В компании пояснили, что встречаются очень часто, не всегда всеми вместе, а отдельно, потому, что всегда помогают один другому в делах по работе. Рассказали, как их дружба и взаимовыручка помогают каждому в тех отраслях, которыми они руководят. Но Иван Прокофьевич, со смехом, перебил их повествование:
– Не слушай их, они один другому в основном советами помогают, а делом редко чем могут помочь. Зато каждый ко мне обращается: то трактор занарядить, то лошадей выделить, а то и рассаду цветков вырастить в наших парниках, или для школьных клумб, или совету, чтобы посадить у памятников. А как собираемся хоть по делу, хоть без дела – без выпивки не расходимся. При этом заметь, у Райского мы привыкли баловаться самым чистым продуктом.
Оказалось, завод был образован специально, для заготовки семян дикой груши, которыми этот завод снабжал все плодопитомники СССР, занятые выращиванием таких деревьев. Построили его в этой станице, потому, что она располагалась, на границе горных лесов. А в лесах, предгорий Кавказа встречалось очень много диких грушевых деревьев. В период созревания диких груш, в окрестные леса приезжали сотни заготовителей. Приезжали специально за большим заработком, даже из других республик. В заготовке участвовали и местные станичники, доставляя плоды из леса на велосипедах и тачках. Но масштабные поставки закрепились за приезжими.
В соседней Адыгее, в далёких Грузии и Армении, родственники собирали команды из молодых мужчин и парней, вскладчину дёшево покупали старенький мотоцикл с коляской, или машину старую ржавую, и они на них каждый день привозили на приёмный пункт, тонны плодов. В тот же день получали плату за заготовленное, но деньги не тратили, и даже питались бедно. Зато в конце сезона они покупали уже вполне приличную легковушку, одному из родственников. Но сбор груш не прекращали до самых заморозков, и даже увеличивали поставки благодаря новому дополнительному транспорту. А на следующий год эта группа уже обеспечивали покупку двух легковушек другим членам команды.
Для получения семян, тщательно промытые плоды груши давили на специальных прессах. При этом побочным продуктом получали витаминный и полезный сок. Сок отгружали в специальных пищевых железнодорожных цистернах, в районы крайнего Севера. Чтобы сок не забродил и не прокис, его консервировали чистым пищевым спиртом. Потом на Севере, по мере необходимости, пищевики спирт выпаривали без остатка, и северяне могли пить вкусный и целебный натуральный фруктовый сок. На заводе так организовывали производство, чтобы запасы спирта на площадке переработки плодов, к концу сезона были полностью израсходованы. Для того, чтобы законсервировав технологические линии, не тратить лишних денег, на организацию охраны.
Зато на территории дирекции, имелась трёх кубовая цистерна, почти полностью заполненная резервным количеством пищевого спирта. Цистерна, была замурована в землю, а опломбированный люк запирался на два запора. От одного ключ хранился у директора, а от второго, у заведующей лаборатории. Но при необходимости им не составляло труда, пойти к цистерне вдвоём и специальным мерным черпаком достать нужное количество напитка.
В новой компании постарался мобилизовать все свои таланты, чтобы понравиться этим значимым для станицы людям. Даже когда пояснили, что спирт они, для профилактики всяческих заболеваний выпивают не разведённым, и что я могу, если хочу разбавить его – заявил, что хотя и впервые попробую такой крепкий напиток, но выпью его тоже не разбавленным. Естественно внимание присутствующих было сосредоточено на том, как у меня это получится. А я сконцентрировал всё своё внимание, на том, чтобы с честью преодолеть предстоящее испытание. В два глотка выпил содержимое стопки, на долго задержал дыхание и потом осторожно вдохнул, даже не поморщился сильно. И водой запивал тоже не спеша. Мой успех оценили высоко, а заведующий почтой, даже высказался о том, что я наверно уже давно приспособился употреблять спирт.
Пришлось им рассказать свою историю о том, как студентом на спор стакан водки с хлебом съел в качестве тюри. Вообще в этот день я оказался в центре их внимания. И постарался этим воспользоваться. Рассказывал анекдоты вызывающие их бурный смех. Делился особенностями студенческих забав. Описывал достопримечательности Воронежа и демонстрировал примеры особенностей диалекта в Новоусманских сёлах и непривычные представления староверов.
Наливали спирт примерно в третью часть стопки, но всё равно вскоре заметил, что изрядно захмелел. Остальные выглядели вполне трезвыми. Видимо сказывалась их большая практика. Боясь оконфузится, попросил управляющего, чтобы его Митрич отвёз меня домой. Тот вначале было возразил:
– До конца рабочего дня ещё больше часа. Жена твоя ещё на работе. Что дома будешь делать?
Я пояснил, что с непривычки к такому напитку меня может так развести, что им вскоре наверно придётся грузить меня на линейку навалом. Все посмеялись моим утверждениям, но насильно задерживать не стали.
С этого дня Поздняков, не забывал приглашать меня на все подобные застолья. Собирались обычно по выходным ближе к вечеру или на сок заводе, или в конторе лесничества, или в зале заседаний совета, или в кабинете управляющего в конторе нашего отделения. Неспешные беседы вели порой до полуночи. Выпивки и закуски приносили, столько, что всё не могли употребить. При этом если алкоголем служило домашнее вино, которое у всех было примерно одного вкуса и качества. Но у Бориса, заведующего ДК вино было особенно вкусным и довольно крепким. Когда он угощал выпивали с большим удовольствием и больше обычного, не забывая хвалить его и за качество и за то, от его вина на утро голова никогда не болит. А он постоянно подчёркивал, что вино готовит не сам, а родители. Он им только собирает виноград, которым у них засажен почти весь огород. И помогает поднимать и перекатывать бочки да заливать сусло, если требуется. Не допитое спиртное оставалось в том, помещении, где собирались, в запас для следующего раза.
Саратовская. ДК. На ступенях Зозуля Борис Николаевич
А с закуской поступали по-другому. Потому, что в качестве закуски приносили всевозможные деликатесы домашние. Порой даже поводом, для внеочередного сбора, было то, что кто-то из компании объявлял, что недавно забил кабанчика и приглашал отведать свежих домашних колбасок. Или что у другого созрел вяленый окорок. Хвастали кулинарными талантами своих жён. Один приносил запечённую в кабыце утку, смазанную для аппетитной корочки мёдом. Другой гуся фаршированного перловой кашей со шкварками. Поздняков однажды притащил ещё горячего молочного поросёнка зажаренного на вертеле. А Борис, как завзятый охотник приносил вяленых лысух и мясо тура. И почти каждый считал важным принести низку вяленой рыбы.
При этом, недоеденные деликатесы забирали по домам, чтобы угостить вкусностями своих родных. Мне тоже постоянно предлагали взять что-то из остающегося, но я стесняясь отказывался. Хотя остальные не считали такое зазорным. Иной раз кто-то даже остерегал:
– Не налегайте на закусь! Хочу детей угостить такой диковиной. Или сразу мне отрежьте кусочек получше, или реже мечите!
Чтобы не выглядеть «белой вороной», когда наметили собраться в отделении я купил две бутылки водки, пол килограмма варённой колбасы, двадцать сырков плавленых и съездил специально в Горячий ключ, купить маринованной турши. Но мою инициативу дружно осудили всей компанией.
Во-первых, откровенно и даже грубо разобрали все мои ошибки. Вино и водку мешать не положено, а двух бутылок может не хватить. Колбасу покупную варёную следует жарить, а в таком виде в станице не принято её кушать. Сырками по их мнению закусывают совсем нищие пьяницы. Хотя за то, что съездил за туршой похвалили:
– А что турши догадался купить – молодец! К водке лучшей закуски сложно придумать. К тому же горячеключевские армянки, приловчились классно её готовить.
Во-вторых, дружно, настойчиво и категорически запретили мне, приносить, что-либо на наши посиделки. Объяснили что я ещё не оперился собственным хозяйством. И к тому же трачусь на поиски блока двигателя, а когда найду ещё больше придётся тратить. А не имея собственного хозяйства домашнего, я пока выгляжу на их фоне сущим бедняком. Поэтому мои усилия обижают их. Хотя в перспективе, может и я достигну их уровня:
– Землю хоть под огород получил?
– Получил, и посадили уже и картошку и лук и под овощи грядки поделал, – заверил я.
– Вот когда вырастит твоя хозяйка огурчиков не горьких, да намалосолит их – тогда и будем считать тебя равноправным вкладчиком в закуску. А выпивку разрешим приносить, когда свою лозу вырастишь, да вина надавишь собственного.
Мне очень нравились такие собрания. Обсуждали всё наболевшее и интересное. В вопросах политики и международной обстановки я был чуть ли не самым сведущим. Только директор школы имел более полные знания и о современных политических событиях, и особенно об их недавних или исторических предпосылках. Зато в житейских делах, в особенностях нашего региона, в нюансах их профессий я разбирался слабо. Компания сложилась очень дружная, добрая готовая поддерживать друг друга и советом и делами.
Похожая дружба специалистов была у нас в Красном Логу. Только там дружили семьями, а здесь была чисто мужская компания. И собираясь у Андрея, мы выпивали очень редко, в основном по значимому поводу. А здесь, получалось, что именно выпивка служила поводом для сборов. Но мне почему-то казалось, что на Кубани, в казачьей станице, и сборы без остальных членов семьи, и выпивки постоянные полностью соответствовали местному укладу и особенностям. И потому, что у них вина домашнего как воды, и потому что они постоянно подчёркивали, что казак должен быть строгим с домашними, но справедливым и хозяйственным.
Ещё радовало, что в нашей компании, даже когда кто-то выпивал лишнего, все вели себя пристойно и культурно. Это наверно было результатом того, что на Кубани, как и в моём родном селе, употреблять матерные слова считалось неприличным. Здесь даже в бешенстве, в жестоком споре казак не заругается матом, на своего противника, если рядом будет женщина или дети. Поэтому в любом состоянии мои коллеги общались вежливо, были внимательны, участливы и предупредительны.
Очень дружеские сложились у меня отношения и с бригадиром садовой бригады Лавреновым. Он был всего на четыре года старше, но уже был давно женат и даже сыном успел обзавестись. Я не стесняясь, и с удовольствием черпал у него знания по особенностям плодоводства. Хотя он всего лишь техникум закончил, а я учился на последнем курсе института. Но он за годы бригадирства, через практику, увлекаясь специальной литературой и регулярно посещая курсы повышения квалификации – получил такой багаж специальных знаний, которому могли позавидовать и выпускники плодовоовощных факультетов институтов.
Часто бывал у него в гостях. Жили они в собственном доме рядом с станичной столовой. Жена его не работала, пока ребёнок был маленьким. В армии он служил в погранвойсках, и дома с гордостью демонстрировал способности, выдрессированной им немецкой овчарки. Собака чётко выполняла команды: ко мне, сидеть, лежать, рядом, охраняй и голос. При этом без команды пёс не лаял, даже если на него замахнуться палкой или кинуть комок земли. Ещё его важной особенностью было то, что он не препятствовал никому заходить к ним во двор. Зато без команды хозяев никого со двора не выпускал. Вставал на пути к калитке, грозно рычал и даже мог покусать, если пробовать уйти против его воли. Даже их соседа и друга семьи Володю Кильганкина, который постоянно бывал у Лавреновых, когда пёс был ещё щенком – он без команды не выпускал из двора. А однажды почтальон, который не осторожно подошёл к их крылечку отдать извещение на посылку, полдня был вынужден просидеть на этом крыльце, пока хозяйка не вернулась домой.
Всё у нас с ним складывалось хорошо, кроме обращений. Вначале я настойчиво добивался, чтобы мы с ним как и с Гучипсом называли друг друга на «ты». Но он категорически противился, утверждая, что поскольку я являюсь его непосредственным начальником, он должен звать меня на «Вы» и по имени отчеству. Что всем другим бригадирам и специалистам он покажется вульгарным, если на планёрке скажет мне «ты». Как я не настаивал, он так и не согласился. Тогда и я принципиально стал обращаться к нему только как к Василию Петровичу.
Лавреновы постоянно предлагали, чтобы приходил к ним с Галей, но она отказывалась. Утверждала, что ей очень сложно даются новые знакомства. А я и не настаивал. Зато она сдружилась с Алисой – молодой телефонисткой. Они и на работе часто судачили о каких-то интересных для них делах. А после работы чуть ли не каждый день проводили вместе.
Родители Алисы когда она была ещё школьницей работали в Саратовской. Отец заведующим сельпо, а мать заведующий магазином хозяйственным. Они успели домик здесь поставить, небольшой, аккуратный, но оборудованный по-городскому. Небольшой, потому, что уже получили должности в Краснодаре. Он – заведующего складом, а она товароведом в универмаге.
Строительство затеяли, чтобы приезжать на выходные в станицу и не стеснять семью бабушки и дедушки Алисы, которые были родителями её мамы. А отец Алисы был греком, и его родители жили в Грузии. Усадьба стариков была недалеко от вновь построенного домика, и у них было множество сараев, загонов и большущий огород.
У Алисы же и приусадебный участок был небольшой. Родители посадили на участке сад молодой, а сама Алиса даже огород не захотела сажать. Междурядья сада засеяли травой, которую, регулярно, на захват косили сосед для своих кроликов или родственники мамы для коровы и овец. А картошку, овощи, соления, молочные продукты и мясо внучке в избытке поставляла бабушка.
Родители настаивали, чтобы она и школу заканчивала в Краснодаре. Но она категорически отказалась. Доучивалась последний год, живя у стариков. А когда достроили домик, перешла жить туда. Отец устроил ей на не пыльную работу телефонисткой на совхозный коммутатор. Но не ради зарплаты, а чтобы не бездельничала. Несколько раз она пробовала поступить на заочное обучение в Кубанский университет, но не проходила по конкурсу. Теперь и поступать передумала.
Галя поражалась тому, что в сельской местности, в частном доме можно создать совершенно городские условия. Алисе даже зимой не приходилось печку топить, потому, что в обеих комнатах и в кухне, и в ванной были установлены батареи водяного отопления, которые обогревались за счёт котла, расположенного в пристроенной сзади котельной. На потолке котельной был установлен бойлер с такой теплоизоляцией, что в нём даже в сильные морозы вода не остывала. Рядом с котельной был просторный дровяной сарай со штабелями колотых дубовых дров. Но Алисе даже котёл не приходилось топить. Этим занимался, живущий на их улице пожилой сторож сельпо. Он топил котёл зимою в течении всего дня, и даже ночью, приходил подбросить дровишек. А летом разжигал котёл всего на несколько часов, чтобы вода в бойлере была горячей.
В домике на кухне, тоже была устроена печка с плитой. Но её топили, только если зимой, приехавшая на выходной мама Алисы, хотела что-то приготовить на плите или в духовке. Алиса же и зимой и летом готовила и разогревала себе еду на электроплитке. Зато у неё прямо на кухне из крана можно было набрать холодной воды, и в раковине помыть посуду горячей водой. В домике был оборудован санузел, в котором стоял настоящий унитаз со смывом и чугунная эмалированная ванна.
Погода установилась тёплая, Гале и дома не хотелось готовить есть на плите. Уговорила тоже купить электрическую плитку. Хозяйка вначале стала возражать. Но когда я объяснил, что за электричество мы будем платить полностью и за дом и за её кухню, потому что счётчик всё равно общий, так она тоже стала брать у Гали плитку и чтобы себе еду разогревать.
Зато с благоустройством тех домов, которые предназначались под наши квартиры, возникли проблемы. Там где собирались построить очистные сооружения, чтобы проложить канализацию от самой больницы и до конца нашей улицы – район, согласно решению крайкома об увеличении посевов риса, утвердил строительство рисовой системы. И котельную угольную не разрешили строить, там, где совхоз планировал. Галя пояснила, что директор поручил их отделу добиваться изменений в проект, с тем, чтобы можно было использовать в них печное отопление. И возмущалась этим до истерики. Твердила, что люди могли в частном доме устроить городские условия, а совхоз в двухэтажных домах, не может обеспечить обогрев без печек. В связи с этой неопределённостью, затягивалось и строительство нашей будущей квартиры.
А Галя, благодаря подруге, по возможности наслаждалась городским комфортом. Она даже в баню по субботам не ходила, а в любой день могла принимать ванну у Алисы. Они и меня не раз приглашали прийти на помывку. Но я любил парную и предпочитал баню. Они и в Краснодар часто ездили к родителям Алисы. На коммутаторе работало всего два оператора. И пожилая напарница с готовностью соглашалась поменяться сменами если её молодой сменщице предстояла поездка, или другие мероприятия. Она даже соглашалась дежурить несколько дней кряду в две смены, при условии, что Алиса с зарплаты вернёт ей деньги, за замещённые смены.
Поэтому почти каждую субботу, после работы подруги уезжали в Краснодар, а возвращались в воскресенье вечером. Ходили в кино, на спектакли и в рестораны. Они и меня настойчиво приглашали с собой, особенно когда собирались провести вечер в ресторане. Но мне не хотелось ночевать у чужих людей, которые по словам Гали, считали себя очень важными. И к тому же почти каждую субботу происходили сборы нашей мужской компании, участие в которых мне не хотелось пропускать. А рано утром я обычно уезжал на рынок, в поиске блока на двигатель.
Заметив такую закономерность, Гучипс обратился ко мне с неожиданной просьбой. Рассказал, что в городе у него, есть как он сказал, вторая жена. Я пытался поправить его, что у русских это называется любовницей, потому, жена положена человеку одна. Но он долго объяснял, что у них не запрещается иметь и две жены, если в состоянии обеспечивать им достойные условия жизни. Что он находит много способов дополнительного заработка, и мог обеспечивать достойную жизни и Фатиме, и детям, и второй жене. А теперь она уехала из аула, и он почти не имеет возможности видеться с ней. Поэтому он просит, чтобы я сказал Михайленко, что в субботу и в воскресенье я хочу, чтобы он помог моей жене носит, те громоздкие вещи, которые она якобы собирается купить в Краснодаре. А лошадей, если буду куда-то ездить, он попросит распрячь, дежурного конюха. И в воскресенье, если решу куда ехать, дежурный запряжёт наших коней в линейку.
Я пояснил, что сам успешно справлюсь с такими делами. А в воскресенье уеду на рынок. Михайленко не возражал, но сказал, что не поставит Гучипсу, в субботу рабочий день. Пришлось заступиться, и объяснять, что ездовой с утра будет со мною, а после обеда я поезжу один. Так, что его функции будут исполнены в полной мере, и бригадир согласился со мною. Показалось, что он и не собирался лишать ездового заработка, а высказался, чтобы продемонстрировать свою формальную строгость и наличие дисциплины в гужтранспортной бригаде.
Договорились с ездовым, что он поспешит на двухчасовый автобус, чтобы демонстративно уехать в город, в одном автобусе с Галей. Обедал я в этот день в столовой, и чтобы не заставлять Гучипса, который дома переодевался в чистое, ехать ко мне, решил зайти к нему. Лошади были привязаны во дворе их дома, но я зашёл в квартиру, предупредить его, что уеду на них. Не успел, переступить порог, как Фатима, кинулась собирать на стол угощение. С огромным трудом убедил её, что я только, что из столовой и не смогу даже притронуться к еде. А она искренне переживала, что нарушает их обычаи, по которым гостя непременно следует угощать самой лучшей едой. Хотел как-то обеспечить алиби своему ездовому, но сразу же выяснилось, что Фатима, знает о любовнице мужа, и о том, что помощь Гале, является формальным оправданием перед бригадиром, за его поездку. При этом меня поразило, что Фатима, переживала не опоздает, ли муж на автобус. Потому, что сама настояла, чтобы он помылся перед поездкой, и сейчас спешно гладила ему рубашку.
Я не выдержал и спросил у неё:
– А ты что, даже не ревнуешь мужа? Выходит тебе не обидно, что он едет встречаться с другой женщиной, если заставила его искупаться и рубашку ему гладишь.
– Почему не обидно? Обидно. Но не хочется и чтобы она думала, будто у Гучипса жена плохая, если он приедет грязный и в мятой одежде.
Галя демонстративно наслаждалась той свободой, которая нам представилась в отсутствии родителей. Мы собирались забрать их когда получим квартиру в новом доме. Но крёестна неожиданно нарушила наши планы. Получили телеграмму, чтобы встречал родителей в шестнадцать часов на вокзале в Краснодаре. Когда приехал на вокзал и дождался поезда, увидел маму и бабушку с помощью пассажиров пытающуюся спуститься по ступенькам на низенькую платформу. Пока шли к автовокзалу мама успела мне по секрету пошептать, что сестра настояла чтобы они ехали к нам, пообещав рассказать подробности позже.
Бабушка плохо перенесла поездку и я вернулся к вокзалу, чтобы не ждать автобуса и взять такси. На квартире, почти всё пространство кухни было загромождено теми домашними вещами, которые пришли в контейнере и в спальне тоже много вещей было сложено у стенки. Быстро собрали, с трудом разместили койки родителей и достали их постельные принадлежности. Галя предложила вынести нашу кровать, во двор и спать под тёплым одеялом, чтобы родителям было просторней.
Так и сделали. А на следующий день, я договорился с заведующей током взять во временное пользование большой брезент и мы с Гучипсом соорудили из него подобие небольшой палатки над кроватью. Мама рассказала что сестра, как-то в разговоре, спросила у неё, не было ли у неё подозрений в том, что бабушка изменяла дедушке. Потому что бабушка была признанной красавицей, а дедушка хромой. Но она заявляла, что родители жили дружно. А потом вспомнила, что однажды, когда уже родился я, ей показалось странным, что придя на обед, обнаружила как не пошедшая на работу в колхоз бабушка, выходила из сарая вместе с Петром Ильичём и они выглядели смущёнными.
Неожиданно этот рассказ взбесил сестру. Она заявила что не может простить матери измену. Что ей до слёз обидно за покойного отца. Что ненависть настолько сильна, что ей стало противно даже разговаривать с бабушкой и смотреть на неё. Мама пробовала образумить её. Напоминала что бабушка всегда и во всём защищала её. Что бабушка и Пётр Ильич раньше вместе служили в церкви, и славились своею набожностью, и скорее всего, их встреча была вызвана религиозными делами. Но сестра была непреклонной и почти насильно отправила их на Кубань.