Родные

– Что, пришёл? – спросила она.

– Пришёл, – тихо ответил я.

– Ну раздевайся, раз пришёл! – сказала бабушка. – Сейчас будем чай пить с пирогом!

В кухне за столом мы сидели и беседовали за чаем. Молчав поначалу, после второго куска пирога я начал рассказывать о том, как самостоятельно освоил больше, чем за это же время изучили в школе одноклассники и о том, что удостоился похвалы за усердие от учительницы. Моё волнение стихало, стыд рассеивался, и всё начинало идти своим привычным образом.

ГЛАВА 4. РАЗВЛЕЧЕНИЕ

Мои взаимоотношения с отцом, наверно, стоит охарактеризовать, как непростые. В отличие от мамы, мы с ним никогда не были особо близки, и чем старше я становился, тем больше не понимал и задавался вопросом: «Любит ли он меня вообще или нет?». Хотя мама периодически говорила: «Папа любит тебя. По-своему, но любит!» – и рассказывала о том, что, когда я родился, отец всегда помогал ей со мной, стирал, гладил и убирал, но моего ощущения её слова никогда не меняли.

Сколько помню себя, отец никогда ничего не покупал и не дарил мне по какому-либо поводу или без. Я знал, все подарки всегда выбирала и покупала мне мама, говоря, что это от них с папой. Проводить своё время или же заниматься чем-нибудь со мной, отец тоже не особо стремился. По возможности, внимание и время уделяла мне только мама.

Учась в четвертом классе, после уроков, как правило, мы возвращались домой вчетвером, так как жили все в одной стороне. В этот день я получил две пятёрки и шагал в приподнятом настроении, разгребая своими ботинками свежий пушистый снег, который падал всю ночь и продолжал падать днём, засыпая дорогу к дому.

Одним из моих попутчиков был Пашка по прозвищу «Пумба». Выглядел он достаточно коренастым хлопчиком с дугообразными ногами и, по-видимому, с хорошим аппетитом. В сравнении с ним мы больше походили на разноростных доходяг. Иногда у нашего дюжего товарища возникала одна поведенческая реакция, которая проявлялась в желании неожиданно и быстро затолкать, а затем опрокинуть кого-нибудь из нас в сугроб, придавив сверху своим далеко не хрупким телом. Не знаю, то ли он так пытался снять стресс, накопившийся за время учебы, то ли отрабатывал навыки захватов и бросков или просто развлекался, ощущая своё физическое превосходство. За время совместных походов домой мы привыкли к подобной выходке со стороны нашего в меру упитанного попутчика, и каждый ожидал, что в очередной раз может стать его мишенью.

Этот день не стал исключением. Двигаясь стайкой, мы о чем-то болтали, как вдруг Пашка, дождавшись какого-то одному ему понятного момента, резко схватил за плечи нашего приятеля и со словами: «А ну, иди, поплавай!» – зашвырнул его с дороги в сугроб. Будто мысленно условившись, мы вдвоем кинулись на толкача. Заволокли его в противоположный сугроб и вдавили поглубже, навалившись всем, чем смогли, а затем незамедлительно вскочив, вдобавок припорошили его снегом. Придя в состояние аффекта, с горящими глазами и пунцовым лицом Пашка выкарабкался из снежной кучи и бросился за нами. Довольные тем, что нашими руками свершилось возмездие, веселясь и хохоча, мы предприняли попытку к бегству, которая благополучно провалилась, и очень скоро мы валялись разбросанными по разные стороны от дороги.

Спокойное и мирное возвращение домой занимало привычные пятнадцать–двадцать минут, но в день нашего противостояния дорога растянулась на полтора часа. За это время нами были исхожены и исследованы все попутные сугробы, на которых мы оставляли отпечатки различных частей своих тел. Набрав полные карманы и ботинки снега, и, не по своей воле, распробовав его вкус на протяжении всего пути, я наконец-то пришел домой. Родители были на работе. Дома меня встретила кошка, которая, как мне показалось, не сразу признала в заснеженной и мокрой личности меня. Развесив одежду на батареи, я пообедал, накормил кошку и сел делать домашнее задание.

Вечером с работы пришел отец, а спустя час пришла мама с сумкой продуктов, как всегда. Я с радостью встретил её, сообщив с порога, что сегодня получил две пятёрки. А после взял тяжёлую сумку из рук и поспешил в кухню, чтобы незамедлительно разобрать и посмотреть, что она купила.

– А почему одежда на батарее? – поинтересовалась мама, увидев в комнате развешанные вещи.

– Мокрая просто, – ответил я.

– Почему?

– После уроков немного погуляли, – оправдываясь, произнес я.

– Лазил, наверно, опять где-то? – строго посмотрев на меня, произнес отец.

Ничего не отвечая, я взял на руки кошку, которая терлась о мои ноги и громко мяукала, изображая из себя очень ласковую и голодную.

– Ты уроки сделал? – поинтересовалась мама.

– Да, сделал, – ответил я, насыпая кошачий корм в миску.

– Сейчас будем ужинать!

После ужина мама попросила меня убрать со стола и помыть посуду, а сама принялась что-то готовить. Отец ушел в комнату и, как обычно, прилег на диван перед телевизором, чтобы смотреть очередную серию очередного отечественного сериала об успешной работе правоохранительных органов. А я, помыв посуду, собрал свой рюкзак на завтра и думал: «Чем бы заняться в оставшееся время?» – до того, как лечь спать.

Приблизившись к кошке, которая сытой спала, свернувшись на стуле, я попытался растормошить и заполучить её внимание шуршащей оберткой из-под конфеты. На что кошка, приоткрыв свои желтые глаза, наградила меня сонным и надменным взором, дав понять, что сейчас ей нет никакого дела ни до меня, ни до моей обертки. Затем взгляд остановился на настольных играх, которые в коробках аккуратно сложенными лежали на полке, но для них мне требовался, как минимум ещё игрок. Мне ничего не оставалось, как попытаться оторвать отца от его увлекательного занятия, чтобы он поиграл со мной или придумал другое развлечение. «Если подойти к нему непосредственно с просьбой, то наверняка, как уже бывало не раз, получу отказ в форме «Нет!» или «Отстань!» – подумал я, поэтому решил предпринять попытку привлечь внимание иначе.

Отец лежал на диване в полумрачной комнате, освещаемой настольной лампой и экраном работающего телевизора. На четвереньках, осторожно я подкрался к дивану и начал молниеносно выскакивать, хватая отца за ноги, а после также стремительно прятаться за диван. Наша кошка в перерывах между едой и сном частенько любила развлекаться подобным способом с лежащими на диване чьими-нибудь ногами, оставляя когтями царапины и затяжки. Несколько таких попыток не сподвигли отца к встречному действию, но не собираясь отступать от намеченной цели, я выскочил очередной раз.

В момент очередного появления из своего укрытия, я разглядел отцовскую руку, поднятую кверху, после чего рука резко качнулась, и в мою голову что-то стремительно влетело. Неизвестным предметом оказалась одна из двух небольших подушек, которые всегда лежали на диване. Она влепилась в голову с какой-то непреодолимой силой, что я отлетел от дивана и, потеряв равновесие, ударился лицом об угол письменного стола, который находился поблизости. Злополучный угол прямиком угодил мне под левый глаз. Я свалился на пол и ничего не видел первое мгновение, кругом была темнота. Почувствовав острую боль в лице, я узрел темно-красные пятна, которые сменялись на бело-лунные кольца и искристые блики.

От боли я зарыдал во весь голос и бросился в кухню. Испуганно обернувшись, мама уставилась на меня.

– Что случилось? – в замешательстве спросила она.

– Он кинул в меня! Подушкой! Я стукнулся об угол, – отрывисто говорил я, всхлипывая и закрывая левый глаз рукой.

– Дай, посмотрю! – сказала мама, убирая мою руку от лица.

Её лицо исказилось и на нём проявилась маска негодования. Мама подвела меня к кухонной мойке и сказала промыть глаз холодной водой. Отколов несколько кусочков льда в морозилке холодильника, она сложила их в вафельное полотенце и попросила: «Приложи под глаз и держи!». Казалось, что вся моя голова пульсировала и разогревалась. Я сел на табурет с холодным полотенцем, которое начало пропитываться холодной влагой и остужать поддергивающийся от боли глаз. Из комнаты, где лежал отец, стал доноситься мамин голос, тон которого был значительно выше среднего, а отдельные её слова звенели в воздухе. Отец же преимущественно молчал или тихо бормотал что-то неразборчивое.

Успокоившись и остудив раскаленную голову, я осторожно подошел к зеркалу. На лице под левым глазом бесчинно прорисовывался тёмно-бордового цвета кровоподтек, который явно стремился увеличиться и сменить свой цвет на сливовоподобный.