Пером по шапкам. Книга вторая. Жизнь без политики

"Согласно данным СБУ, в Крыму в 1996 году в местные органы власти были избраны 44 человека "в разной степени связанные с преступной системой".

По свидетельству заместителя главы СБУ А. Беляева, 60% капитала в Украине находится в руках криминальных структур.

По оценкам СБУ, 90% фирм Украины находятся под влиянием преступных группировок, 60% мафиозных кланов имеют коррумпированные связи в разных структурах власти и управления…"

Эта информация подтверждала рассказ моего друга.

Не успев отойти от впечатлений картины захвата здания исполкома силами правопорядка, я неожиданно стал свидетелем другой ситуации борьбы с криминалом.

Я начал спускаться с площади, на которой лет тридцать назад была автостанция, а сегодня размещается пивбар, как вдруг внимание привлёк чей-то громкий властный приказ:

– Наручники!

К сожалению, в этот момент с собой не было фотоаппарата. Но, может, это и хорошо, ибо блюстители закона в такие минуты не любят направленные на них объективы и не всегда спокойно реагируют на их обладателей.

Передо мной на земле неподвижно лицами вниз лежали несколько человек, а рядом с автоматами в руках и чёрными масками на лицах стояли здоровяки, готовые в любую секунду усмирить вздумавшего подняться или пошевелиться арестованного.

В течение часа любопытные могли наблюдать издали, как среди распластанных на земле тел ходили начальники с погонами и в штатском, кого-то поднимали с земли и снова укладывали, кого-то уводили и приводили назад. Сновали служебные машины, стопоря иногда весьма интенсивное на этом участке города движение транспорта. В стороне, неподалеку от въездных портовых ворот, почти рядом с таможней, стояли большегрузные крытые машины.

Чуть позже я узнал, что в этот день прибыло иностранное судно, снующее челноком между берегами Крыма и Турцией. Предполагалась операция по транспортировке крупной партии наркотиков или другого контрабандного товара.

Никогда в прежние годы жизни мы не только не видели, но и подумать о подобных эпизодах в жизни нашего городка не могли. Теперь я оказался невольным свидетелем мероприятия, становящегося обыденным явлением повседневной жизни. Именно так, поскольку через день, проходя мимо здания главпочтамта, вынужден был вплотную столкнуться с оцеплением милиции, охватившим самое людное в летнее время место – игровые площадки, то бишь качели, карусели, автодром. Теперь здесь не арестовывали, а сносили незаконно возведенное кем-то из новых в центре площади здание под предполагавшееся пищевое заведение типа нашумевших ресторанов фирмы Мак-Доналдс.

Неподалеку от этого места, у морского причала с выходом прямо на набережную красуется великолепное, сверкающее на солнце первозданной белизной, прогулочное судно со странным названием на английском языке "Хокус-покус", что в переводе на русский означает "фокус-покус", то есть надувать в смысле обманывать.

Мне рассказали, что белый корабль в зимнее время стоит у причала, выполняя роль ночного клуба. И однажды танцующую ночную публику посетили рэкетиры с оружием, заставили всех лечь на пол и собрали с присутствующих дань в размере двух с лишним тысяч долларов. Такой стала жизнь в некогда тихой Ялте.

Около пятнадцати лет назад мне довелось принимать участие в пресс-конференции с французской делегацией, остановившейся в гостинице "Ореанда". Я задал французской женщине довольно простой вопрос, поинтересовавшись, какие основные различия она видит между жизнью в Ялте и во Франции. К общему удивлению женщина вдруг заплакала, отвечая:

– У вас в Ялте я гуляла ночью по городу и не волновалась, что со мной что-нибудь случится, а в Париже боюсь вечером выйти из дома. Вы счастливые люди – вы можете жить спокойно.

Мы позавидовали рекламной роскоши запада, решив сами обогатиться, но вместо этого потеряли свое спокойствие во многих вопросах, а богатство за годы перестройки так и не нажили.

На нижней набережной у самой воды на виду у плавающих почти у ног диких уток и носящихся над головами чаек мальчишки тщетно пытаются поймать какую-нибудь захудалую рыбку. Их пока не очень интересуют пункты обмена валюты, которых на одной набережной чуть не с десяток. Для них рыбалка ещё удовольствие, а не средство наживы. Хотя многие родители были бы не прочь получить рыбку, пойманную в качестве дополнительного питания к скудному рациону, позволяемому семейным бюджетом, ужатым в последние годы до предела.

Набережная, как и сотни лет назад дышит морским озоном. Я возвращаюсь в институт имени Сеченова для получения очередного назначенного врачами укола. Одним воздухом, к сожалению, здоровье не поправишь.

Вместе с лекарством и одноразовыми шприцами, которые обязан приносить сам, несу милой медсестре букетик первых подснежников. Оксана удивительно делает уколы. Вы ощущаете лёгкий шлепок ладони, но не замечаете, как игла вошла в тело. Девушка стоит за спиной, терпеливо ожидая пока лекарство медленно расходится по мельчайшим сосудикам и не торопясь осторожно подаёт поршень шприца вперёд, чтобы не причинять никакой боли. Да, это техника, но она вызвана любовью к людям.

Я прихожу, когда нет очереди на процедуры, и потому у нас есть время поговорить. Оксана очень молода и потому что ли очень смущается и краснеет, рассказывая о себе.

Окончила медицинское училище и стала работать в городской больнице медсестрой. Но не выдержала и ушла на меньшую зарплату в институт.

Ах, если бы дело было в работе. Её девушка не боялась и готова была отдать всю себя больным страдающим людям. Ведь для того и училась, чтобы спасать, помогать, выхаживать. Но в больнице к ужасу поняла своё бессилие. Знаний хватало. Опыт приобретался быстро. Но волновало то новое, что неотвратимо вошло в жизнь и чему не учили преподаватели.

В каких лекциях рассказывалось, в каких учебниках объяснялось, что делать медицинскому работнику с тяжело больными, когда их привозят родственники и, сдав на руки врача, бесследно исчезают? Бывало это и в прежние времена, да только тогда в больницах и бельё постельное всегда стиралось и было чистым, и питание диетическое было соответственно болезни, и лекарства бесплатные в ассортименте для лечения имелись, а потому и врачи думали не столько о своей зарплате, сколько о состоянии больного, за жизнь которого они несли ответственность перед отделом здравоохранения и клятвой Гиппократа

Новые времена поменяли плюсы на минусы, но об этом не успели рассказать учебники. Что делать медику, если больные теперь сами должны доставать себе лекарства на деньги, которых, как правило, нет? Чем помочь, когда из-за предельно низкой зарплаты почти нет в больницах нянечек и некому подать судно в постель лежачему больному, терпящему нужду, почему он не выдерживает и, если не умирает от чрезмерных усилий, то простыни необходимо стирать, а и это делать сегодня, увы, некому, когда не приходят родственники?

Беспомощный больной иногда с трудом добредает самостоятельно до туалета в коридоре и, догоняемый смертью, вернуться уже не в состоянии. Одному, другому помочь можно, когда увидишь, но всем и всегда – сил не хватит.

Юная медицинская сестра, с большими изумлённо голубыми глазами, воспитанная на примерах Даши Севастопольской и Наташи Ростовой, не выдержала увиденной правды нынешнего времени и ушла из больницы.

Здесь, в медицинском научно-исследовательском институте, к ней приходят на уколы, переливать кровь и другие процедуры больные, у которых тоже много проблем, но которым Оксана может помочь своим мастерством, добротой, нежностью. Это и позволяет девушке с радостью приходить на работу, хоть и платят за неё меньше. Её душа не успела очерстветь, и ясность глаз не замутилась туманом чистогана.

Почти то же самое я мог бы рассказать о многих врачах и сёстрах пульмонологического и кардиологического отделений института. Полтора месяца меня крутили, вертели, слушали и наблюдали, приковывали к различным аппаратам, массировали спину и простукивали грудь, а я вслушивался в сердца, вчитывался в мысли моих спасителей.

– Будете жить, – говорили мне они весело.

Я благодарил их и думал, а кто же поможет им, замечательным труженикам Ялты, пережить легче это трудное время грабежей, убийств, мафиозных насилий, безденежья и безработицы, время стремления к алчности и отхода от любования истиной красотой человеческих душ? Кто поможет вернуть хотя бы часть из того доброго, что было в моей старой Ялте?

Впрочем, дорогой читатель, надеюсь, тебе понятно, что я говорил не только о Ялте, но и о красавице Москве, в которой живу сегодня? Какая между ними в этом смысле разница? Да никакой.

«Московия литературная», 21.08.2000 «Воспоминания о Ялте в Ялте»

«Литературная газета», 20.08.03 «Угасший праздник»

Окститесь, господа «шолоховреды»!

Нет, в моём слове «шолоховреды» отсутствует опечатка. Под этим словом я имею в виду тех горе критиков, которые вновь и вновь берутся за творчество неподъёмного им писателя Михаила Шолохова не с тем, чтобы разобраться и помочь другим понять, а лишь с одной целью навредить писателю, а заодно и читателю, поднимая вновь и вновь старую песню о том, что роман «Тихий Дон» написан не Шолоховым, а кем-то другим.

Окститесь, господа! Сам-то я не верующий и никогда не крестился, но не завидую большим писателям и не пытаюсь опорочить их имена, если не знаю, какой гений их осенил на великое произведение. А ведь «Тихий Дон» удостоен, в числе других признательных наград, и Нобелевской премии, причём не за антисоветизм, как, например, небезызвестный «Архипелаг ГУЛАГ», а за мастерство исполнения и эпохальную значимость произведения. Самому же автору не «Архипелага», а «Тихого Дона» до конца дней своих приходилось доказывать это самое авторство именно по причине огромного мастерства, которое многие не захотели ему – молодому тогда – простить, а потому и не верили.

Но прошли годы. Да, не могли найти рукопись романа и сочинялись версии одна другой хлеще. Искали в соавторы кого-нибудь поприличнее, с точки зрения хулителей. Не нашли. Зато, к счастью, нашлась-таки сама рукопись. К счастью, что нашлась, но к несчастью, что после того, как сам автор ушёл из жизни. И большие специалисты прочли рукопись, и подтвердили они, что рука Шолохова несомненна. Правда, немало ещё тайн в вопросе, почему рукопись столько лет не находилась, почему обнаруженная случайно в семейном архиве аж в 1984 году была передана в государственный архив лишь через 16 лет, но это вопрос другого порядка, на который с предельной ясностью и почти полностью ответил Виктор Кожемяко в газете «Правда», № 92, 2000 г.

Меня сегодня интересует другое – почему в газете «Орловский Вестник», № 28, 2000 Владимир Самарин вновь возвращается к теме авторства «Тихого Дона», теперь уже пытаясь доказать, что именно опубликованные страницы рукописи свидетельствуют о плагиате. Окститесь, господин Самарин! Сколько же можно выдумывать?

С Вашего позволения, я тоже занимался сличением рукописи с публикациями на предмет установления авторства, но другого писателя и другого романа, чьи судьбы схожи с историей «Тихого Дона» в том, что произведение тоже стало всемирно известным, а его автора обвиняли в плагиате. Вы, конечно, догадались, что я имею в виду не Шекспира, которого до сих пор донимают критики по тому же поводу, а нашего советского писателя Николая Островского и его незабываемый роман «Как закалялась сталь».

Любопытно, что авторство как Островского, так и Шолохова особенно яростно опровергали за рубежом. Но если это понятно было в те послереволюционные годы, когда Советскую власть очень не любили за пределами нашей Родины, и потому они старались хаять всё, что можно, а любой успех подвергать сомнению, то совершенно непонятно, почему наши соотечественники сегодня всё ещё пытаются лить воду на их мельницу, хотя уже и разрушена страна социализма, и можно было бы, казалось, успокоиться. Ан нет, находятся и сегодня щелкопёры, коим то ли хочется ради славы лягнуть знаменитого предшественника, либо из боязни, что его великое произведение поможет возродиться прежнему строю.

Мне посчастливилось заниматься биографией и творчеством Николая Островского. Это было очень не просто, ибо все, кто был близок к писателю, боялись, что я подобно многим упомянутым выше щелкопёрам хочу пролить очередной ушат грязи. Но я поставил перед собой совсем иную задачу – узнать истину. Безумно рад был убедиться в том, что роман «Как закалялась сталь» был написан, точнее преимущественно надиктован слепым, прикованным к постели, парализованным, но ясно мыслившим Николаем Островским.

Работать пришлось много, и одному бы справиться не удалось. Помогали коллективы музейных работников в Москве, Сочи, Шепетовке. Узнали много принципиально нового из того, что не было известно широкой публике. В том числе, пришлось сверять и рукописи, выполненные добровольными секретарями Островского. Оказалось, что они во многом не соответствуют опубликованному варианту ставшего знаменитым романа «Как закалялась сталь». Почти треть романа вообще не была опубликована. В собрании сочинений Николая Островского, выпущенного издательством «Молодая гвардия» в 1989 г., мы поместили все страницы рукописи, ранее изъятые из публикации.

Почему я об этом столь подробно рассказываю? Потому, что Вы, даже не видя всей рукописи романа «Тихий Дон», а лишь некоторые его опубликованные ксерокопии, начинаете подвергать сомнению авторство романа на том основании, что «Тасование глав, пожалуй, самый заметный «творческий приём» в работе Шолохова над рукописью». Вы полагаете, что Шолохов взял чужую рукопись и очень неумело перетасовал главы, чтобы никто не определил истинного автора произведения? А не известно ли вам, что многие писатели, неоспоримые авторы своих книг, делают то же самое со своими творениями? Процесс творчества очень сложен и неоднозначен.

Вспомните, что писал сам Михаил Шолохов Максиму Горькому в 1931 году по поводу реакции на публикацию «Тихого Дона»:

«… некоторые «ортодоксальные» «вожди» РАППа, читавшие шестую часть, обвиняли меня в том, что я будто бы оправдываю восстание, приводя факты ущемления казаков Верхнего Дона. Так ли это? Не сгущая красок, я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию… У некоторых собратьев моих, читавших шестую часть и не знающих того, что описываемое мною – исторически правдиво, сложилось заведомое предубеждение против шестой части. Они протестуют против «художественного вымысла», некогда уже претворённого в жизнь».

Не кажется ли Вам, господин Самарин, что человек, не писавший роман, не смог бы так хорошо и уверенно его защищать?

Хочу обратить внимание на то, что Шолохов смело выступает против известных в то время писателей, которых он называет вождями, ставя это слово в кавычки. Он не согласен с их «предубеждениями» против шестой части. Между прочим, такой возможности выступать с возражениями против редакторских сокращений не было у Николая Островского. О многих сокращениях своего романа он узнавал уже из публикации. А ведь у него убирали главы или части их тоже по идейным соображениям. Например, была вычеркнута глава, рассказывавшая о том, как Павел Корчагин оказывается исключённым из партии. Редакторы, не то чтобы не знали, что такое случалось на самом деле, но считали ненужным в данном произведении «ослаблять» образ несгибаемого коммуниста Павла Корчагина. И что же? Роман с их правками обрёл жизнь и воспитал миллионы людей. Так что, может, они были и правы, внося такие изменения в рукопись непрофессионального писателя.

Я говорю об этом ещё и потому, что рукопись Шолохова тоже не избежала редактуры. В то же время он и сам переписывал роман не единожды. Вспомним хотя бы то, что публикация будущего «Тихого Дона» началась с публикации романа «Донщина» о Корниловском мятеже. И Шолохов писал об этом:

«Начал я писать роман в 1925 году. Причём, первоначально я не мыслил так широко его развернуть. Привлекла задача показать казачество в революции. Начал я с участия казачества в походе Корнилова на Петроград…».