Воин ПрАви

Откуда-то издали донеслись голоса.

– Готов?

– Вроде готов.

Кто-то склонился и поднес ладонь к губам умирающего.

– Дышит.

– Пущай. Авось выживет. Бери коня. Уходим.

– Дрема-то, живой?

– Какое там. Полшеи перерезал.

Валуй с трудом приоткрыл глаза и увидел удаляющихся людей и коня, хотел встать, но не смог. Хотел крикнуть, но голос пропал. А вскоре и силы стали покидать тело…

Дмитрий закрыл глаза, и весь мир завертелся в его сознании, проносясь мимо, как татарская лава в рассыпной атаке. И только образ Насти застыл последней картинкой земного мира.

ДНЕВНИКИ СМЕРТИ

На третий день Лариса Дмитриевна приехала домой поздно вечером. Анна осталась в палате с Димой. В окнах не было света, похоже, муж спал. Она осторожно вошла в дом, удивившись, что дверь не была заперта, и включила свет.

– Иван, – прошептала она. – Что случилось?

Иван Фомич с сильными кровоподтеками, привязанный к стулу веревкой только водил из стороны в сторону глазами.

Она развязала платок, которым был затянут рот мужа, затем веревки, помогла дойти до дивана.

– Что случилось, Ванечка?

Он лишь кивнул ей куда-то за спину.

Лариса Дмитриевна медленно обернулась.

– Где дневники сына, старая?

Молодой, лет двадцати пяти, парень, с блестящим кастетом на руке и продолговатой родинкой под глазом, зло смотрел прямо в глаза.

– Кто вы такой? Что вам здесь надо?

– Не врубаешься, старая? Дневники сына тащи. А то обоих порубаю. Что таращишься? Не ясно сказано?

– Но зачем они вам?

– Надо, значит.

– Но у него их много.

– Давай все.

Лариса Дмитриевна достала из шкафа толстые исписанные тетради.

– Вот.

Парень схватил их, быстро перелистал их одну за другой.

– Это не те. Где остальные?

– Но больше нет, кроме тех, что у Анны.

– Твою мать, старая! Чего мозги морочила?

Он наотмашь ударил ее кастетом и, захватив все тетради, выбежал из дома.

А уже через пятнадцать минут огонь охватил все близ стоящие постройки. Соседи закидывали дом снегом, заливали водой, но все было тщетно.

Анна сидела недалеко от лежащего в коме Дмитрия и под тусклый свет настольной лампы читала дневники мужа.

«…11 августа 378 года на берегу Вожи, мы встретили ордынца Бегича с большим войском. Уже тогда великий князь Дмитрий Иванович отказался платить дань в общегосударственную казну, которая находилась в ведении темника Мамая. Потому и пришел Бегич, чтоб указать новое место князя под властью военного хана. И не будь до этого митрополита, а затем неуклонно-твердого Боброка с Владимиром Андреевичем Хоробрым, не управлять Дмитрию северо-восточной Русью. Благодаря им мы стояли тогда на Воже и без страха смотрели на матерых воинов, воевавших и в Азии, и в Европе. В нас горела такая решимость, что даже будь они сильнее нас раз в десять, мы бы этого не заметили, разгромили и все. Тогда мне было всего двадцать три, но я не был неопытным юнцом. Никакого страха, только жажда битвы. Но Боброк избрал другой ход событий. Когда уставшие стоять без дела рати Бегича, переправились через Вожу, воевода приказал отступать. Откуда могли знать враги, что позади нас стоят отборные конники? Заманивая Бегича вглубь княжества, Боброк, при помощи нашей сотни изматывал противника, держал его в напряжении, создавал мелкие стычки. Как только враг начинал активно нас атаковать, мы отходили. И так почти весь день. К вечеру войска Бегича оказались лицом к лицу с основными силами. Дальше было просто избиение. Братоубийство. Потомки Ария рубили друг друга, словно не одной веры…»

Анна оглянулась на Дмитрия и перевернула сразу несколько страниц.

«…Настю убил ВорОта, тот самый, который больше любил золото, чем Родину. Его продолговатая рана под левым глазом, есть след моей стрелы. Он дальний родственник, ставший разбойником только из-за того, что Владимир Андреевич предпочел воеводой в Серпухове меня, а ни его. Он сжег палаты моих родителей в Костроме вместе с ними. Он разрубил на части моего брата Огнена. Могу ли я простить ему его злодеяния? Нет, никогда. Только его смерть сможет успокоить мою душу. Потому оставляю все дела в Серпухове, передаю свои поместья племяннику, Андрею, а драгоценные вещи предаю земле. Место захоронения указано пересеченными мечами».

Далее следовала коряво нарисованная карта, но на ней легко различались названия рек и деревень.

Анне стало жарковато и душно. Она приоткрыла окно и вдохнула свежий весенний воздух. Зачем-то глянула вниз и отшатнулась. Неожиданное чувство тревоги бросило в дрожь. Непонятно откуда перед ней вырос парень в кожаной куртке и вязаной шапочке.

– Здравствуй, красавица. Постарайся быть как можно тише. Не дергайся. Мне от тебя ничего не надо, кроме вот этой маленькой тетрадки. Ну. Дай мне ее сама. Будь умницей.

– Почему я должна отдавать тебе то, что тебе не принадлежит?

– Ах, ах, какие мы все-таки из себя. Сказано давай, значит давай!

– Но это Димина тетрадь.

– Валую она уже вряд ли понадобится.

Анна вдруг увидела продолговатую родинку под левым глазом.

– ВорОта! – неожиданно для себя крикнула она и отшатнулась к подоконнику.

Руки не нашли опоры, провалившись в пустоту, и Анна, страшно закричав, выпала из окна пятого этажа.

ИЗ НАВИ В ЯВЬ

Мелкий дождь барабанил по столу, выбивая странную дробь. В больничной палате пахло лекарствами, и было довольно тихо. Лишь иногда похрапывал сосед слева. Мощный детина с головой как у быка. Панцирная кровать прогнулась под ним до самого пола. Уборщице приходится каждый раз сгонять его с места, чтобы протереть пол под койкой.