Великое сидение

Желая прекратить войну, Петр через бывшего при саксонском дворе французского министра Безенваля предлагал Карлу XII заключить мир на условиях оставить за Россией Ингрию с городами Кроншлотом, Шлиссельбургом и Петербургом. На это шведский король отвечал, что о мире он будет говорить с русским царем в Москве, когда царь возвратит все завоеванное им и заплатит тридцать миллионов за понесенные Швецией военные издержки; что скорее он, Карл, пожертвует последним человеком своего государства, чем оставит место, называемое теперь Петербургом, в руках русского царя. А в добавление к этому шведские министры объявили намерение своего короля свергнуть царя Петра с престола, уничтожить регулярное русское войско и разделить Россию на мелкие княжества. Генерал Шнарр уже был назначен московским губернатором и грозил, что они, шведы, русскую чернь не только из Москвы и не только из России, но отовсюду плетью выгонят и совсем со света сживут.

– Брат мой Карл хочет стать Александром Македонским, – усмешливо сказал на это Петр.

VI

– Слышишь?..

– Слышу.

– Не пальба ли в добавку к грозе?..

В умах обитателей города Шклова смятение: только ли Илья-пророк, не дождавшись своего законного дня, прокатывается на громовой колеснице по небу, ухабистому от нагромождения туч, или к этому грому добавляется пушечная пальба? Только ли одни молнии озаряют рано завечеревший день, или его сумрак вспарывают и подсвечивают огневые вспышки доносящихся до города орудийных выстрелов?

– Слышишь?..

– Слышу…

В надвинувшейся душной июльской сумеречной мгле не предвещалось ничего доброго. Три дня назад с такой же грозовой добавкой гремела Головчинская битва, а налетевшая нынче гроза не хочет ли помогать битве здесь? Неужто и сюда придут свей?..

– Мое рассужденье такое, – говорил на собравшемся в Шклове военном совете фельдмаршал Шереметев. – Понеже неприятель, как ведомо, движется к Могилеву, и оное место за его отдаленностью и торопливостью шведов подготовить к отраженью осады теперь стало поздно, то… – покусал фельдмаршал гладко выбритую губу и почесал переносицу, еще раз обдумывая свое предложение.

Его внимательно слушали генерал светлейший князь Меншиков, министры: граф Головкин, князь Григорий Долгорукий и еще шестеро генералов: Репнин, Брюс, Гольц, Алларт, Рен и Дальбон.

– …то, – продолжал фельдмаршал, – перебравшись на сю сторону Днепра, стать всей нашей кавалерией и частью пехоты по Днепру от Шклова до Могилева.

– По возможности держать неприятеля и переправу ему через Днепр не давать, – подхватил слова фельдмаршала Меншиков. – Стараться перенять все броды.

– То – так, – согласился Яков Брюс. – А остальной пехоте идти к Горкам с артиллерией и обозами.

Князь Григорий Долгорукий провел пальцем по карте от Шклова до Могилева и усомнился.

– Долго не сдержать неприятельскую переправу.

– Ну, а когда окажется невозможным переправу дальше ему возбронить, то… – опять покусал губу и почесал переносицу Шереметев, не сводя с карты глаз, – то уступить ему тогда переправу, а каждой нашей дивизии конницы будет способнее добрым порядком дойти до Горок, где, соединясь со всею пехотой, смотреть, каковы будут неприятельские обороты: обратится ли швед дальше идти к Смоленску или к Украине.

– И, упреждая, всячески путь ему преграждать, – добавил Меншиков.

На том и порешили.

Карл XII вошел в Могилев и разместился в нем со своим войском надолго. Русские лазутчики и схваченные языки сообщали, что король дожидается прихода из Лифляндии генерала Левенгаупта с шестнадцатью тысячами войска, артиллерией и провиантом, потому как с едой в Могилеве худо. И еще – ждет вестей о восстании в Малороссии против русского царя.

– Кто же там бунты для него готовит? У гетмана Мазепы все спокойно, и положиться на него можно, – не давал веры такому сообщению находившийся в Горках Петр. – А что с едой шведам в Могилеве худо, то хорошо!

– Худо, худо с едой, и взять ее негде, – доносили перебежчики из немногих еще остававшихся в Могилеве жителей.

Переменчиво и обманчиво военное счастье. То скорую и нежданную удачу пошлет, о какой и не мыслилось, а то во всех мелочах продуманный план окажется ни в какой мере не выполнимым. Петру вспомнилось: когда он в минувшем году выехал из Варшавы и разместил войско у берегов Вислы, то Карл XII, не находя возможности навести мост, решил переплыть реку со своими драбантами на мелких лодках, чтобы высмотреть расположение русских войск, и один русский отряд тогда напал на него. Карл едва-едва спасся, кинув всех сопровождавших его охранителей, которые порубленными пошли на дно Вислы. Захватили бы тогда шведского короля – тут бы и войне конец.

С обеих сторон, и с шведской, и с русской, одолевают бога мольбами о ниспослании победы, и, должно быть, теряется бог в своих решениях – кому расположение оказать? Пускай-де попеременно – то викторию, то конфузию обретают.

Ох и ох!.. Умей успевать оглядываться, где бы, кто бы не предал тебя. К примеру, бригадир Мюленфельдт – заверял себя верноподданным, а дождавшись приближения шведов, нарочно отступил и дал им занять Гродно через два часа после того, как он, Петр, выехал из города. Велел арестовать Мюленфельдта, как изменника, а он из-под стражи бежал. Как так?.. Кто допустил?.. И теперь Мюленфельдт оказался на службе у шведов.

Так вот оно и идет: то ты настигнешь Карла и почти за шиворот схватишь его, а то он тебя.

– Где Левенгаупт? Почему он не идет?.. – недоумевал Карл XII и, не дождавшись его, в начале августа выступил из Могилева, оставив после себя от города пепелище.

Изголодавшиеся шведы шли через опустошенные деревни и села, срывая на полях хлебные колосья и стараясь хоть зерном унять голод. Осень еще не начиналась, а стали лить затяжные холодные дожди, и негде было ни укрыться от непогоды, ни просушить одежду. Болели и падали шведы на ходу, а обреченные на гибель умирали на обочинах дорог.

Узнав о выходе неприятеля из Могилева, Петр отдал своему войску приказ выступать из Горок и продвигаться в сторону Мстиславля, чтобы частыми налетами подвижных отрядов мешать шведам переправляться через реку Сож.

Полки русских воинов были обмундированы по образцу немецкой пехоты в темно-зеленые суконные кафтаны до колен; на голове – треугольные низкие, как бы приплюснутые, черные поярковые шляпы с обшитыми белой тесьмой краями и прикрепленной с левой стороны медной пуговицей. Выслушивая приказания старших, младшие воинские чины стояли, держа шляпу под левой мышкой; все носили длинные, до плеч волосы, – они оберегали от сабельных ударов.

Драгуны ехали на небольших татарских лошадях с переметными сумами у задней луки седла, в которых были топор, кирка и лопата. Все, как один, в синих однобортных кафтанах; рукава – с разрезными обшлагами; на шее черный галстук, повязанный пышным бантом, на ногах чулки и тупоносые башмаки с медными пряжками. Верхней одеждой у них – епанча с отложным воротником и капюшоном. На поясной портупее – широкий палаш с вычурной рукояткой, при седле – пистолет в открытой чушке и ружье с багинетом.

Петр смотрел на проходившие полки и находил, что все у них вполне изрядно. «Кто это?» – всматривался он в лицо одного проезжавшего мимо офицера и вспомнил: младший брат фельдмаршала Владимир Шереметев, участвовал во взятии Мариенбурга. Говорили, что это он со своими солдатами взял там в полон пастора Глюка и его служанку Марту… Катерину… сердешненького друга Екатерину Алексеевну… Вспомнив о ней, протяжно вздохнул Петр и одобрительно посмотрел вслед молодому Шереметеву. Под Орешком он тоже был, и под Канцами. Храбрый воин, сумевший отличиться. Удачи ему и в других боях!

Проходили преображенцы и семеновцы в красных чулках, и Петр, приподняв руку, приветствовал их, отдавая дань почести в память того дня, когда эти полки не дрогнули при нарвской битве под натиском шведов и сражались, стоя в крови среди трупов своих товарищей. В знак того и носят они теперь чулки красного цвета. Сам Петр, как полковник Преображенского полка, был в мундире зеленого сукна с золотым галуном и большими вызолоченными пуговицами, в треугольной шляпе без позументов и в лосинах, заправленных в высокие сапоги с раструбами. На боку – шпага с черной проволокой обвитым эфесом.

Тарахтели по искалеченной дороге телеги обоза с льняными картузами, наполненными порохом, с набитыми шерстью мешками – защитой от вражеских пуль.

Петр – от Горок, Карл – от Могилева, каждый со своей стороны двигались противники к Мстиславлю, и встреча их произошла у местечка Доброго на речке Черной Ноце. Правое крыло шведского войска отдалилось от основного корпуса на довольно значительное расстояние, и Петр двинул на это крыло части своих войск, находившихся под командованием генералов князя Михаила Голицына и Флюка. Обрушенный на шведов непрерывный двухчасовой огонь сбил, разорвал это крыло шведских войск, с которого воистину что полетели вырванные перья. Три тысячи убитых и множество раненых было его уроном. А когда шведский король привел на помощь своим терпящим бедствие воинам еще два полка, то русские части отошли, не вступая в схватку с усилившимся неприятелем. Некоторое время Карл XII шел за ними, но не решался настигнуть вплотную, все еще ожидая где-то запропастившегося Левенгаупта.

Разгадав умышленную осторожность русских – не вступать в ненадежные схватки, и видя невозможность продвинуться к Смоленску из-за недостатка провианта и фуража, Карл намерился идти в Украину. В том многолюдном и обильном по всевозможным припасам краю ему не угрожало сколько-нибудь серьезное столкновение с русскими, не имевшими там своих фортеций с сильными гарнизонами, а кроме того, прельщала надежда подобрать охотников поводырей из вольных казаков, которые провели бы безопасными и ближайшими дорогами к Москве. Карлу казалось и еще одна выгода при осуществлении похода в Малороссию – наладить связь с крымским ханом и с теми поляками, которые держат сторону Станислава Лещинского, чтобы в случае надобности войти с ними в военный союз. Может, удастся и подослать подкупленных казаков к Москве, чтобы поднять там народное возмущение. Обнадежив себя возможными удачами, Карл XII махнул рукой на запоздавшего Левенгаупта и решительно повернул на юг, к землям Украины.

А Левенгаупт спешил на соединение с ним, уверенный, что вот-вот произойдет их радостная встреча. Он был около Шклова, когда громовым ударом обрушилось на него и на всех его воинов известие о том, что король ушел, приказав догонять его и спешить к Стародубу. Но как спешить, как догонять, когда он, Левенгаупт, милостью своего короля оказался в ловушке, во вражеской западне? Реки – Днепр и Сож – отделяли его от главной шведской армии, а между этими реками находился царь Петр со своими войсками. Куда спешить теперь?.. Как догонять?.. Но надо же было как-то выходить из столь затруднительного положения. Возле Шклова Левенгаупту удалось перейти Днепр, а дальше нужно было как-то тайком пробираться на юг.

У Петра вначале были ложные сведения – где, на каком берегу войска Левенгаупта, но вскоре он напал на верный след и нагнал их, остановившихся у деревни Долгие Мхи, за рекой. Словно в знак торжественного приветствия, прозвучали над головами свеев залпы петровских пушек, но лучше было бы никогда не слышать Левенгаупту такого «приветствия».

С одного выстрела – недолет, с другого – перелет, а третий – в самый раз угодил и заставил шведов земными теснинами да лесами отступать к городку Пропойску. Ночью Петр переправил свои полки через речку и около полудня напал на шведов в болотистом месте при деревне Лесной. Оставив против них три тысячи пехотинцев, царь повел остальные части в обход. Гвардию поставил против левого крыла неприятеля, а спешенный драгунский полк и два полка пехотных приблизил к укрывшимся в лесу шведам. Похоже было, что Левенгаупт обрадовался такой легкой добыче: стремительно выйдя из своего укрытия, он атаковал во фланг полки русской пехоты, но не ожидал, что как раз в эти минуты подоспеет петровская гвардия и одновременно ударит противника во фрунт и с фланга. Шведы стали поспешно отступать через лес, но русские их упорно и успешно преследовали, сразу же захватив знамя, две пушки, генерал-адъютанта Кнорринга и полковника Шталя.

Отступавшие соединились со своей конницей, надеясь на ее выручку, но и к наступавшим подоспела их кавалерия, и все смешались в бою. В пятичасовой непрерывной битве шведы оказались отогнанными к своему обозу, и некоторое время войска отдыхали, издали наблюдая одно за другим.

– Эй, свей! Петлю себе свей! – кричали с русской стороны.

За некоторой отдаленностью и незнанием шведского языка нельзя было русским оценить, насколько язвительными были отклики.

Кому отдохнуть-полежать, кому раны перевязать, а кому в последний свой час мысленно проститься с родными и дух испустить. Изредка русские пушки стреляли, но шведы не отвечали им.

Петр строго приказал казакам и калмыкам стоять за фрунтом неотлучно и колоть всех, кои побегут в стороны или станут подаваться назад, не исключая самого его, государя, и назначенные для такой стражи солдаты следили во все глаза, держа наперевес ружья с примкутыми багинетами.

Отдых войск прервался в пятом часу пополудни. К русским прибыл генерал Боур с тремя тысячами драгун, а к шведам – такое же число войск из их авангарда, отряженного было к Пропойску для наведения мостов через Сож. Русские поднялись первыми, ударили неприятеля в штыки и в палаши, овладели всей шведской артиллерией и захватили почти весь обоз. Рано наступивший осенний вечер и налетевшая к ночи вьюга укрыли бранное поле и бранный лес. Стояли последние сентябрьские дни, могла бы еще держаться золотая осень с сухо шелестящей под ногами листвой, а в этот день 28 сентября, прежде срока, землю настигла морозная непогода. Солдаты обеих сторон ночевали под леденящим самую душу ветром, покрытые смерзшимся снегом, не разводя костров. А осенняя ночь длинна. Под снегом и ветром провел эту ночь и Петр, находившийся далеко от лагеря, среди своих солдат.

На другой день бой продолжался. С решимостью, порожденной отчаянием, шведы бросались в атаки, но получали жестокий отпор, дорого платя за каждую попытку вернуть себе прежнее военное превосходство. Из шестнадцати тысяч человек, пришедших с Левенгауптом, половина уже убита, да много еще умерло от ран и побито было в лесу калмыками. Шестнадцать пушек и обоз из двух тысяч телег достались русским. Генералы Флюк и Меншиков с кавалерией преследовали убегавшего неприятеля. Более пятисот шведов было положено под самым Пропойском да взято в плен около тысячи, а захваченный до этого обоз пополнился еще тремя тысячами подвод с провиантом и фуражом. Небольшими группами и в одиночку выходили шведы из леса и сдавались в плен. Остатки войск Левенгаупта кинулись бежать вниз по реке Сожи, старались вплавь достичь противоположного берега, но калмыки настигали их, и многие из этих беглецов находили свою общую могилу в водах реки.

Без артиллерии, без обоза с провиантом и другими припасами, которых так ждал Карл, без войска предстал Левенгаупт перед своим королем. Эта битва при Лесной удручающе подействовала на шведов, потерявших прежнюю привычную самоуверенность, но воодушевила русских, которые убедились, что шведская армия, слывшая непобедимой, оказывается весьма смертной. Петр торжествовал: русские дрались, будучи в равном числе со шведами, и победили. Путь Карла XII назад был отрезан. Москва спасена. Шведы могли идти теперь только на Украину, куда уже двигался с сильными отрядами Меншиков, преграждая неприятелю путь на северо-восток.

В это же время на севере поражение от Апраксина постигло шведского генерала Любекера, который вторгся было в Ингерманландию, но как скоро вошел в нее, так же скоро и отступил, потеряв три тысячи человек, всех лошадей и военные припасы.

Петр с главной русской армией находился в местечке Погребки на Десне, сторожил там движение шведов. Он был в отличном настроении. Только что побрился и молодцевато подмигнул себе, глядясь в зеркало, когда к нему пришло от Меншикова известие об измене украинского гетмана Ивана Мазепы.