– А мне темненькие не по нраву. Я светлоликих люблю!
– Знаем, знаем, кого ты любишь!
– А что это вы знаете? А? Наболтали уже? Мхх…
– Та-ак! Марья, положь коромысло!
– Тетка Алена, отстань!
– Кому сказала – положь!
В церковь Ермил заглянул ненадолго. Пообщался с отцом Симоном, помолился да поставил две свечки за упокой рабов Божьих Варвары и Пресмысла, в крещении – Павла. Пуще всего было жаль Варвару. Хоть она и из гулящих дев, а добрая была и такой лютой смерти не заслужила… Эх, Константинополь-Царьград… Сотник до сих пор переживает, себя корит – видно…
Уже вовсю разгорался день, теплый, летний, никто праздно по улице не шатался. Кто на покосе, кто в полях, кто на усадьбе – все по хозяйству, да мало ли дел? Летний денек год кормит – такое присловье было.
Обойдя выросшую на перекрестье улиц березу, Ермил подошел к полуоткрытым воротам, заглянул во двор:
– Здрав будь, дед Титок. Все ли по добру?
– Твоими молитвами…
Возившийся у коновязи дед лишь оглянулся, не отрываясь от дела. Что-то там подвязывал, ремонтировал…
– Ладислава-краса дома ли? Мне б на пару слов… Яблочный спас скоро – уговориться бы.
– Ну-у, скоро – сказанул… Хотя… как посмотреть.
Присвистнув, дед махнул рукой:
– На гумне Ладислава твоя… Или на риге – молотит…
– Так я пройду… ненадолго.
– Ну, коль ненадолго – пройди… Погодь! Пса приберу… Карай, Карай… свои.
Громыхнул цепью здоровенный кобель бурой, с желтыми подпалинами, масти. Заворчал, покосился на чужака, однако ж не лаял – хозяин-то вот он, рядом.
– Эвон рига-то, за птичником, за амбаром…
Пройдя по двору, отрок свернул за амбар и увидел просторный молотильный сарай – ригу – с распахнутыми настежь воротами. Из сарая доносились ритмичные звуки… будто кого-то били, этак невозмутимо мутузили…
– Х-хэк!
Ах, как Ладислава управлялась с цепом! Не хуже иного мужика. И вся из себя – сильная, статная. Грудь – ого-го! Мускулы так и ходят…
– Здрав будь, Лада.
– А-а-а! Ермиле…
Девушка была в одной рубашке с подвернутым выше колен подолом… да тонкая льняная ткань и так почти ничего не скрывала. Вот и отрок невольно залюбовался…
– Слюни-то подбери, – поведя черной бровью, беззлобно хохотнула красавица. – Коли пришел – срочное что?
– После вечерни – на дальний луг, – оглянувшись по сторонам, Ермил понизил голос. – Ну, там, где чучело по весне сжигали. Господин сотник ждать будет.
– Приду.
Похожую на мальчика Добромиру отрок отыскал на мостках – девчонка стирала белье и тоже разделась – в одной рубашке. Маленькая, стройненькая… темно-русая коса с вплетенной красной лентой – ишь ты, жених уже есть! Ермил невольно улыбнулся – гляди-ка, титек почти нет, а жених уже есть! Быстро девки растут. Одна-ако…
– На дальний луг? А, где чучело сжигали… Приду.
– Корзинку-то тебе не помочь донести?
– Корзинку-то? – девушка улыбнулась, щурясь от яркого солнца. – Не-е… Есть кому помогать.
Ну, понятно – коли лента в косе… Жених! Оттого, видно, Добромира такая улыбчивая.
Пухленькая востроглазая Любава встретилась Ермилу у пристани – спешно бежала к рядку, как тогда называли небольшую торговую лавку.
– Ой, Ермиле, здрав будь. Как там господин сотник? Небось не зря прислал? Небось понадобились? Ой, а я все такая заработанная, такая, что ой прям… Говорят, ладьи должны вот-вот подойти. Из Киева, а то – и из самого Царьграда. Вот я и бегу… пироги, квас… да мало ли чего тем корабельщиком надо? Все продадим, пусть только купят! Ах? Что-что? На дальний луг… где чучело… Конечно, приду! Сам господин сотник зовет – чего же не прийти-то? Не-не, с делами пока братец управится, он у меня востер, не смотри, что двенадцать осенью только. Хочет в младшую стражу. Возьмут, как мыслишь?
– Мыслю, возьмут, – прощаясь, улыбнулся отрок.
У этой ленты в косе не было – наверное, женихи еще только намечались. Да и такую болтушку замуж… ой-ой-ой!
* * *
– Скажете всем, как бы между прочим, мол, воевода Корней Агеич хочет пасеку свою расширить, для чего в васильковском урочище землю расчистил уже. Не сам – люди его, холопы да закупы. Ульи поставит, начнет свечки лить.
Как всегда, Михайла проводил инструктаж быстро и четко. Как в армии. Девушки благоговейно внимали, знали уже – перебивать сотника не полагается, а все вопросы – потом.
– Охраны пока что там почти нет, так, пара отроков из челяди. Так и что охранять-то? Однако – это отдельно отметите, – мол, люди видели, как два воза с воском со старой пасеки воевода туда пригнал – для свечек. Еще уже и ульи завез и кое-что построил. Так что вообще-то – есть чего охранять. Вдруг да кто пограбит, пожжет? Оттого воеводе большой убыток будет. На это и напирайте. Понятно ли все, девоньки?
Чернобровая Ладислава махнула рукой:
– Да, господин сотник, понятно. Сегодня у колодца о том разговор и затеем. Ну, когда народишко подойдет…
– Молодцы, – одобрительно покивал Михаил. – Правильно.
– На околице, на посиделках, вечерком – там тоже будем, – худенькая Добромира закинула на грудь косу – словно бы невзначай, – чтоб все видели ленту!
– А еще в церкви, на вечерне… не на самой вечерне, там батюшка, а и до, и после, ага, – затрещала Любава. – И я еще на покос сбегаю – родичей проведать…
– У Архиповых нынче беседа, – припомнила Ладислава. – Хозяин из Турова вернулся, всех на беседу зовет. Вот и мы заглянем.
Вернувшись к себе на базу, Миша вызвал Илью, и оба тотчас же занялись «газетой». Именно так Михаил гордо именовал небольшой – размера А3 – информационный листок, нечто среднее между армейским «боевым листком» и стенгазетой. Первый номер, выпущенный дней десять назад в количестве пятидесяти пяти экземпляров, произвел небывалый фурор не только среди жителей Ратного, но и среди соседей, и даже среди проезжих корабельщиков – на ладьи «газету» занесли тоже. Название придумал лично Миша, простое и без всякого выпендрежа – «Летопись Погорынья». Чтоб не только ратнинцам было интересно читать. Сотник давно уже не удивлялся тому, что грамотных людей в это, казалось бы, дремучее время было не так уж и мало. Конечно, не среди воинов – больше купцы, мастеровые и церковные деятели.
В первом номере печатали прогнозы на новый урожай, кое-что из агрономического труда Колумеллы, очерк о Царьграде и все местные новости – про купцов, про озимые, ну и – на обороте – кто с кем подрался-помирился-поскандалил. Именно с оборота «газету» обычно и начинали читать, в охотку обсуждая все сплетни.