Период шестой. Сельские студенты (во все тяжкие)

Он спокойно пояснял:

– Так оказалось, что в четвёртой земля тоже созрела.

– Но я этого не заметил, да и Сарницкая на прошлой планёрке не давала заявку на боронование.

– Она утром зашла в бригаду и сказала, что поле подошло.

– Не настолько оно подошло, как показалось бригадиру. Трактор два раза застревал в блюдцах, так, что сцепку приходилось тросом вытаскивать в сторону. А у Головко, на буграх суглинок и уже коркой земля покрылась.

– Так мы для первой бригады, вторую сцепку готовим. Завтра к вечеру будет готова.

– Я Вас совершенно не понимаю. На шута было нарушать запланированное? Если подготовите вторую сцепку, её бы мы и запланировали на послезавтра в четвёртую. Тем временем возможно и в блюдцах почва уже созрела.

– Так у четвёртой же поле ближе.

– Ну и что из этого? Давайте договоримся по-хорошему, чтобы впредь наряды не нарушались.

Но похожее происходило ежедневно. Спрашиваю:

– Александр Иванович, почему Вихрев, который должен был навесить КУН и выталкивать ветки из междурядий сада, оказался на подвозе фуража на овчарню.

– Да заведующий примчался, сказал, что если он сегодня не вывезет фураж, его в Бакинскую отдадут.

– А почему, именно Вихрева отправили, ведь по Вашим данным, в бригаде оставались ещё не распределёнными и исправные и двенадцатый МТЗ и ДТ-20.

– Дело в том, что я к этому времени двенадцатый поставил на техуход, а ДТ-20 в горах слабоват с гружённой телегой.

Меня такие нарушения злили, и потому, что нарушался тот порядок и очерёдность работ, который виделся мне. И косвенно подрывался мой авторитет как руководителя. Пробовал убедить Суворова, в ошибочности его подходов. Поясняя, что он не бывает на полях и в подразделениях, поэтому не может знать, что где важнее делать. А он утверждал, что только лишь хочет помочь бригадирам и руководителям, лучше выполнять их очередные задачи.

Советовался и с управляющим, как мне поступать в этой ситуации. Стоит ли писать докладные директору, чтобы наказывать бригадира, за неподчинение. Но тот ничего конкретного не посоветовал, но пояснил:

– Я тоже замучился с этим упрямцем. Худой и невзрачный, а упорный как бык! Вначале записывал в книгу, то что планировали. А потом плюнул. Он всё равно всё перекрутит по-своему. Но я докладные не писал, он вроде бы как лучше старается. Хотя случалось, что от его самоуправства страдали и табачники, и полеводы, и садоводы. Но его за это даже выматерить не получалось. Он ведь старше намного – наверно на пенсию скоро запросится. Вот тогда и вздохнёшь свободней.

Я тоже не стал писать докладных, но вскоре наши разногласия приобрели принципиальный характер. «Сельхохтехника» поставила, очередную партию техники. К тому времени я уже неплохо представлял оснащённость и потребности всех подразделений. Поступила и новая рассадопосадочная машина. Распорядился закрепить её за третьей табачной. Но на планёрке Суворов возразил:

– В третью новую машину никак нельзя отдавать. Они ей ума не дадут. У Крымова всё не слава Богу. Они какой уже год посадку заканчивают в июне. Машина у него больше ремонтируется чем работает.

Я спокойно заметил:

– Потому им и направляю. Их машина не только самая старая, но она уже и проржавела вся. Рассказывают, что во время посадки, пружины прижимные постоянно лопаются.

Но Суворов настаивал:

– Они её и настроить не смогут до посевной. Отдадим её Сарницкой. У неё лучшие специалисты в совхозе. А в третью передам из четвёртой. Она уже отлажена как часы.

Чернявский тоже вмещался:

– Почему в четвёртую? Она только в прошлом году получила новую? А у меня не намного моложе чем у Крымова. И специалисты у меня не хуже чем в четвёртой. Настроят всё за день.

Я вновь обратился к Александру Ивановичу:

– Вот видите, самый опытный бригадир, совершенно не согласен с такими непонятными доводами. К тому же существует давно утверждённый порядок, новую технику вводят в строй, взамен той, у которой уже закончился срок амортизации. Поэтому, новая закрепляется за третьей.

Суворов разозлился не на шутку:

– Если Вы не разбираетесь в наших делах – придётся решать это по-другому! – заявил он.

К моему удивлению ему удалось действительно быстро решить вопрос в свою пользу. К вечеру из коммутатора позвонили в отделение, чтобы я срочно явился к парторгу.

Кобяцкий не стал долго разговаривать и убеждать меня пересмотреть своё решение:

– Ко мне недавно заходили коммунисты Суворов и Сарницкая. Рассказали про новую рассадопосадочную машину. Они по партийному обеспокоены важностью сохранности новой техники и продлением сроков её эксплуатации. А ты только начинаешь свою карьеру в нашем совхозе, и поэтому думаю, тебе не резон выступать против мнения партийного руководителя хозяйства. Хотя если вздумаешь возражать, зайду к директору и потребую, чтобы он своим официальным приказом, произвёл закрепление техники, с учётом экономической целесообразности, а не по твоей прихоти.

Мне ничего не оставалось, как «проглотить пилюлю». Хорошо хоть на планёрках этот вопрос больше не поднимался. Потому что Суворов сразу же после разговора с парторгом переправил машину в четвёртую. А то бы я неловко выглядел перед подчинёнными.

Рассказал о случившемся Позднякову. А он пояснил:

– Всё забываю тебе рассказать какой гадючник представляет наш совхоз. Не знаю как в других хозяйствах, а в нашем, образовались три непримиримые банды. Одна директорская, вторая парторга и третья бухгалтерши. И все воюют друг с другом, чтобы стать главной бандой. Каждая завлекает к себе в команду, и старается покусать тех, которые в чужой команде, доказывая свою силу. В директорскую плановый вошёл. Профком к бухгалтерше примкнул. А Кобяцкий коммунистов, использует как острую саблю. Как только с кем не поладит, сразу партийное собрание с нужной повесткой. Коммунисты его слушают беспрекословно, но и он их защищает в случае необходимости. Меня вот тоже он продвигает на председателя стансовета. Но если честно мне Борис Иванович, не нравится, именно тем, что лезет в те дела в которых не разбирается только чтобы доказать какой он сильный.

Меня поразила нарисованная управляющим картина. С искренним изумлением заявил:

– Не первый день в совхозе, а ничего подобного не замечал.

– Хорошо, что заговорили об этом. А то без предупреждения мог бухгалтерше похвалить парторговых, или директору пожаловаться на его приспешников.

– Похоже теперь вообще придётся держать рот на замке.

– Да так будет лучше. Тем более пока людей путём не знаешь, кто чем дышит. Посоветую вообще подольше держать нейтралитет. Вон Леонтий Иванович, уже какой год в совхозе и никто его к себе не переманил. И строй отдел тоже ничейным остаётся, хотя каждый из трёх мечтает заполучить их в союзники.

– Выходит придётся жить как белорусским партизанам. Ни с кем не разговаривать ни о чём, чтобы не сболтнуть лишнего. А косточки перемывать знакомым только дома.

– Нет, я предложу тебе выход попроще. Сейчас отпускай Гришку до завтра. Поедем на моей линейке к Райскому на сок завод. Мы сегодня у него собираемся. Познакомлю тебя с теми с кем можно откровенно обсуждать все станичные дела, не опасаясь. Наши конторские себя за князей считают. Тех, которые пониже в свои компании не приглашают и в наших считают зазорным участвовать. Они даже на линейке проехать позорным считают. Если у директора легковую не выпросит, и автобуса нет – будет три километра пешком идти, но на лошадях не поедет.

– Правда что ли? Или Вы пошутили?

– А ты предложи, кому-то из начальства проехать с тобою в любую бригаду.

– Что не поедут даже, если что-нибудь срочнее потребуется?

– Ни за что. Побежит к директору автобус просить, или на худой конец в гараже любую свободную грузовую возьмёт.

– Чудачество какое-то не понятное. Даже обидно немного, нас вроде как за второсортных считают.

– А мы не обижаемся. Собрали свою дружную команду руководителей. Но и от народа не отрываемся. Не считаем зазорным и с трудягами посидеть в одной компании, и если причина появиться в свою компанию простых запросто можем пригласить. И в столовой или в закусочной посидеть с народом за рюмкой водки или кружкой пива – не считаем зазорным. А конторские, если и выпивают прилюдно, то только в ресторанах, но больше в своих начальнических компаниях с районными или даже краевыми. Зато у нас без вражды, дружески и откровенно всё обсуждаем, делимся наболевшим.

Директор завода, приглашал своих друзей «обмывать» приобретение мотоцикла. Но просил, чтобы приезжали после обеда, а не в конце рабочего дня, потому, что после работы у него предстояло домашнее застолье по этому поводу, но уже с родственниками. Поэтому собралась только часть их привычной компании. Поздняков, представляя меня, пояснил, что вскоре займу его должность, и присутствующим необходимо заранее, наладить со мною дружеские отношения, потому, что у управляющего отделением в руках, больше возможностей, чем у всех остальных участников их застолий вместе взятых.

Мне он тоже представил всех присутствующих. Первым называл директора завода, в кабинете которого мы собрались. Затем собравшегося на пенсию, пожилого председателя совета, тучного председателя станичного сельпо, молодого директора ДК, солидного директора лесничества и начальника почты с ампутированной левой рукой. Пояснили, что завсегдатаями в их компании являются ещё и директор школы, и заведующий табачным складом, и даже старшина с Саратовского артиллерийского полигона, штаб которого находился не в нашей станице, а в Молькино.