Траектории СПИДа. Книга первая. Настенька

Другие тысячи гибнут в неожиданно взорвавшихся межнациональных конфликтах, которые никогда бы и не возникли, не будь на то воля единиц вдохновителей, коим вражда эта выгоду приносит, и которую они и раньше пытались развязать, но не могли при прежних жёстких условиях, так называемой, диктатуры, и зато свободно развернули сегодня с молчаливого согласия, одобрения, а может и прямого подталкивания перестраивающихся структур.

Гибели в этих войнах (иначе их теперь не называют, а начинали с более лёгкого слова – конфликт) становятся просто статистикой теле и радио информаций, о них уже не кричат, как о катастрофах, на столичных площадях, как было при появлении первых таких смертей. Люди привыкают к гибели тысяч солдат во время пустяковых солдатских конфликтов разлагающейся деморализовывающейся армии, привыкают к растущему числу смертей на улицах городов и в собственных квартирах среди белого дня, а тем более, ночью во время разбоев и грабежей. Всё это стало привычной статистикой. Страшная привычка.

Виновников этих фатальных исходов, приводящих к ужасной привычке ощущения безысходности, найти труднее, ибо они так закрыты нескончаемыми ступенями пирамиды, завалены лозунгами и благими пожеланиями, так искренне блестят очками, улыбаясь с газетных полос, что никакой суд (кроме разве суда истории) не в состоянии привлечь их к ответственности за каждую, вызванную их деяниями, смерть. А ведь следовало бы судить поимённо за каждую гибель, каждую поломанную судьбу. Но кого же?

ЖЕНЕВА 1984 ГОДА

Весной этого года Чрезвычайный и полномочный посол СССР Ис-раэлян находился в старинном европейском городке Женеве. Он предоставлял Советский Союз на конференции по разоружению.

Вряд ли кто-нибудь из тех, кто собирался обычно на эту конференцию, верил когда-либо в серьёзность переговоров, точнее, в возможность решить в конце концов положительно главный вопрос – разоружить землю. Ой, только не надо об этом их спрашивать. Конечно, они скажут, что верят и к этому стремятся. Они же дипломаты.

На самом деле проблема разоружения завязла с самого начала, как мясо в зубах, настолько, что к невозможности её завершения давно привыкли, как привыкает язык выталкивать сквозь зубы застрявшие напрочь кусочки мяса, понимая бесполезность, но продолжая толкать, получая удовольствие от самого процесса, а не от результата, так что, если даже мясо вдруг по случайности выскочит, то будет даже жалко языку и тогда придётся ещё что-то пожевать, чтобы застрял другой кусочек, и у языка будет вновь работа утомительно приятная, постоянная, в любое время, когда ему нечем больше заняться.

Понятно, что людям деньги напрасно не платят. Каждая сторона, участвуя в переговорах по разоружению, умела доказать устами своих полномочных представителей, что она не хочет никаких войн и готова разоружиться хоть сейчас, если разоружатся другие, а эти-то другие как раз и не хотят разоружаться. Но беда в том, что для каждой стороны все остальные всегда другие: Для Соединённых Штатов Америки – Советский Союз и страны соцлагеря, для стран Варшавского Договора, включая, конечно, Союз Советских Социалистических Республик,– все странны блоков НАТО, СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС и другие во главе их военного босса дядюшки Сэма. Для неприсоединившихся ни к какому блоку стран – те и другие. Одним словом, все договаривались о разоружении, продолжая вооружаться.

Исраэляну эта ситуация была ясна давным-давно, иначе он бы не работал здесь представителем. Понятно было и то, что основные вопросы решаются вообще не на конференции, а вокруг неё, и многие из них не имеют отношения не только к разоружению, но и к вооружению или просто оружию. Женева являла собой один из политических узлов мирра, где проходили, сплетались и разветвлялись многочисленные нити политических интриг, заговоров, переворотов, больших и маленьких событий.

Когда американский посол в Женеве Льюис Филдс сразу по возвращении из Вашингтона, куда ездил проконсультироваться по ряду вопросов, пригласил Исраэляна встретиться в одном из незаметных загородных ресторанчиков, то советскому послу трудно было угадать предмет предстоящей беседы. Не легче оказалась эта задача и во время обеда, который проходил легко, весело, непринуждённо.

Разговор носился вокруг самых разных малозначащих событий и совершенно ничего не значащих замечаний, по которым Исраэляну никак не удавалось склеить ответ на главный вопрос: зачем они здесь сегодня? Не устриц же есть, в самом деле. Но беседа, казалось, так и завершалась ничем в этот вечер, и Исраэлян начинал подумывать о расставании, откровенно жалея о потерянном ни на что времени, когда его собеседник по всем правилам детективного жанра предложил немного прогуляться на открытом воздухе.

Оба посла хорошо знали, что всё обсуждавшееся ими на улице тоже можно было издали подслушать и записать, используя высокочувствительные специально направленные микрофоны, принимающие чётко звук за сто и более метров, но всё же сделать это было труднее, чем в ресторане. Тема же разговора могла представляться крайне важной для любой страны, знай только они об этом заранее. Ведь результаты последовавших за тем событий коснулись так или иначе любого государства. Уж очень большое значение для всего мира имело состояние здоровья растущего супергиганта земли – Советского Союза.

Деревья безлюдной аллеи немо свидетельствовали тихий разговор двух.

– В Вашингтоне хотели бы установить серьёзный деловой контакт с кремлёвским руководством, – начал Филдс. – И вице-президент Буш готов встретиться с одним из новых советских лидеров во время своего визита в Женеву. Но встреча эта должна быть строго конфиденциальной.

Исраэлян задумался. Страна ещё не забыла внезапно ушедшего из жизни после непродолжительной болезни Юрия Андропова. Руль власти в его руках продержался совсем недолго. Сейчас на капитанском мостике страны Черненко. Что же и он недолог?

Вспомнился беззлобный анекдот, родившийся вскоре после смерти Брежнева.

Леонид Ильич, чувствуя, что скоро оставит этот мир, решил подготовить себе преемника. Имея в виду три кандидатуры, вызвал сначала Черненко и спрашивает:

– Вот если тебя назначим после моего ухода, как ты думаешь, пойдут люди за тобой?

На что Черненко ответил:

– Народ, уверен, пойдёт, а армия – не знаю.

Вызвал Брежнев Устинова и задал тот же вопрос.

Министр обороны ответил:

– Армия точно пойдёт за мной, а как народ – не знаю.

Третьим был вызван Андропов и на заданный вопрос ответил уверенно:

– Люди за мной пойдут. А кто не пойдёт за мной, пойдёт за тобой.       Анекдот намекал на тот факт, что Андропов пришёл из органов госбезопасности и потому по прошлому опыту может начать репрессии. Фактически этого не произошло да и не могло произойти, поскольку именно при Андропове, стоявшем тогда во главе охраны самых главных секретов государства, производилось раскрытие дел незаконно репрессированных.

Зато сам Андропов действительно вскоре последовал за Брежневым. Неужели так быстро пришла очередь и Черненко, который ничем особенно новым пока не выделялся в своей деятельности? Или с ним и хотят наладить контакты, что выглядит абсурдным в таком случае? Подобные переговоры введутся по другим каналам. Нет, тут определённо имеется в виду кто-то другой, и Исраэлян спросил:

– Господин Филдс, имеет ли в виду американская сторона, то есть господин Буш, кого-то конкретно из кремлёвского руководства или…?

Но "или", оказывается, не было.

– Господин вице-президент Буш хочет встретиться с Михаилом Горбачёвым, – чётко и коротко ответил Филдс.

Имя не было особенно на слуху, и это озадачило Исраэляна. Конечно, секретаря Центрального Комитета партии он знал, как и то, что это самый молодой из членов Политбюро, появившийся в Москве не так уж давно из Ставропольского края и, кажется, по протекции самого Андропова. Но он не казался кандидатом номер один на пост Генерального. Правда, вспомнилось ему, что радиостанция Голос Америки предвещала Горбачёву блестящее будущее и вроде бы называла его в качестве наиболее вероятного претендента на высший пост страны, но то Голос Америки, у которого своя игра, а тут очень серьёзно.

Способствовать встрече сомнительного кандидата с Бушем да ещё конфиденциально могло оказаться делом не только нелёгким, но и чреватым увольнением, понижением и чёрт знает чем, ведущим к концу карьеры дипломата. Так что нельзя было сразу принимать просьбу, но и отвергнуть тут же не годилось, иначе какой же ты дипломат, поэтому он осторожно спросил:

– А почему вы не хотите сделать это важное предложение о встрече через наше посольство в Вашингтоне или через ваше в Москве? Официальные каналы в данном случае, наверное, лучше, чем действовать через меня?

– Нет, – возразил Филдс, – я привык выполнять данные мне указания. Мне платят за это. Меня попросили поговорить о деле с вами, и я делаю так, как просили. Видимо, так им удобней.

Филдс протеже Буша – об этом Исраэлян знал – и потому он точно выполнял волю хозяина.

Что же касается нашего полномочного посла, то разговор, происходивший за городом, долго не выходил у него из памяти, но зашифрован не был и Москвы не достиг в ожидании послом дальнейшего развития событий и они не заставили себя ждать долго.

В середине апреля в Женеву прибыл сам Буш. Его выступление на конференции по разоружению намечалось на восемнадцатое апреля. За два дня до этого поздним вечером на квартире Исраэляна в Женеве раздался телефонный звонок. Звонил старый знакомый Садрудин Ага Хан, состоявший, если так можно выразиться, на службе у международного сообщества, выполняя различные деликатные и просто ответственные поручения и просьбы дипломатического характера. Долгие годы находился в окружении Буша.

В потоке ничего не значащих фраз и вежливых приветствий, наконец, прозвучало что-то конкретное, хотя и не совсем понятное:

– Завтра вечером с вами хочет встретиться наш общий друг.

Кого он имел в виду, можно было легко догадаться, и встреча Исраэляна с Бушем и Ага Ханом состоялась.

Коньяк, виски, содовая вода, закуска, кофе – весь этот антураж, конечно, был, но как же мало это по значимости с темой разговора, начавшегося сразу после вежливого ухода из комнаты Ага Хана.

– Вашим следующим лидером в стране, – твёрдо без обиняков заявил Буш, – будет Михаил Горбачёв. Нам нужна неофициальная советско-американская встреча с ним. Мы просим вас организовать это мероприятие.

Через неделю предложение Америки было доложено Исраэляном лично министру иностранных дел СССР Громыко.

Искушённый во всех видах политических интриг, прошедший полувековую школу истории мировой дипломатии всех ступеней и уровней, постаревший не только от возраста, но и от тяжести переживаний от всего свершившегося при нём и на его глазах, глава советской дипломатии Андрей Андреевич Громыко слушал доклад, не задавая ни одного вопроса.

Ему, как компьютерной машине, куда помимо этого маленького доклада-информации со всех сторон стекались сотни и сотни других говорящих ручейков, подключались линии других источников новостей, приходилось ежедневно всё соединять, сопоставлять, сводить воедино для выработки определённого направления своего поведения, чтобы вдруг не ошибиться, не споткнуться, не оказаться в конце пути у разбитого корыта, и чтобы, как говорил покойный Климент Ворошилов, быть похороненным на Красной площади, а не на задворках истории.

Он молча слушал, глядя в сторону, и продолжал молчать долго всё в ту же сторону после того, как доклад был окончен.

Какие пружины приводились в действие в это время в сложном механизме человеческого мышления? Громыко был большим государственным человеком, но человеком же, а не машиной. Теперь от него зависело так много. Почему? Зачем?

А американцы, наверное, всё просчитали на своих компьютерах. Небось, не одну психологическую версию заложили, учли сотни вариантов возможных последствий такого предложения.

Как просто было в пятидесятом, когда подобную ситуацию даже придумать не пришло бы в голову. Где бы уже тогда искали не только Исраэляна, осмелившегося слушать и передавать такие предложения, но и Ага Хана с Филдсом? Достаточно было только шепнуть Сталину, что кто-то ищет повод за спиной и всё. Тут никаких сомнений не было и не о чем было думать. За его спиной, как за стеной. Боялись Сталина, но врагов – никогда.

А сейчас попробуй, скажи об этой информации только что взявшему бразды правления Черненко. Ну и что он сделает? Разве он хозяин в стране? Разве он властен вообще где-либо в чём-либо? Да он и сам понимает, что нет у него ни власти, ни доверия. Вот Горбачёв, молодой выскочка, тот уверен в себе и прёт в гору, как танк. Явно чувствует поддержку. Но чью?

Неожиданно компьютерная память оживила строки секретного документа, направленного в ЦК КПСС лет семь назад тогда ещё Председателем Комитета государственной безопасности СССР Юрием Андроповым. Строки фотографически проявились и поплыли перед глазами. Сначала название доклада: