Скоробогатов: с электрикой по жизни

Скоробогатов: с электрикой по жизни
Евгений Никоненко

Скоробогатов Александр Иванович – заслуженный строитель РСФСР, кавалер Ордена Трудового Красного Знамени, человек, ставший свидетелем развития Южно-Уральского электромонтажа и участвовавший в строительстве большинства крупных объектов Южного Урала и страны второй половины ХХ века: космодрома Байконур, олимпийского комплекса в Москве, промышленных объектов КамАЗа, УралАЗа, ММК… История его жизни будет интересна как узким специалистам в области электрики, так и всем любителям мемуаров и истории.

Скоробогатов: с электрикой по жизни

Евгений Никоненко

© Евгений Никоненко, 2017

ISBN 978-5-4485-6909-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

То, что мой дед не простой человек, я знал с самого детства. Потому что с малых лет слышал эти истории, вроде «дедушка Байконур строил, КАМАЗ и олимпийский стадион в Москве», «жили в Миассе… когда дед работал в Магнитогорске… это было в Златоусте». Немало из его уст вырывалось и различных курьёзных баек, случавшихся с ним или с его коллегами по работе, к которым он имел прямое или косвенное отношение. Накопившись в его памяти, они просто требовали своего отражения на бумаге. Дед, видно, понимал это и сам, так как году в две тысячи пятом он показал мне небольшую книжку, распечатанную на двадцати листах А4, в которой лаконично отразил всю свою жизнь и которую совершенно серьёзно хотел опубликовать.

Изобиловавшая голыми фактами, пестрящая именами и громкими фразами, она больше походила на информационную брошюрку, чем на автобиографическое произведение. Тогда же я и решил взяться за написание его биографии сам.

От слов к делу перешёл нескоро, да и написание самой книги оказалось не быстрым. Ещё какое-то продолжительное время она, что называется, вылёживалась, редко открываясь для внесения небольших правок или дополнений. Так уж получилось, что писать историю жизни реального человека, к тому же родного, значительно труднее, чем описывать создаваемые воображением выдуманные истории.

Как бы то ни было, в один момент я решил, что хватит. Пора заканчивать, ибо эта книга может бесконечно долго храниться на жестком диске в ожидании очередных дополнений в виде подробностей какой-нибудь истории или деталей конкретного временного промежутка, тем более что сведения эти становилось получать всё труднее и труднее. Поскольку дед старел, память подводила всё чаще, а бабушка, которая здорово помогала, дополняя рассказы деда многочисленными деталями обычной, повседневной, семейной жизни, без которых книга была бы скучной и сухой, и на которые дед обычно был скуп, и вовсе отошла в мир иной в две тысячи четырнадцатом. Поэтому всё постепенно само собой свелось к тому, чтобы книга была окончена такой, какая есть. Небольшой, разной по объему и восприятию в начале своего повествования и в конце, но, что важно, завершённой. Больше того, что в ней изложено, я считаю, сказать нечего. А если что-то и есть, то это уже останется за пределами страниц.

Поэтому желаю приятного чтения, и отдельная благодарность Бефусу Ивану Викторовичу и Седову Алексею Германовичу за помощь в восполнении некоторых пробелов повествования о периоде конца девяностых – начала двухтысячных годов.

    Автор

Начало

– Ну, так с чего начнём?

– А не знаю. С чего ты думаешь лучше?

– Может быть с того момента, как ты появился на свет?

– Можно и с этого, хотя ничего особого в этом событии нет.

– Думаешь?

– Конечно, а что там особого? В один прекрасный день после непродолжительных мук мать родила меня на свет.

– Помнится, ты не один раз рассказывал, и там была какая-то интересная история. Что-то вроде того, что мать родила тебя на печи.

– Так и было. Только я совсем не понимаю, что здесь необычного? Она лежала на тёплой печи, а потом решила куда-то пойти. Спрыгнула и родила.

– То есть она просто спрыгнула с печи и вытолкнула тебя на свет?

– Да, просто спрыгнула с печи и просто вытолкнула на свет. Тогда вообще всё было просто. Просто рожали иногда и в поле, на сенокосе, а потом дальше принимались за работу. Не было никаких роддомов, ни врачей, ни акушеров. Всё было просто.

Я сижу за столом напротив деда и смотрю в это изборождённое морщинами лицо. Оно всегда выглядело каким-то простодушным, немного наивным, что никак не сочеталось с его деятельностью. А сейчас соответствующее своему возрасту лицо и вовсе светится добротой, каким-то деревенским уютом и деревенской же простотой. В своих немалых летах дед стал поразительно походить на свою мать, мою прабабку: такое же круглое лицо, те же морщины и выражения мимики, та же любовь к простой деревенской пище: к «налевным» и «картовным» ватрушкам, к пирожкам и пирогам, к вареной картошке, посыпанной свежей зеленью, что так приятно пахнет летом, к жирной и сочной сметане, к свежему деревенскому молоку. Словом, весь образ его у меня чётко ассоциируется с образом сытого пухлого кота, что с довольным выражением своей добродушной морды разваливается на мягком диване после вкусного обеда в лучах теплого летнего солнца. Он прожил большую насыщенную жизнь, и сейчас ему предстоит вновь просмотреть её от самого своего рождения до нынешних времён. Какие мысли витают в его голове? Что чувствует он, когда вновь предаётся светлым воспоминаниям, воскрешая в своем воображении все прожитые годы? События, что были словно вчера, хотя на самом деле их разделяет между собой целая жизнь! Жизнь, посвящённая любимому делу, дому, семье.

– Ну, хорошо. С эти разобрались, – продолжаю я, – ты объявил о своём существовании в этом мире громким криком прямо подле русской, наверняка, хорошо натопленной печки.

– Да, наверное, она была тепла, печь. Иначе чего бы мать на ней лежала? А жили мы тогда в бараке. Вернее не мы, а мои родители, поскольку я-то понятия не имел, что такое барак.

– А что за бараки?

– Обычное, может быть, слегка покосившееся, а может, и крепкое, только что построенное, сооружение, где жили семьи рабочих, собиравших приобретенные для золотодобывающего прииска механизированные плавающие фабрики – американские драги.

Жили в бараке скромно: одна комната на семью. Как мне, во всяком случае, рассказывали. Земляной пол, русская печь, деревянный стол, лавка – вот и всё жилище. Днём мужчины уходили собирать драгу, а женщины оставались дома, занимаясь хозяйством. В соседних комнатах одного барака жили разные семьи: большие, с множеством детишек, весело резвящихся на улице перед домом и в окрестных лесах, и малые, а то и вовсе молодожёны, какими и являлась семья Скоробогатовых.

– А где эти бараки-то располагались?

– В поселке Дражном.

– Он и поныне существует?

– Нет. На его месте сейчас Ильменское водохранилище.

– То есть его просто затопили?

– Ну, да. За ненадобностью.

– То есть в один прекрасный момент он просто стал не нужен?

– Что-то вроде того. Этот поселок был построен специально для работников, которые собирали эти самые драги. Драги собрали, пустили в эксплуатацию – и все. Какое-то время поселок, конечно, был, как обычное поселение, как деревня, но затем у высшего руководства, очевидно, появились планы по созданию водохранилища, которое удовлетворяло бы нуждам растущей инфраструктуры Миасса и близлежащих окрестностей, а потому людей просто переселили, и местность затопили.

– Получилось местное «прощание с Матёрой»?

Ильменское водохранилище

– Ну, поселки были, можно так сказать, молодыми. Они не насчитывали своей историей несколько десятков или сотен лет, а потому там не было того поселения, которое укрепилось бы там своими корнями и кладбищами предков. Хотя не мне судить, я ведь при этом не присутствовал.

– Хорошо, вернемся к моменту твоего появления на свет.

– Давай вернемся. Тогда я скажу немного торжественно! Восьмого октября, когда мой отец, Иван Константинович, будучи слесарем, находился на работе, на сборке драги, мама моя, Прасковья Ивановна, лежа на тёплой печи, надумала куда-то идти и просто спрыгнула, вызвав тем самым, очевидно, схватки и дальнейшие роды.

– Она была одна? Я имею в виду тот момент, когда она рожала?

– Я не знаю. Во всяком случае, мне этого никто не рассказывал, а я и не спрашивал. Но, думаю, что на её крики сбежались соседские бабы. А отец уже прибежал потом, когда ему сообщили, что появился его наследник.

– Ты, значит, был их первым ребенком?

– Да. Первенец.

– А как твои родители вообще оказались вместе? Я имею в виду, познакомились?

– Ну… Это долгая история. Знаешь, думаю, будет лучше, если здесь я обращусь к прошлому. Я имею в виду к тем временам, когда батя мой еще и в проекте не значился.