Зивелеос. Книга первая

– Стойте!

Самолётов остановился.

– Дело может быть серьёзным. Давайте сначала зайду я.

– Не согласен, товарищ майор, – с уверенностью в голосе возразил Николай, подумав, что майор хочет первым увидеть своих сотрудников и о чём-то договориться. – Лучше я войду в свою квартиру, как будто мы ничего не знаем, но я не запру дверь, и вы войдёте, как только сочтёте необходимым, или же я вас позову.

У майора мелькнула мысль о том, что Самолётов может увидеть Зивелеоса и предложить ему срочно вылететь в окно, чтобы опять никто его не увидел в доме, однако вспомнил, что, во-первых, за домом продолжает наблюдать его сотрудник, и теперь особенно внимательно после входа в дом начальника, так что он не упустит вылета Зивелеоса. А во-вторых, решил майор, он постарается сразу войти за журналистом, чтобы всё-таки успеть застать его врасплох. В том, что сам Самолётов и есть Зивелеос, теперь возникли сильные сомнения. Подозреваемый совсем недавно парень вблизи казался совсем простым человеком.

– Ладно, идите первым, – согласился майор, и они побежали, опять перескакивая через две ступеньки.

У двери Самолётов глянул на замок. Он был обыкновенный английский, каких миллионы в квартирах москвичей и значительно больше по всему миру. Открыть такое устройство профессионалу – как говорится, плёвое дело. Так что задумываться не стоило, и Николай, вставив свой ключ, открыл дверь и вошёл в прихожую. В ту же секунду сильный удар по голове свалил его с ног.

Волнуется не только милиция

Первое появление Зивелеоса взволновало общественность, но всего лишь на уровне сенсации какого-то необычного фокуса. И то, что почти месяц потом о нём не было ни слуха, ни духа, хоть и не заставило людей полностью забыть о необыкновенном чуде, но и не разжигало страсти, не вызывало ни у кого животного страха. Троллейбусы продолжали бегать, привязанными к проводам, трамваи звенели упреждающими сигналами на поворотах и спусках, боясь поскользнуться на рельсах, банкиры метали купюры в счётных аппаратах, от радости расползаясь животами из-под рубах, дети играли в киллеров, учителя бастовали, требуя выплатить годовую зарплату, парламентарии заседали. Всё продолжало идти своим путём.

Но после появления Зивелеоса в ночном клубе и затем на улице столицы, все взволновались не на шутку. Трамваи и троллейбусы гудели небылицами о супермене, помогающем униженным и оскорблённым. Рассказы были один другого страшней и невероятней, переходя из проводного транспорта на рельсовый, просто колёсный наземный и уж, разумеется, в подземный. Разговоры с интонациями испуга или надежд расползались по городу, отскакивая от луж на автобусных остановках и от стен на станциях метро.

Детские игры в жертв и убийц быстро сменились игрой в Зивелеоса, когда тот или иной мальчишка выскакивал из-за угла, спрыгивал со стены или неожиданно разворачивался на площадке перед своими товарищами и, расставив пошире ноги, вдруг кричал грозно: «Я Зивелеос» и размахивал руками, сбивая воображаемых врагов и требуя отдать все сокровища в пользу беззащитных девочек.

Впрочем детские шалости не могли сравниться со взрослыми.

В каждом городе, большом или маленьком, а в столице уж всенепременно, есть своя мафия со своей собственной хорошо организованной административной иерархической структурой, со своей армией, своими финансами и так далее. Но из этого нельзя сделать вывод о том, что вы можете придти в какое-нибудь заведение и увидеть на дверях солидного кабинета табличку с надписью «Глава мафии города Москвы и Московской области». Нет, такого вы ни в коем случае не увидите. И письмо с жалобой на имя главы мафии вы тоже не сможете послать, поскольку не знаете адреса. В административной структуре мафии нет бюрократического аппарата, который бы занимался регистрацией писем от трудящихся и направлением их для рассмотрения по многочисленным инстанциям. С одной стороны это вроде бы положительный факт, поскольку позволяет сократить административные расходы, а с другой стороны, как же осуществлять ответы на запросы трудящихся? Ах, да они же с такой категорией людей дел практически не имеют.

Вместе с тем, у главы мафии, его заместителей, помощников и других членов семьи, а так правильнее, с их точки зрения, называется эта организация, кабинеты безусловно есть, каждый из которых обязательно снабжён табличкой с указанием важной фамилии, имени и отчества. Только вместо слов «Глава мафии» там обычно красуются другие должности, типа «Президент корпорации», «Генеральный директор предприятия без ограниченной ответственности», «Управляющий международного коммерческого банка», «Председатель совета директоров акционерного общества» и другие не менее завидные и ещё более доходные руководящие должности. И совсем немногие лица, то есть самый ограниченный их круг, были осведомлены об истинном положении того или иного официального руководителя в неофициальной, но более могущественной иерархии мафиозной семьи.

Именно эти организационные структуры, давно установившие для себя демократические свободы в вопросах увеличения собственного капитала и уверовавшие наконец в незыблемости с таким трудом приобретенного положения дел в стране, вдруг почувствовали после нового сенсационного появления Зивелеоса, что это не чья-то глупая шутка, а нечто гораздо серьёзнее, что может поколебать или даже совсем расстроить их благополучие, с которым они никогда не согласились бы добровольно расстаться. Они поняли, что Зивелеос – это не парламентская партия, которую легко и заболтать, и забаллотировать, и попросту надурить, а то и даже, чего уж скрывать, подкупить как-то. Этот, как говорил учёный, феномен, кажется, не собирался ни идти с кем-то на переговоры, ни, что главное, делиться с кем-нибудь, как принято у сильных мира сего.

Хочешь быть сильным, делись с себе подобными – таков принцип настоящего грабителя. А тут делёж оказался налицо, но такой, который мафию совершенно не устраивал. По мнению руководства всемогущей семьи, основная денежная масса должна была оставаться в её руках для поддержания собственной власти, а не попадать в порядке равноправного распределения к несчастным рядовым трудящимся, которые всё равно не знают настоящую цену деньгам и растранжирят их на какие-то свои глупые мизерные интересы.

У мафии есть и своя разведка. Она донесла уже главе московского центра об ограблении Рыжаковского и Утинского, о том, что их деньги пошли на обыкновенные детские дома, которые спокойно их прикарманили и пустили на строительство.

Первая мысль у мафии была отобрать деньги, но вспомнили о Зивелеосе. Его все боялись. Мафии стало известно быстрее, чем милиции, о том, что дети потому все охотно отправились из Москвы в неизвестное для них место, что им сообщалось слово-пароль, которым было имя «Зивелеос», и беспризорные подростки отправлялись в лес, как на военную игру. Замысел оказался беспроигрышным. Все дети любят играть.

Мафия собирала свои данные о Зивелеосе и обо всех, кто имел к нему хоть какое-то отношение. Они не торопились с действиями, поскольку хорошо были осведомлены о том, что дело о сверх человеке поручено службе безопасности. Оповещена была мафия и об основных предпринимаемых службой мерах. В тот же день узнала мафия о том, что телохранители Утинского оказались избитыми журналистом Самолётовым. Собственно они, эти телохранители, доложили о такой неприятности сначала мафии, а потом уж службе безопасности, что и естественно при существующем раскладе сил.

Так что разговор в кабинете одного из отцов семейства состоялся следующий. Как и полагается, имена ни отца, ни членов семьи не упоминаются в хронике в целях конспирации, без которой не может жить государственная мафия, то есть мафия государства. Историки поправят, как правильнее.

– Это переходит все границы! – возмутился отец. – Я могу, в конце концов, увидеть этого журналиста? Что он там себе позволяет? Сегодня же доставить ко мне! Ишь, женский заступник нашёлся.

– Папа, он будет у тебя сегодня. Но если что, можно ликвидировать?

– Ты что идиот?! Я тебя тогда самого к праотцам отправлю. Взять тихо в квартире и доставить как хрустальную вазу. Он, конечно, не Зивелеос. Не бойтесь. Но как-то с ним связан, наверное. Он или кто-то из их газеты. Пока непонятно. Утинский пытался уговорить Зивелеоса перейти в наш лагерь. Не удалось. Но я уверен, что это временно. Попробуем поговорить сначала с этим журналистом. Ему деньги не помешают.

– А если откажется?

– Я сделаю ему такое предложение, от которого никто не сможет отказаться. Но, повторяю, ни один волос с него не должен упасть. Пошлите пару толковых парней. Случайность сегодняшняя не может повториться. Теперь вы знаете, что он мастерски владеет приёмами, так что не оплошайте.

– А что вы думаете, папа, по поводу Тани Иволгиной? Она теперь, получив такого защитника, не заберёт заявление из суда.

– Ну и ей же хуже. Я уже говорил с судьёй, что ведёт это дело. В субботу состоится слушание при минимальном составе. Не будем затягивать. Примут решение о том, что она сама виновата. А там пусть прыгает, как хочет. Не трогайте её больше.

После наступления темноты двое бритоголовых, оба одетые в кожаные куртки, под которыми специалисты могли угадать бронежилеты, подъехали на голубой вольво к Тихой улице и остановились с противоположной стороны от того угла, у которого стояла машина службы безопасности. Они вышли из машины и прошли в первый подъезд как раз в тот момент, когда только что вышедший из него майор Скориков раздражённо разговаривал со своим подчинённым. Оба не заметили появления двоих у подъезда. А те спокойно поднялись на пятый этаж и позвонили несколько раз в дверь квартиры Самолётова. Догадавшись, что дома никого нет, они посовещались, поднялись к чердаку, чтобы оказаться подальше от квартир, и позвонили шефу по мобильному телефону. Тот приказал войти в квартиру и сидеть, сколько придётся до прихода журналиста. Так они и сделали.

Не испытав никаких трудностей с открытием английского замка, двое вошли в квартиру. В этот момент и вышла соседка с третьего этажа, успевшая услышать щелчок закрывшейся двери.

В комнате горел свет. Двое хотели было его выключить, но сообразили, что хозяин может обратить на это внимание при подходе. Осмотревшись, они хотели подойти к окну, но опять же сообразили, что с улицы в освещённом окне их могут заметить. Парни были посланы сообразительные. Не успели они рассмотреть всё, как хотелось, как послышался звук быстрых шагов и затем вставлявшегося в замок ключа. Один из бритоголовых тут же подскочил к двери, занёс над головой короткую резиновую дубинку и как только журналист вошёл, ударил ею по голове.

Молодой человек упал без звука. Двое быстро схватили его за руки, за ноги и понесли на диван. Положив неподвижное тело, они повернулись, чтобы пойти и запереть дверь, но оттуда уже смотрело на них дуло пистолета.

– На пол оба! – заревел майор Скориков. – Лицом вниз! Руки за голову! Ноги врозь!

Оба бритоголовых, не ожидавшие такого поворота дела, при виде человека в штатском с пистолетом в одной руке и милицейской рацией в другой подчинились приказам, а майор уже распоряжался в рацию более спокойным, но напряжённым голосом:

– 

Берёза! Я третий. Немедленно ко мне! Я на пятом этаже.

Через три минуты сотрудники, утомлённые ожиданием в машине, ворвались в квартиру. Ещё через тридцать секунд бритоголовые были обезоружены, руки схвачены за спиной наручниками.

Пришедший в себя Самолётов смотрел непонимающими глазами на происходящее.

– Вот такая неожиданность, Николай Степанович – сказал весёлым голосом майор. – Хотели попить кофе, а тут киллеры или чёрт знает кто. Разберёмся. Вы уж теперь отдыхайте, а мне придётся с этими разбираться. Завтра созвонимся.

Мотор, вращающий события, пошёл вразнос

Как только майор с непрошеными гостями в сопровождении сотрудников службы безопасности покинул квартиру Самолётова, Николай подошёл к стулу, на котором висел костюм с незамечаемым никем передающим устройством и потирая время от времени всё ещё болевшую от удара голову, начал переодеваться говоря почти в самый микрофон:

– Тарас Евлампиевич, вы, надеюсь всё слышали, но не волнуйтесь, я в порядке. Однако полагаю, что оставаться здесь небезопасно. Не знаю, кого это дёрнуло приехать по мою душу, но это значит, что могут найтись и другие желающие. Наверное, надо, чтобы подружка заехала за мной как обычно.

Журналист говорил коротко. Хотя частота, на которой работал передатчик, имела свои специфические характеристики, чрезвычайно трудные для разгадывания любому непосвящённому специалисту, но осторожность никогда не считалась вредной. Профессор Наукин прекрасно понял, что требуется позвонить срочно Маше и попросить приехать на прежнее место, сообщив о прибытии по мобильному телефону.

А самолётов продолжал торопить события. Набрал домашний номер телефона главного редактора:

– Семён Иванович, добрый вечер! Самолётов звонит.

– Ну, добрый, так добрый, если ты так считаешь. – Добродушно шутя, приветствовал его редактор. – Есть новости? Только не говори, что срочно в номер. Мы замучили типографию, срывая им все графики выпуска.

– Это как вы распорядитесь, шеф, – ухмыльнулся Николай. – Можем и не давать срочно, однако наша оперативность даёт редакции большие тиражи и соответственно деньги.

– Ну, ты меня не агитируй, Николай. Если есть что, выкладывай. Чувствую, что намеченные мне горчичники по случаю простуды отменяются. Говори, в чём дело.

– Я не буду торопить, но вы же сами погоните. Суть вот в чём. Во-первых, ко мне заявилась служба безопасности в лице любимого нами майора Скорикова. Я с ним встретился на улице, возвращаясь домой, но он ожидал меня.

– Это любопытно. Он явно держит на тебя зуб. Однако это ты мне можешь подробно изложить завтра. Сам понимаешь, не телефонный разговор, – начал объяснять редактор, но Самолётов прервал его:

– Согласен, Семён Иванович, но это не всё.