– Прежде всего, хочу получить ваше добро на крайние меры, которые предлагаю применить в случае появления где-либо Зивелеоса. Предлагаю держать при управлении специальную команду дегазаторов, снабжённых противогазами и распылителями, а так же взрывными пакетами с отравляющим веществом. Они должны дежурить круглосуточно посменно и быть готовыми быстрее скорой помощи и милиции оказаться там, откуда поступит сигнал о появлении этого супермена. В их задачу будет входить только одно – максимально приблизиться к Зивелеосу и усыпить его или отравить газами. Поскольку нам известно, что пули его не берут, единственное доступное средство – это воздух.
– А если там будут ещё люди? Как тогда с ними?
– Ну что делать? На войне без жертв не бывает. Но мы всех отвезём сразу же в больницы.
– Так, это уже кое-что, – одобрительно произнёс Дотошкин. – Не медлите с подбором команды, но должна быть стопроцентная секретность и надёжность.
– Разумеется.
– Это один вариант. Ну а если он не появится ни сегодня, ни завтра, ни через месяц, как в прошлый раз? Будем ждать что ли? Вы ищете ниточки к нему?
– Да, это следующий вопрос, о чём я хотел сказать. Только что у меня были два телохранителя Утинского. Они ходили к Иволгиной домой, чтобы уговорить не поднимать шум по поводу того, что их приятели будто бы хотели её изнасиловать. По человечески хотели рассказать ей, что не в её интересах заводить судебную тяжбу, которую она всё равно не выиграет.
– А она упирается?
– Дело, оказывается, несколько осложнилось из-за того, что она хорошая певица.
– Ну и что? Мало ли певиц у нас? Голосом процесс не выиграешь.
– Всё так, но говорят, что голос у неё уникальный, но после этого случая в машине, она испугалась и теперь не может петь, почему почитатели её таланта и заставляют её наказать обидчиков.
– Понятно. Ну и что, эти парни не смогли её уговорить?
– Может быть, они бы и уговорили, но тут в её квартире неожиданно появился журналист Самолётов, который пошёл к ней прямо из моего кабинета.
– Вы знали об этом и не могли остановить?
– Знать-то я знал о его желании пойти к ней, но мне не было известно, что в это же время там были эти парни.
– Так он им помешал что ли?
– Более чем. Он их избил.
– Кого? – не поверил Дотошкин. – Телохранителей Утинского? Да у него же особая команда.
– Совершенно верно. Однако журналист наш, как мне известно, бывший десантник и, очевидно, прекрасно владеет видами рукопашного боя, но…
Генерал Казёнкин сделал паузу.
– Что но? Не тяни резину, – не выдержал Дотошкин.
– Возможно дело не в его личных качествах. Суть вот в чём. Как рассказывают эти парни, Самолётов уложил их чрезвычайно ловко, заставив потерять сознание. Когда же один из них стал приходить в себя, но ещё не мог подняться, он услыхал, как эта девица Иволгина стала говорить Самолётову, что узнала в нём Зивелеоса.
Казёнкин опять замолчал, но потрясённый услышанным Дотошкин, тоже не говорил ни слова, глядя на своего коллегу широко раскрытыми изумлёнными глазами.
– И я подумал, – продолжил, наконец, Казёнкин, – что, может, потому Самолётов и уложил наших парней с одного удара, что это был Зивелеос. Сами ребята тоже так думают. Они уверяют, что никакой десантник не мог бы их двоих уложить так быстро.
– Но он же не похож на Зивелеоса, – усомнился Дотошкин. – И вы же занимались им, и у него было алиби?
– На сто процентов он мне ничего не доказал до сих пор. В то же время всякое происшествие с Зивелеосом как-то выходит на Самолётова. Мне кажется, его нужно брать. Ну, если и ошибёмся, так не велика проблема потом выпустить и извиниться, а упустим, может быть хуже.
Дотошкин задумался. Он любил всё раскладывать по полочкам и гарантировать успех своим решениям. Ошибочный арест нашумевшего уже журналиста его пугал, но и факты в изложении Казёнкина выглядели весьма убедительными. Но он не спешил.
– Стало быть, девушка узнала Зивелеоса? А что он ответил на это? Сказал, чтобы она никому не говорила или что?
– Не совсем так. Один из парней вообще ничего не слышал, а другой говорит, что Самолётов ничего не отрицал, а намекнул девушке, что она должна его называть Николаем.
– Ага, намекнул?
– Так говорит свидетель, который был ещё в состоянии прихода в себя. Потом Зивелеос поднял его и вытолкнул из квартиры.
– Зивелеос?
– Тьфу чёрт! – выругался Казёнкин. – Оговорился. Само сорвалось. Самолётов, конечно. Он поднял обоих парней и выдворил за дверь.
– Так, – решил резюмировать Дотошкин, – можно, конечно, и арестовать Самолётова. Тут в таком случае нужна будет, вероятно, эта группа в противогазах. Кстати, арест можно выполнить в виде учений гражданской обороны по противохимической защите города. А можно и пару дней подождать, установив за ним наблюдение.
– Наблюдение мною установлено давно. Я пока его не снимал.
– Каков результат?
– Откровенно говоря, пока ничего не замечали.
– Надо усилить наблюдение. И посмотреть за девушкой. Вдруг он опять к ней придёт. Если нам не удастся арестовать его, что я не исключаю, то можно попробовать использовать отравление или снотворные препараты. Для этого мы должны знать, где он покупает продукты, где постоянно питается, что ест. Словом изучите всё.
– А может лучше всё-таки арестовать и дело с концом? – предложил Казёнкин.
– Может и лучше, – согласился Дотошкин. – Подумаем. Плохо, что мы до сих пор не знаем, где находится этот учёный Наукин. Что у нас за система с паспортами сегодня? Человек выписался из своей квартиры, продал её, и никто не знает, куда он уехал. Кто говорит, что подался за границу, кто считает, что он уже умер давно. Но пенсию ему переводят на сберкнижку, откуда деньги снимает его двоюродная сестра по доверенности. Её нашли, но она не знает, где брат. Пообещала сообщить, когда он объявится.
– Да, паспортная система тоже расстроилась. Раньше легче было найти любого, – согласился Казёнкин.
– Слушай, Алексей Фомич, – вдруг вспомнил Дотошкин, – а что с этой подругой Самолётова? Мы так и не знаем, где она живёт и как её фамилия. Надо спросить конкретно без обиняков. Теперь дело серьёзно выходит на этого Самолётова. Полковник Глупый мне доложил, что в этом новом детском городке, который строится с благословения Зивелеоса, видели какую-то девушку, интересовавшуюся жизнью детей. Корреспондентов пока удавалось отшить, а эта, правда, не говорила, что она от СМИ, но похоже, что так. Хотели с нею поговорить, но она неожиданно ускользнула от людей полковника. Может, это та же, что помогает Самолётову и та же, что звонила Пригорову о том, что Зивелеос будет возле его дома? Тут многое может сойтись. Займитесь-ка ею плотно.
Охота началась
В каждой охоте участвуют всегда две стороны, как ни крути. Если есть охотник, обязательно есть и тот, на кого он охотится. И вечная интрига охоты в том, что обе стороны хотят выиграть в этой схватке. Заяц, конечно, хочет уйти от лисы, потому и петляет. Лиса очень хочет обмануть человека, потому и заметает свой след хвостом. Человек пускает собаку на зверя, тот убегает от неё и попадает на хитрого охотника. Но это схема, а в жизни всё гораздо сложнее. Кому-то мешает дождь, кому-то снег, а кому-то длинные уши. Но принцип «кто кого» остаётся всегда. Потому охоту во многих странах называют игрой. Только игра эта без правил, ибо единственной ставкой её является жизнь.
Майор Скориков подъезжая к улице Тихой, остановил машину за углом у самого дома, в котором проживал Самолётов, но с той стороны, которая не видна была из окна его квартиры. Сегодня он был одет в штатское, чтобы не привлекать к себе внимание. Выйдя из машины, в которой остались сидеть трое дюжих молодцов, майор вышел на Тихую и проследовал к другому концу дома, где как бы считая ворон или ловя блох, прогуливался наблюдатель. При виде приближающегося начальника он не вытянулся в струнку, зная, что так делать не полагается при выполнении секретной слежения, но взглядом в глаза, можно сказать, отсалютовал руководству.
Офицер в штатском прошёл мимо, будто и не заметил человека, но быстро обронил вопрос:
– Где объект?
Наблюдатель, одетый в некричащего цвета серый свитер и популярные в народе джинсы, сделал как бы невзначай поворот на месте, тихо ответив:
– Он дома. Не выходил.
Сумерки осенью наступают значительно раньше, чем в начале лета, но это не имело большого значения в данном случае, поскольку улицы Москвы почти повсеместно хорошо освещены. И хоть улица эта носила название Тихая, таковой по значению она вероятнее всего была в старо давние времена, когда этот район ещё не входил в черту столичного города. Теперь же по ней время от времени проносились машины и не реже ходили пешеходы, некоторые из которых могли вдруг расхохотаться ни с того ни с сего или даже запеть, что не способствовало тишине улицы.