Рок-н-ролльные байки
Евгений Назаренко
Скажете, этого никогда не было? Возможно. Но не будьте так уверены. Даже фанаты рок-н-ролла не знают всего о своих кумирах. "Звёзды" могут внезапно предстать перед вами с неожиданной стороны. И помните, что это только байки, а значит в них обязательно есть доля… выдумки.
Евгений Назаренко
Рок-н-ролльные байки
Предуведомление
Прежде чем читатель приступит к знакомству с текстами, которые входят в эту книгу, хотелось бы предупредить об одной вещи. Эти байки – дань моей многолетней любви к рок-музыке. И, конечно же, дань тем людям, которые эту музыку создавали, чьи имена – по моему мнению – навечно вписаны в историю человечества. Однако те из читателей, которые далеки от предмета или же знакомы с ним поверхностно, могут прийти в некоторое недоумение. Поскольку очень многое в текстах отсылает к событиям, известным лишь меломану, хорошо знакомому с историей рок-рупп и музыкантов, которые стали героями этих баек. Человек «не в теме» может просто не понять написанного, поэтому я не льщу себя надеждой, что у «Рок-н-ролльных баек» будет большая аудитория. Ну а теперь, когда я вас обо всём предупредил, могу добавить только одно: приятного чтения!
1.
Группа Pink Floyd на лондонской студии Abbey Road заканчивала репетировать свою новую эпическую программу, носившую рабочее название «Воплоти». Кто и что должен воплотить, было совершенно не ясно, но именно этим название музыкантам и нравилось.
Стихли последние звуки органа, и Роджер Уотерс заглянул в свой ежедневник.
– Так, следующая по расписанию – «Уютное оцепенение». Играем «Уютное оцепенение»!
– Ну, наконец-то, – проворчал Дейв Гилмор, – будем играть нормальную вещь.
– Что значит «нормальную»? – поинтересовался Роджер, – А все остальные, что, ненормальные?
– Конечно!
– Это почему ещё?
– Потому что эту песню написал я, – ответил Дейв, почёсывая голову, покрытую недели две немытыми длинными патлами.
– К-как это – ты? К этой п-программе всю музыку написал я, – проговорил Роджер, начиная от возбуждения заикаться. Краска гнева залила его лицо, поднимаясь снизу вверх, подобно красному вину, налитому в стакан.
– Ты написал кучу сопливого фуфла, навеянного предпубертатными воспоминаниями твоего никчемного детства, – Дейву особенно понравилось слово «предпубертатный», хотя он и не был уверен, существует ли оно в действительности, а если существует, то что же значит на самом деле, – а я написал в эту программу два гениальных соляка, ради которых и будут слушать пластинку, и которые войдут в золотой фонд рок-музыки. И вообще, все стоящие песни в этой группе написал я. А ты только и можешь, что ныть про своё несчастное детство, да в публику плевать.
Этого Роджер стерпеть уже не мог и сорвался на крик.
– Да что ты написал?! Ты все эти годы только пил, жрал, да по бабам шлялся! Извлекая две ноты за минуту, вообразил себя гениальным гитаристом! Как же – никчёмный музыкантишка! А я – я творил! Я все эти годы мучился, из глубин души с кровью извлекая эту музыку, эти стихи! Я – Мистер Пинк Флойд! Только я в этой группе действительно ТВОРИЛ!
– Эй, парни, – подал из-за ударной установки голос Ник Мейсон, – а как же Сид?
– Да пошёл ты в жопу со своим наркотом! – в один голос воскликнули Дейв и Роджер.
Ник вскочил, запустил барабанными палочками в стену и выбежал из студии, хлопнув дверью. Он шёл по коридору, а сзади доносились крики спорщиков:
– Я выкину тебя из группы и запишу два альбома собственного сочинения, которые будут признаны самыми гениальными за все годы её существования! – Дейв.
– Твои потуги никто не будет слушать, а меня признают величайшим композитором века, и я получу за свою общественную деятельность Нобелевскую премию мира! – Роджер.
Ник дошёл до бара, упал в кресло и выдохнул:
– Двойной виски! Безо льда и содовой!
***
А в студии Роджер и Дейв продолжали браниться, обвиняя друг друга во всех грехах и кроя последними словами. И только Рик Райт сидел за своим органом и тихо улыбался. Он-то знал, что единственные гениальные композиции за всю историю группы написал именно он. Поэтому он был тих и светел, как Будда, сидящий под деревом бодхи.
Не знал он лишь того, что вчера на собрании совета директоров Роджер Уотерс подписал приказ о его увольнении из Pink Floyd Inc. С формулировкой «за творческую несостоятельность».
2.
– Следующий! – объявила длинноногая секретарша и, переложив пилку в левую руку, принялась наводить маникюр на правой.
После того, как за очередным претендентом закрылась дверь, первым в очереди оказался невзрачно одетый парень, родом явно откуда-то из Азии. Длинные чёрные волосы почти закрывали ему глаза. Он был, судя по всему, не самого маленького роста, но при этом – видимо от застенчивости – сутулился так, что казался ниже всех остальных конкурсантов. Ко всему прочему, вид его портила верхняя челюсть, сильно выпиравшая вперёд.
Очередь состояла из молодых людей в количестве человек тридцати пяти, время от времени подходил кто-то ещё. Причиной такого сборища стало объявление о прослушивании на должность вокалиста в рок-группу. Группа была совершенно неизвестная, даже названия её никто не знал. Но, по слухам, зарплата обещалась приличная, так что недостатка в претендентах не было.
Выглядела сия публика весьма ярко. В эту пору только вошёл в моду глэм-рок, и народ подтянулся соответствующий. Набриолиненные длинные волосы, обтягивающие костюмы в блёстках, нескончаемое сияние всяческих серёжек, перстней, бус, браслетов и прочая… И, конечно, физиономия каждого из этих блистающих певцов светилась чисто англо-саксонским пафосным снобизмом, и несчастный азиат в блёклой куртке и с самоучителем английского языка под мышкой выглядел, словно затрапезная дворняга на породистой псарне.
Наконец раздалось заветное «Следующий!», – и смуглокожий претендент прошмыгнул в открывшуюся дверь.
В мягко освещённой комнате находились трое. В центре за столом сидел, положив ногу на ногу, длинный кучерявый брюнет, одетый в хороший костюм, и контрастирующие с ним спортивные ботинки. На столе перед ним дымился паяльник, а на подставке стоял учебник по радиоэлектронике. Время от времени брюнет тыкал жалом в припой, после чего сажал аккуратную каплю олова на лежавшую здесь же микросхему.
Справа сидел… Или сидела… В общем, находилось лицо, привлекавшее к себе внимание более других в комнате. Одето оно было под стать находившимся в коридоре певцам. Пёструю рубашку украшало розовое жабо, ноги обтягивали лосины из синтетической ткани, уходившие в туфли на платформе. Пышные белые волосы обрамляли довольно смазливое личико с длинными пушистыми ресницами. Существо явно не хотело пасовать перед сидевшей за дверью секретаршей и занималось тем же делом – наведением красоты на собственные ногти.
Слева на потёртом диване разлёгся басист. Он один был одет без вывертов и флегматично рассматривал из-под низких бровей вошедшего, не переставая при этом бегать пальцами по грифу бас-гитары.
Брюнет с паяльником взглянул на азиата и прикрыл ладонью с длинными красивыми пальцами лёгкий зевок.
– Привет! Полагаю, ты знаешь, зачем мы тут все находимся, так что будем знакомы. Я Брайан, это Джон (басист молча кивнул), а это Роджер, барабанщик («значит всё-таки парень»).
– Привет! – сказал Роджер неожиданно хриплым голосом, абсолютно не вязавшимся с его внешностью.
– Ну, а ты у нас кто?
– Мой имя Фаррух, – проговорил претендент на ломаном английском и стушевался.
– Как-как?
– Фаррух.
Троица в молчании уставилась на иностранца.
– И откуда ты такой будешь? – после некоторой паузы спросил Брайан.
– Я из Азия, – последовал ответ. По опыту, Фаррух уже знал, что объяснять более детально, откуда именно он родом, в Англии бесполезно. Для англичан всё, что находилось к югу или востоку от Европы – были «колонии», несмотря на то, что колониями-то быть все эти земли перестали давным-давно. Для жителя туманного Альбиона разница между Аравией и Индией была несущественной, и на карте Азии, при наиболее благоприятном раскладе, они могли выделить разве что Китай да Японию. Ещё было известно о существовании государства Израиль, но окружала этот самый Израиль, по представлению англичан, безликая пустыня, кишащая бедуинами и террористами, не имеющими определённой национальной принадлежности.
– Из А-азии-и… – протянул Брайан. – Ну, хорошо. А скажи нам Фаррух, петь-то ты вообще умеешь? Ну, давай, продемонстрируй нам чего-нибудь.
Фаррух откашлялся, взял пару нот на пробу, после чего запел. Голос невзрачного иммигранта звучал чисто и сильно, звуки лились уверенно, и было непонятно, откуда в столь тщедушном азиатском теле сидит столь отточенный музыкальный дух.