кирпича. По утверждению моей интуиции, именно оно должно было быть тем, чей адрес значился на визитке Краснова. От посторонних глаз здание скрывали высокие тополя и соседние корпуса безвкусно наставленных панельных девятиэтажек с грязно-белыми фасадами. Обойдя объект визита несколько раз вокруг, я не увидел ни номера дома, ни названия улицы. Пролить свет на вопрос, что же это за дом-лаборатория, не смогла и пара прохожих: дед, которого я остановил, оказался глухим, а тетка решила сразу возмущаться, мол, все названия улиц и номера домов ей не упомнить. В ответ я выругался на нее по-китайски, назвав «черепахой с дырявым панцирем». Она, не поняв, на каком языке я говорю, удивилась и назвала меня чуркой. На самом деле «чурок» там было действительно много, и они, работая на местном оптовом рынке, очень раздражали местное население.

Здание, обнесенное высоким забором, таким же, как обносят тысячи школ по всей стране, имело всего один вход – железную калитку. Подойдя к ней, я обнаружил, что она заперта, но рядом был неприметный звонок, на который я и нажал.

– Здравствуйте, вы к кому? – прозвучал холодный, строгий мужской голос.

– К Андрею Геннадьевичу, – ответил я, увидев под кнопкой звонка маленький железный динамик, из которого доносился сердитый голос.

– Здесь нет таких, – сообщили мне. На долю секунды я даже обрадовался, что там «нет таких». Говорящий со мной голос напомнил мне тембр нашего военкома, который, казалось, спал и видел, как забрать меня в армию. Отойдя от железной калитки метров на тридцать-сорок, я достал визитку и опомнился. Оказывается, я перепутал местами имя и отчество загадочного Краснова. Я вернулся к калитке и снова нажал звонок.

– Здравствуйте, вы к кому? – как в первый раз прозвучал голос из звонка.

– Я к Геннадию Андреевичу, – сказал я осторожно, пытаясь не раздражать собеседника.

– Проходите.

– Спасибо.

Через мгновенье раздался звонкий щелчок, ясно сигнализируя мне, что железная дверь теперь открыта. Пройдя по тихому внутреннему двору, я вошел в помещение. Охранник внимательно осмотрел меня, нажал на кнопку, место расположения которой я не понял. Раздался новый резкий и громкий цвырк электрозамка.

– Проходите, – сказал охранник. – Вам прямо по коридору, там лестница на второй этаж, кабинет № 31. Вас ждут.

– Спасибо, – кивнул я стражу этого здания и отправился по указанному маршруту. Коричневый линолеум под паркет был почти новый. Каждое окно длинного коридора украшал белый тюль, свисавший практически до самого пола. Шторы на окнах были из очень плотной ткани, если бы их закрыли, ткань не пропустила бы ни одного луча света. Сами окна были пластиковые и сильно диссонировали с возрастом здания, которому было не менее двадцати лет.

Негромко постучав костяшками пальцев в дверь под номером 31, я вошел внутрь.

– А, это вы, мой юный друг?! Здравствуйте, здравствуйте! Проходите, я вас жду. Рад, что пришли. Проходите, проходите, не стесняйтесь, – увидев мою нерешительность, любезно приглашал Геннадий Андреевич.

– Спасибо, – снова сказал я. В этот день я был чрезмерно вежлив, такое бывает, когда я волнуюсь. Какая-то беспричинная на первый взгляд тревога все возрастала и возрастала. Я вошел в просторный кабинет с двумя столами.

– Проходите в лабораторию, – пригласил меня ученый и указал рукой на дверь в стене.

– Спасибо, – снова сказал я и мысленно обругал сам себя за неуемную вежливость.

– Вот она, родимая, – сказал Краснов, потирая руки и включая свет. Лаборатория была необычной. С разноцветными мензурками, она не была приспособлена для изучения фенолов, а больше походила на нерабочую лабораторию, сделанную для съемок фильма. Ни пробирок, необходимых для опытов, ни штативов для них, ни горелок, ни даже шпателей – ничего того, что необходимо для практики даже в самой простой лаборатории.

– Скажите, а опыты вы где проводите? – первым делом поинтересовался я.

– Так здесь же и проводим. Тут есть все для этого, – ответил Краснов, явно не понимая, что в таких условиях проводить опыты невозможно. А он еще что-то говорил про секретную лабораторию.

– Интересно, – сказал я равнодушно.

Я ожидал увидеть что-то грандиозное, а мне показали какую-то дыру.

– Алексей, я слышал, вы учились в Китае? – вкрадчиво спросил Геннадий Андреевич, очевидно, затевая основательную беседу.

– Да, я окончил химфак Харбинского сельскохозяйственного университета.

– Что вы знаете о гербицидах?

– Почти все, – уверенно сказал я.

– Очень интересно. Откуда такие знания?

В глазах моего загадочного собеседника я увидел искреннюю заинтересованность. Почему бы не удовлетворить его любопытство? Может, и он в ответ объяснит, к чему весь этот маскарад.

– В Китае у нас был один профессор, военный химик, в свое время он воевал во Вьетнаме. Он много рассказывал о применении американцами вещества «Агент Оранж» – смеси дефолиантов и гербицидов синтетического происхождения, которой они травили местное население и выжигали страну. – Краснов внимательно слушал, методично покачивая головой в такт моим словам. Я продолжил: – Это был один из первых случаев применения гербицидов в военных целях. Меня, что называется, засосало. То ли пацанячья романтика, то ли что-то еще, но я крепко увлекся изучением гербицидов. Китайский профессор поддерживал меня, активно снабжая реактивами. Я больше экспериментировал над гербицидами сплошного действия, убивающими все виды растений. В итоге мне удалось вывести такой состав гербицидов, одной бочки которого хватало бы на вытравление гектара леса.

– Это как? – спросил Краснов, хитро прищурив глаза.

– Это когда на территории распыляются химикаты и всему зеленому приходит конец, от травы до вековых деревьев. И больше на том месте ничего не растет.

– Совсем?

– Ну не совсем, конечно, лет через 20–25 может прорасти травка. Правда, очень реденько.

– Зачем же вы этим занимались? С какой целью?