Изматывающее испытание. Психологический детектив

Оказывается, завербовавшим меня не всё было известно. Однако я не собирался рассказывать, как меня посетил представитель банды, занимавшейся обиранием и некрупных бизнесменов.

На следующее утро долговязый дядька не ухаживал джентельменски за Ольгой, как накануне, теперь к ней настойчиво приставал, вместо того чтоб готовить завтрак. Его в тот день назначили дежурным.

После ареста в поселке и поварихи Клавдии и неудачной попытки завербовать повариху из жителей местных готовить еду хотели поручить мне, обещали дополнительно платить. Я отказался, сославшись на то, что никогда не занимался кулинарными занятиями, мою стряпню вряд ли кто-то станет кушать. В результате главным поваром пришлось стать Ольге, для остальных людей отряда, кроме начальника, установили график дежурства. Ольга до того деятельная женщина, что согласилась с новыми, дополнительными для неё обязанностями. И вот в то утро дежурным назначили «новый кадр».

Вместо того чтоб помогать Ольге, дядька при любой возможности хватал женщину за руку, пробовал обнимать, что-то говорил, возможно, признавался в неожиданно вспыхнувшей любви. Даже казалось, он готов оттащить Ольгу от лагеря и изнасиловать, раз она от его притязаний отказывалась, хотя, конечно, попытка окончилась бы для него позором, он только длинный, похвастать силой не мог, тем более имел дело с физически мощной женщиной. Это видели все. Не вмешивался и начальник, хотя обязан был навести порядок. Он имел привычку ходить вблизи лагеря с отсутствующим взглядом – слегка тронувшийся из-за любви к своей профессии, так о нём можно сказать, – и в то утро до завтрака вышагивал туда и обратно в стороне от палаток, никого не замечая, обдумывал и решал геологические проблемы.

Ольга привыкла, чтоб считались с её интересами и желаниями, тут вдруг без стеснения добивались близости с ней, причём в присутствии людей отряда. Только вначале она думала – кавалер шутил, затем стала бить распоясавшегося ухажера по рукам, отталкивала и всё больше раздражалась. Наверняка она запоздало сожалела, что вчера чуть ли не заигрывала с дядькой. Наконец, когда насильник попытался обнять её в очередной раз, она, окончательно рассердившись, с такой силой толкнула наглеца, – это сделать могла, – что тот беспомощно замахал руками, пятясь задом, не устоял на ногах, плашмя повалился на куст кедрового стланика, рассёк о ветки щеку.

Какое-то время дядька не поднимался на ноги, только сполз с куста, болезненно морщился и осторожно прикасался пальцами к повреждённому месту, затем пригрозил:

– Всё равно будешь моей.

– Тебе только вначале придётся меня убить.

Ольга молодец, ответила достойно, и хотя с неприязнью смотрела на ухажера, а пошутила, даже изобразила на лице усмешку.

– И убьём.

До этой минуты Николай Николаевич то забирался в палатку, то бесцельно бродил, бросая враждебные взгляды на бомжа, явно нервничая. Можно предположить, он не вмешивался потому, что вчера не прислушались к его мнению – прогнать бродягу, – и сейчас думал: пускай все видят и убеждаются, кто был трижды прав, – надеялся, Петухов поймёт, какой ценный кадр взял в отряд, и изменит своё первоначальное мнение. Услышав угрозу бомжа, старик, наконец, высказался:

– Вы забываете, что вас подобрали, из жалости оставили в отряде. Хотите, чтоб вас прогнали?

– Только попробуй, – вот что на это ответил бомж, нисколько не испугавшись.

Он действовал уж слишком открыто, и у меня возникло предположение: не напился ли? Ночью забрался в кузов вездехода, своровал спиртовые настойки, разыскав чемодан с медикаментами, или там же нашел водку, которую я покупал по просьбе Ольги…

После завтрака собрались, погрузились в вездеход, продолжили путь. Время от времени останавливались, если Петухову казалось, что ехали по месту интересному в геологическом отношении. Как вел себя дядька, сидя в кузове вездехода при его движении, не знаю. Он в разведку не ходил, его только принуждали вылезти на волю, садился на землю, сутулился, потеряв ко всему интерес, казалось, приходил в себя. К Ольге он теперь не приставал, изнасиловать не пытался, такое впечатление, что протрезвел, зато лишился сил, возможно, понял также, что перестарался, нельзя рождать к себе враждебное отношение, запоздало вспомнил, что появление банды запланировано не сегодня.

Старик тоже оставался возле вездехода, за «новым кадром» наблюдал, не доверяя.

Мы в тот день к вечеру добрались до другой долины, как начальник и планировал, которую прогрызала полноводная река Хата, бравшая начала на континенте, уже набравшая силу, стремившаяся быстрее докатить свои воды до ещё более мощной реки Колыма, та в конечном итоге до Ледовитого океана.

Как раз в тот вечер я обнаружил на сидении вездехода записку. В ней всего два слова: «Стоять здесь». Слова написаны печатными буквами. Если до этой минуты у меня тлела надежда, пускай и слабая: у бандитов сорвётся задуманное мероприятие, – теперь не стоило на это рассчитывать.

Выполняя приказ, вспоминая бандитов недобрым словом, я принялся разбирать мотор, через какое-то время сообщил начальнику: вездеход срочно нуждается в ремонте, завтра продолжать путь нельзя, если не хотим лишиться транспортного средства.

Петухов расстроился, отправился советоваться с Ольгой. Вернувшись, он сказал: завтра оставляет в лагере и Анатолия, пускай помогает. Я начал было говорить, что справлюсь один. Потом решил не спорить.

Я всё меньше верил, что бандиты оставят людей отряда живыми. И окончится ли для меня благополучно детективная история, в которой оказался, если и буду выполнять все требования бандитов? – я стал задавать себе этот вопрос. Однако вот что скажу: меня страшила даже не собственная смерть, единственный человек, которого в этой жизни люблю, – мой пятилетний сынишка, останется без отца.

В маршруты в то утро отправились двумя парами – Петухов со своим другом Николаем Николаевичем, Ольга с Мальчиком, с Юрием Борисовичем. Бомжа едва заставили выбраться из палатки, ходил как инвалид, во время завтрака не мог удержать в руке ложку, поднося к беззубому рту, и его не взяли в маршрут, чтоб посмотреть, на что годен.

Пока геологи оставались в лагере, я изображал, что занялся ремонтом двигателя вездехода, отыскивал несуществующее повреждение. Едва они скрылись, уйдя по долине, я забрался в кабину, вытер тряпкой слегка перепачкавшиеся руки и стал обречённо ждать развитие дальнейших событий.

Потом захотелось хоть немного избавиться от упадочного состояния, отогнать лезшие в голову паршивые мысли, вытащил из-под сидения бутылку водки, начальники в маршруте, меня не осудят. И решил достать из кузова нужные продукты, расстелить на гальке целлофановую скатерть, устроить небольшой кайф. Что я и сделал. Накануне я смастерил скамейку из двух чурбаков и доски, сидеть на ней удобно.

И вот о чём я стал здраво думать: раз я всё меньше верю бандитам, то нужно завербовать сообщника, хуже не будет.

Поразмыслив, я пришел к выводу: из всех людей отряда могу говорить лишь с Анатолием, хотя он не симпатичен мне, но вражды между нами не было. Почему я негативно относился к золотой молодежи понятно, мне приходилось зарабатывать на жизнь своим трудом, знал – никогда не достигну уровня жизни потомков богатых родителей.

Молодой не вспоминал, зачем начальник оставил его в лагере, не интересовался, нужна ли помощь, с удобством расположился на берегу реки, сделав из надувного матраса кресло и усевшись на него, загорал, раздевшись до пояса.

Подзывая его, мне пришлось призывно махать рукой, не только кричать.

Самонадеянный юнец подходил ко мне, надев свою модную безрукавку, не спеша, с пренебрежительной усмешкой на губах – показывал, что он человек самостоятельный, подходит лишь потому, что захотел сам. Я постарался этого вызывающего поведения не замечать.

– Хочу с тобой потолковать и кое-что сообщить. Присаживайся. Заодно выпьем.

– И за что будем пить?

– Чтоб остаться живыми.

– Тост интригующий. Я-то думал, вы пригласили меня для того, чтоб сделать своим компаньоном в промывании золотоносного песка. Начальники ушли, самое время обсудить эту проблему. Успех предприятия обеспечен, его же возглавляет такой атаман, как вы.

Напоминание о незаконной деятельности я решил пропустить мимо ушей. Я действительно занимался промыванием песка, не ради прибыли, в маршруты не ходил, не люблю сидеть без дела. А сравнение меня с атаманом не обидело, имею сходство с прежними представителями казачества – коренастый, плотный, с прямыми рублеными плечами, сразу видно, что силу имею, хотя от возраста и размеренной жизни округляются когда-то литые мускулы, появился животик. Прилетев на Колыму, я отращивал усы и бородку, не ленился делать бородку фасонной – с бакенбардами, снизу под губой и под подбородком заканчивалась ровными линиями, мое лицо выглядело более мужественным, заодно таким способом компенсировал убывание волос на голове. Я имел привычку сидеть, раздвинув ноги, обутые в кирзовые сапоги с подвернутым верхом, иначе в голенищах не умещались мускулистые икры.

– Вот что, я позвал тебя не ради болтовни. Для начала расскажи, как ты оказался в отряде.

– По велению судьбы. Существует высший разум, неважно как его называть – Богом или иначе, всё создал. Он не материальный, информационное поле, если говорить современным техническим языком, всем и управляет. Судьба каждого человека запрограммирована и заложена во всемирном информационном центре.

Молодой говорил так, будто перед ним невежда, он, так и быть, этого невежду слегка просветит. Он стоял передо мной, подперев левой рукой бок, и презрительно усмехался, неудивительно, что у меня пропадало желание сделать самовлюбленного юнца помощником, даже захотелось его наказать, и мог, в молодые годы серьезно занимался штангой, был третьим призером столицы во втором среднем весе.

– Не умничай, – заметил я, недовольно поморщившись. – Умничаешь потому, что избалован излишне. Твой родитель – преуспевающий бизнесмен, разбогател с помощью противозаконных махинаций, или большой чиновник, не стесняющийся брать взятки и класть бюджетные деньги в свой карман, тебе даёт денег, сколько попросишь, продолжатель папиного рода, потому что считает – тогда ты будешь родителей любить, станешь послушным мальчиком. У тебя не жизнь, а сплошная малина. Я правильно мыслю?

– Вы поразительно прозорливы.

– Ты спишь до двенадцати, потому что вечер и ночь были тяжёлыми – ночные клубы, девочки. Служить в армию не пойдёшь, родитель от этого занятия откупит, пошлёт учиться в заграничный колледж или в какую-нибудь нашу платную престижную Академию. Может он сразу купит тебе диплом, позволит немного побездельничать, затем пристроит в солидную фирму, благодаря своим обширным связям, там тебе поставят условие, понимая, какой ты ценный кадр: занимайся, чем хочешь, только не прикасайся ни к одной бумажке, иначе такое натворишь, что наша процветающая фирма сразу обанкротится.

– В ваших рассуждениях намечается противоречие, я сейчас провожу время не в ночном клубе, вместе с вами в дикой Колыме, – заметил представитель золотой молодёжи, кривя губы, теперь уже точно изображая презрительную усмешку.

– Ты еще скажи, что помимо веления судьбы отправился на Колыму в поисках романтики, – как можно язвительнее заметил я.

– Почему бы нет. Причём хочу, чтоб романтика была полной. Здесь, на Колыме, где мы находимся, сотовая связь отсутствует, я мог бы взять телефон спутниковый, чтоб связываться с преуспевающим бизнесменом родителем, этого не сделал… Вы, конечно, не читали «Земля людей», Экзюпери. Французский писатель, одновременно был лётчиком, возил срочную почту и летал над Кордильерами, над Сахарой, участвовал в борьбе с Гитлером и погиб в сорок четвёртом. Колдовская сила ремесла лётчика открывала перед ним иной мир. Он сражался с чёрными драконами, увенчанными гривами синих молний, с наступлением ночи вырывался на свободу и прокладывал путь к звёздам. Обывателей он сравнивал с термитами. Они построили для себя тихий мирок, замуровали все выходы к свету. Они не жители планеты, несущейся в свободном пространстве.

– Ты хочешь сказать, что у тебя такие же интересы, как у Экзюпери?.. Если б ты прилетел на Колыму ради романтики и сражения с чёрными драконами, то не ходил бы с кислой физиономией, вроде тебе всё надоело, шевелиться и то не хочется. Не посылай тебя начальники в маршруты – сидел бы в лагере. Я догадываюсь, почему ты здесь – попал в скверную историю, из которой и богатый родитель не мог выручить, пришлось срочно уносить ноги, а надежде отсидеться в дальних краях до лучших времен, когда страсти улягутся. Мне это знакомо. (Я, конечно, не собирался сообщать, что как раз по такой причине оказался на Колыме). Жизнь пошла у тебя не гладко, жить как-то надо, ты и цепляешься за романтику в надежде, что появится какой-то свет. И романтика была в моде прежде, сейчас у всех на уме деньги, тем более у таких кадров, как ты. Ваша романтика – прожигать время в казино, ночных клубах…

Я замолчал потому, что насторожило поведение ушедшего к реке долговязого дядьки – упал на колено, словно подобострастно преклонялся перед любимой женщиной, одну руку прижимал к сердцу, правую артистически выбросил вперёд, стремился показать, что ради своей возлюбленной даже готов продать себя в рабство. Вот он, похоже, начал исполнять арию из оперы, слова не разобрать из-за приглушённого гула находившегося ниже по течению примерно в полукилометре от нас порога. И вдруг он поднял руку и выстрелил, не в воображаемого противника, в воздух. Ракетный заряд стремительно взвился в небо, раскрылся, потом замедленно опускался, соря огонь вокруг себя.

Когда в небе вспыхнула вторая ракета, я вслух выругался.

– Это он подаёт сигналы «своим», указывает наше точное местонахождение. И такое впечатление, что он выпил, еще прошлой ночью спер из кузова медицинские настойки или водку. Пьяный, а о полученном от банды задании не забыл. Ракетницу тоже украл. Цирк с пением устроил для того, чтоб сбить нас с толку… Скоро нагрянут основные бандитские силы. Наших ушедших в маршруты геологов мы больше не увидим. И вряд ли найдем их трупы. Да нам, пока еще живым, теперь будет не до поиска трупов

Я снова понял, что сообщник необходим.

– Давай, присаживайся, расскажу тебе кое-что.

Как я позднее узнаю, из маршрута вернулся только Николай Николаевич, от усталости и переживаний едва держался на ногах, странно, что сумел дойти. Он без штормовой куртки, на нём лишь рубашка. Когда он увидел, что вездехода нет, обнаружил – исчез и водитель, то есть я, то об усталости ему пришлось забыть.