Изматывающее испытание. Психологический детектив

Молодого он вытащил из палатки за ноги. Вид этого представителя золотой молодежи наверняка его поразил – стильные джинсы и модную безрукавку будто изжевала корова, одежду безобразили жирные пятна, прилипали к материи хлебные крошки и кусочки мясных консервов. Вчера пьяный, плохо соображавший парень ползал по расстеленной мною целлофановой скатерти, раздавливая продукты, оказался не крепок на выпивку. У золотой молодежи лишь гонора много. На требовательные вопросы Молодой не отвечал, с изумлением осматривал себя, стараясь вспомнить выпавший из головы вчерашний день, даже забыл презрительно усмехаться, что делал обычно, когда его стыдили или ругали. Старик готов был убить юнца взглядом убить. Понял: только теряет время.

Долговязый дядька спал лёжа на гальке в неудобной собачьей позе, свернувшись калачиком, по пояс голый. Ночь была прохладной, на Колыме это обычно, тем более мы забрались в горы, раз дядька не замерз, то, возможно, ему действительно доводилось ночевать в малопригодных для жилья условиях. Старик занялся им – оседлал, сев на длинную спину, и принялся с силой растирать уши, безжалостно хлестал по щекам, мычащий дядька пытался приподнять голову, тут же ронял. С представителем золотой молодежи старик так расправляться постеснялся, с бродягой же не собирался церемониться. В отличие от нашего начальника, старавшегося воспитывать подчиненных с помощью разговоров, старик способен на жестокие поступки, либералом не был.

Частично привести пьяного в чувство старику удалось лишь после того, как облил из кастрюли, перевернув на спину, причём умышленно старался, чтоб вода попала в рот, в нос и помешала дышать.

Захлебнувшийся бомж долго трясся от кашля, отхаркивал попавшую в легкие воду, сумев приподняться, удерживал своё длинное тело, опираясь локтями на гальку, на ноги не вставал, уставился в одну точку, изредка замедленно моргал, и казалось – в любой момент на гальку снова обессилено повалится.

Вернувшийся с реки Молодой всё же стал отвечать на вопросы, перед этим забравшись в палатку и переодевшись. Хотя его позорили и обзывали нехорошим словами, однако он оправдываться не собирался, теперь кривил губы, как и обычно изображая усмешку.

В конце концов, старик всё же сумел заставить Молодого и бомжа идти за ним, велев им взять зачехлённую палатку.

Уже в пути срубили две невысокие лиственницы, обтесали от веток, жерди понесли. Бомжа шатало, цеплялся ступнями за попадавшиеся на пути камни и едва не падал, натыкался на кусты кедрового стланика, жердь то и дело ронял и поднимал не сразу, бубнил себе под нос, кляня всё и всех. Старику приходилось останавливаться, ждать, так сжимал челюсти, заставляя себя молчать, понимая – говорить, стыдить бесполезно, что наверняка болели зубы.

Почему старик не оставил бомжа в лагере? Опасался – дядька сворует продукты, одежду и сбежит.

Петухов лежал под огромным контрастно выделявшимся на склоне каменным наростом. Такие коренные обнажения геологи называют дайками. Небольшую площадку под дайкой расчистили от отколовшихся камней. Открыв глаза и увидев приближавшихся людей, начальник приподнялся на локтях – и обессилено повалился на спину, стукнулся о каменистую поверхность затылком. Рядом с ним дымился костёрчик. Ольга только что принесла охапку сушняка. За сушняком ей приходилось спускаться по голому склону до места, где начинал расти неприхотливый кедровый стланик, причём ходила с ружьём, хотя оружие мешало носить палки. На ней, как и на старике, из верхней одежды лишь рубашка, свои штормовые куртки они подстелили под Петухова, лежал не на голом камне, всё равно такая подстилка мало выручала покалеченного человека, мог успеть за ночь простыть, заболеть, тёпло костёрчика уходило вверх, если и грело, то лишь бок.

– Что… в лагере? – с трудом спросил начальник. – Ты отсутствовал очень долго.

– Разве обернёшься быстро, – зло проговорил старик, зло же сжимая зубы. – Эти двое напились, вездеход и шофёр пропали.

– Как пропали?

– Вот так!

Старик произносил слова резко, на всех глядел враждебно, так на него действовали события, а, конечно, ему нужно было проявить дипломатию, не травить душу искалеченного начальника, сказывалось, что он не привык обращать внимания на состояние людей.

Потом Ольга и старик отошли в сторону, решив наедине обсудить происшествие.

– По Василию стреляли из карабина с глушителем. Я находился рядом, выстрела не слышал, – заговорил старик, сумевший немного успокоиться. – Пуля расплющилась о камень, осколки ранили Василия, он и сорвался.

– Пока вас не было, я постаралась осколки из плеча удалить. Василий Викторович по-прежнему думает, что сорвался из-за нерасторопности.

– Не стоит его пугать, и раскрывать правду… Кто стрелял? И зачем? И нет вездехода… Когда я спустился в лагерь, то решил: ваш Вячеслав Данилович отправился с утра пораньше искать золото. Лоток для промывания он купил или смастерил сам. Я не раз указывал Василию на подпольную деятельность его подчинённого, да он… Говорит, формально запретить не может. Так в лагере я подумал: шофёр угнал машину ради поиска золота. А сейчас… Боюсь, что выстрел по Василию и исчезновение вездехода имеют связь. Мы остались без продуктов, без большей части снаряжения. И без вездехода нам отсюда вместе с искалеченным Василием не выбраться. Только бы найти вездеход. И нет Юрия Борисовича.

– С Юрой мы расстались, решив обследовать большую площадь. Я увидела в небе посылаемые вами сигнальные ракеты, догадалась – что-то случилось, – заспешила к вам. Юре кричала. Вероятно, он не услышал, и ракеты не увидел.

– Об этом вы рассказывали… Будем надеяться: спустимся в лагерь, шофёр там, хотя я всё меньше в это верю. Ваш Вячеслав Данилович человек ненадёжный, жук, так называю его. Как он оказался в отряде? Его кто-то порекомендовал?

– Должен был поехать другой водитель, и не смог.

– С тем водителем что-то случилось?

– Ему сломали руку, рёбра.

– Даже так… Вы вряд ли смотрели старый французский кинофильм, называется «Плата за страх». На горевшую нефтяную вышку необходимо было доставить нитроглицерин, чтоб погасить пожар с помощью мощного взрыва. Нитроглицерин взрывается даже от несильных толчков. Вести машину, груженную этим веществом, нужно очень осторожно. За доставку опасного груза хорошо платили. Главному герою кинофильма нужны были деньги. Чтоб сесть за руль на чужое место, он искалечил штатного шофёра. Не удивлюсь, если наш жук попал в отряд благодаря похожей комбинации, искалеченный водитель, вместо которого он поехал, – его работа.

– Какой финал кинофильма?

– Герой довёл машину до прииска, преодолев кучу злоключений, спешил вернуться, поехал назад – и не справился с управлением, машина свалилась с кручи. В результате заработал деньги и погиб.

– Если Вячеслав Данилович действительно угнал вездеход или в угоне участвовал, отдадим его под суд, как только попадём в посёлок, – решительно заявила Ольга.

– Вот только до поселка нужно добраться…

Старик постоянно отзывался обо мне плохо. По поводу его предположения, будто я поступил так же, как герой старого французского кинофильма, вот что скажу: я намеревался с зачисленным в штат отряда водителем мирно договориться, узнал адрес, его разыскал, объяснил свою безвыходную ситуацию, вынуждавшую меня бежать на Колыму. Он в квартиру меня не пускал, выясняли отношения на лестничной площадке. Я тогда не подозревал, что он член банды, об этом сказал франт, беседуя со мной в колымском поселке. Парень оказался задиристым, агрессивным, полез на меня первым. Хотя я штангой перестал заниматься, однако силу полностью не утратил, спустил его с лестницы.

Самодельные носилки соорудили из палатки и двух принесенных жердей, получились громоздкими, тяжелыми, нести искалеченного человека неудобно. Склон местами крутой, под ногами не земля, наломанная за тысячи лет сыпучая щебёнка, ноги на ней расползались. Попадались площадки монолитные, так каменная поверхность отсырела за ночь, в тени не подсохла, скользкая. Кое-где пробивавшаяся среди камня иссушенная солнцем травка, хилые цветочки тоже опора плохая. Ниже начались заросли кедрового стланика, умудряющегося успешно жить и плодоносить в этом царстве камня, – дополнительная помеха, приходилось искать между кустами проходы.

Вначале нести носилки заставили бомжа. Его шатало, заносило в стороны, того гляди не удержит концы жердей, упадут носилки, несчастный начальник искалечится окончательно. Дядька умышленно изображал, что не протрезвел? А, возможно, вспомнил о полученных от главного бандита инструкциях, начал их выполнять. Работать пришлось Ольге и Молодому.

Старик шёл первым, охотничье ружьё держал на перевес, внимательно и напряжённо смотрел вперёд, по сторонам, крутя головой, хотя, если подумать, разве мог отразить нападение боевиков? У обстрелявших Петухова оружие нарезное, при желании могли отправить людей на тот свет с расстояния в километр. Но и идти, ничего не предпринимая для своего спасения, тоже неумно.

Каждые полчаса останавливались, опускали носилки на каменистую землю. Ольга всякий раз склонялась над искалеченным начальником, поправляла сбившуюся одежду, старалась успокоить. Петухов бодрился, силился улыбаться, а губы болезненно кривились, говорил, что дня через два-три встанет на ноги, несбыточная мечта, произносил несколько слов и замолкал, дышал порывисто, трудно, из легких даже вырывался хрип. Наверняка он ещё больше страдал морально – отвечал за судьбу людей отряда и вдруг оказался беспомощным, обузой, поисковые работы придётся закончить, основные только должны были начаться.

Ещё хорошо, что он не знал о существовании банды, мучился бы дополнительно, клял бы себя за то, что поверил человеку, представлявшего себя как руководителя спонсорской организации.

Молодой во время отдыха усаживался на землю, ковырял сорванной травинкой в зубах, равнодушно глядел на раскинувшуюся перед ним горную панораму. И неудивительно, что старик не выдержал, отвёл молодого человека в сторону.

– Вам не стыдно так себя вести?

– Что вам не нравится? Делаю всё, что велят.

– Вот именно, что велят! Вы пришли сюда, увидели искалеченного человека, и даже не возникло желание приблизиться к пострадавшему, посочувствовать. Я понимаю, мы живём в такое время, что моральные ценности меняются. Удивляться этому не приходится, о воспитании нового поколения не заботятся. Вот и вы… Носилки несёте так, будто на них не больной человек, можно и уронить, ничего страшного не случится.

– Решили провести воспитательную работу? – насмешливо поинтересовался Молодой, не пытаясь оправдываться.

– Вы бездушный эгоист! И о себе высокого мнения. И вообще вы поражаете меня с первой минуты. Кажется, жизнь вас разочаровала, ходить и то не хочется, такая у вас походка. Непонятно ради чего вы завербовались в экспедицию. Как мне сказал Василий Викторович, в институт «Геологии» вас привёл старший брат. Он же связался со спонсорской организацией, которая оплачивает расходы экспедиции, вы были зачислены в отряд. Василий Викторович тоже вас не понимает. Он вначале думал: вас привлекла романтика, теперь… Ему даже кажется, вас послали на Колыму вопреки вашему желанию, в этом заинтересован ваш старший брат. У вас же есть брат?

– Да. Сильная, целеустремленная личность, достоянная подражания…

Об этих описанных мною событий я узнал в тот же день от Молодого. Он рассказывать не стремился, приходилось постоянно задавать вопросы. И, конечно, то, что я описал, не совсем соответствует действительности, кое-что придумал, приукрасил. В конце разговора я спросил:

– Слушай, а что ты такой спокойный? Неужели не помнишь, что я говорил тебе? О том, что начальник подстрелен, тебе не сообщили, так сам должен догадываться, что происходит, если видишь – старик ни на минуту не расстается с двустволкой, ждет нападения бандитов.

Он усмехнулся в своей прежней манере, выказывая свое пренебрежительное отношение ко мне, не ответил.

Ориентироваться на местности я толком не умею, и поражаться этому не стоит – привык сидеть в машине и ездить по нанесённым на карту дорогам. В лес меня не тянуло, – и по-прежнему не тянет, – грибы и ягоды предпочитаю покупать. К лесу у меня даже антипатия, два года, будучи зэком, пришлось пилить и валить деревья, из техники была лишь бензопила «Дружба» и топор. Летом объедали комары, неимоверная жара, зимой пронзительная стужа, снега по колено, прежде чем дерево повалить приходилось его от снега лопатой откапывать, осенью заливали проливные дожди, плащ спасал плохо, мокрота проникала до голого тела. Нас заставляли работать в любую погоду. Стерегущие нас солдаты прятались под непромокаемым тендем, зимой грелись в палатке с буржуйкой, мы будто не люди, преступники, уголовники.

В общем, путешественник я плохой, в тот день из-за излишней выпивки тем более понятия не имел, в какой стороне Ледовитый океан, где Япония, Китай. Непослушные ноги подводили не один раз, держали плохо – на склонах оступался, терял равновесие, мешком валился на зад и спину, под ногами то сыпучая щебёнка, под ступнями разъезжавшаяся, то чистый скользкий камень, спьяну произносил проклятия, и везло, что всякий раз удавалось, кряхтя и ворочаясь, подняться. Я куда-то продвигался, конца затянувшегося путешествия, мною же выдуманного, не было видно. Рубашку я скинул, чтоб меньше потеть, догадался укрепить на поясе, связав рукава узлом. Никогда прежде я не действовал так бездарно.

Я начал трезветь и слегка опомнился, когда возвышавшаяся с западной стороны сопка заслонила упавшее за горизонт солнце, поблек день. И перед этим я наткнулся на завал из талого снега с северной стороны отвесной скалы, снегом обтерся, эта процедура тоже помогла немного придти в себя.

Даже спичек в карманах не было, о костре приходилось мечтать.

Выбрав место ровнее, я свернулся калачиком. Бездомная собака не позавидовала бы мне, снова проклинал все и всех, в первую очередь себя.