С самого раннего возраста моим любимым занятием было рассматривать альбомы со старыми фотографиями и слушать рассказы отставного полковника. И тут меня прошиб холодный пот. Я вспомнил те самые фотографии. На большинстве из них был молодой дядя Коля, точно такой, как сейчас он стоял передо мной, но на паре фото он был рядом с красивой девушкой, своей сестрой, погибшей смертью храбрых зимой 1941 года.
Ее долгие годы считали пропавшей без вести, и только в 1965 году дядя Коля смог установить судьбу сестры, совершенно случайно прочитав в газете статью, посвященную 20-летию Победы, с воспоминаниями ветерана, в которых он описывал подвиг военфельдшера Татьяны Сазоновой, бросившейся со связкой гранат под немецкий танк, прорвавшийся к палаткам медсанбата, и тем спасшей всех от неминуемой гибели. Еще несколько лет потребовалось на то, чтобы сестру дяди Коли наградили орденом Красного Знамени посмертно. А сейчас Татьяна, та самая девушка, которая мне очень понравилась, стояла рядом со своим братом живая и здоровая и с тревогой смотрела на меня.
Видимо, я сильно изменился в лице, потому что она, всунув свою поклажу в руки брата, слегка обалдевшего от вида моего моментально побледневшего лица, бросилась ко мне.
– Михаил! Что с вами?! Вам плохо?!
И столько тревоги и заботы было в ее голосе, что я невольно подумал, что хотел бы, чтобы это мгновение длилось вечно. Внезапно пришло осознание того, что я ОБЯЗАН сделать все, чтобы Татьяна избежала своей судьбы. Я НЕ ХОЧУ ЕЕ ТЕРЯТЬ!!! С этого момента моя война началась!
– Все в порядке, Таня. Не волнуйтесь. Просто вдруг что-то голова закружилась. – Я встал со скамьи и, пытаясь перебороть сковавший горло комок, чуть слышно произнес: – Здравствуйте, Николай Александрович!
А в глазах стояли слезы. Слезы от того, что вижу живым, здоровым и молодым самого дорогого для меня человека.
– Ты меня знаешь? Мы где-то встречались? – удивленно поинтересовался Татьянин брат.
– Знаю. Нет не встречались. Ответьте на один вопрос: вы уже написали рапорт на своего начальника?
Про рапорт, который спас его, дядя Коля рассказывал мне там, в будущем. Зашел у нас как-то разговор про репрессии. Вот он и рассказал, как приехали арестовывать его начальника, да всех заодно и прихватили как соучастников, так как никто не докладывал о контрреволюционной деятельности уже бывшего начальника районного управления НКВД. Тогда-то дядя Коля и поведал о давно написанном рапорте, спрятанном под тяжелым сейфом, который не было возможности отправить. Усилиями нескольких человек сейф сдвинули, нашли запечатанный пакет, вскрыли, а там в рапорте – подпись и дата. Так и удалось избежать ареста.
– Откуда ты узнал про рапорт? Я его буквально только что написал…
С обалдевшего лица можно было писать картину.
– Я даже знаю, что сейчас этот рапорт лежит под сейфом.
– Но откуда?! – Николай почти кричал.
Я посмотрел на всех троих и, вздохнув, ответил:
– Ты мне об этом рассказывал. Через много-много лет.
Теперь картину можно было писать уже со всех троих. С Николая – крайнюю степень удивления, с Татьяны – непонимание, а с Федора Тимофеевича – удовлетворение какими-то своими мыслями.
Я снял с руки часы и протянул Николаю (при всем моем уважении, но тот молодой парень, что стоял передо мной, на имя-отчество пока не тянул).
– Не видишь здесь ничего необычного?
– Да видел я твои часы уже, – сознался Николай. – Часы как часы, разве что сами по себе необычные. Так я на курсах у одного инструктора видел не хуже, швейцарские.
– Ты гравировку сзади внимательно читал? – Я кивнул на его руку с часами. – Ни на что не обратил внимания?
– Дата! – Николай аж встрепенулся. – Я подумал, что кто-то ошибся и год дважды написал.
– Нет, не ошибся. Эти часы мне коллеги по работе подарили на пятидесятилетие в 2020 году.
– Так ты из будущего? – с усмешкой спросил Николай. – Я тоже читал Уэллса «Машину времени».
– Никакой машины времени нет, – вздохнул я. В общем-то надежды на то, что мне сразу поверят, и не было. – Я сам не понимаю, как попал сюда. Отмечали здесь, на лодочной станции, день рождения коллеги, пошел под утро искупаться и, если кратко, нырнул там, а вынырнул здесь, да еще и головой ударился.
– И, видать, сильно ударился, – задумчиво глядя куда-то вдаль, произнес Федор Тимофеевич.
– Да, я все понимаю, – со вздохом произнес я. – Сам бы не поверил, если бы кто мне такое сказал. Но откуда тогда я знаю про рапорт и про то, где он спрятан? Могу рассказать вам о вашем прошлом, но тут вы возразите, что я мог подробности узнать от других людей. А знаете, давайте я вам расскажу о событиях ближайшего будущего. Это произойдет очень скоро, и легко будет проверить.
Например, 22 августа первым заместителем наркома внутренних дел будет назначен Лаврентий Павлович Берия, а 23 ноября он станет наркомом. 29 сентября в Мюнхене будет подписано соглашение между Германией, Великобританией, Францией и Италией, которое впоследствии получит название «Мюнхенский сговор». Это соглашение предусматривает передачу Чехословакией Германии Судетской области. Вскоре Польша потребует и получит себе Тешинскую область. В СССР 24–25 сентября 1938 года советские летчицы Валентина Гризодубова, Полина Осипенко и Мария Раскова на самолете «Родина» совершат дальний беспосадочный перелет из Москвы в поселок Керби на Дальнем Востоке, пролетят свыше шести тысяч километров и установят женский рекорд дальности полета. В самом конце маршрута у них откажет связь и начнется обледенение. Их найдут через десять дней после приземления, а еще через два месяца всем троим присвоят звание Героя Советского Союза и наградят орденами Ленина. Кто-то сейчас может предугадать эти события?
– А у вас там, в будущем, что, еще и эликсир молодости изобрели? Не очень ты похож на пятидесятилетнего, – скепсис так и сквозил в словах Николая.
– К сожалению, не изобрели. Это еще одна загадка, почему я вдруг омолодился. И объяснить это я не могу.
– А на Марс вы полетели? Как в романе «Аэлита»[8 - «Аэлита» – фантастический роман Алексея Николаевича Толстого о путешествии землян на Марс.]? – спросила молчавшая до сих пор Татьяна, держа в руках мои часы, которые буквально вытащила из рук брата, чтобы посмотреть на гравировку.
– Нет, не полетели, – сказал я с сожалением. Как знать, сохранись Советский Союз, сумей мы избежать таких страшных жертв в годы войны, и, может, уже цвели бы на Марсе яблони. Антоновка. – Хотя автоматические станции-марсоходы там есть. Не наши, американские. Но первым человеком в космосе был наш, советский человек, Юрий Алексеевич Гагарин. 12 апреля 1961 года он совершит первый в мире пилотируемый космический полет вокруг Земли. За четыре года до этого, в 1957 году, СССР запустит в космос первый искусственный спутник Земли. Первые автоматические станции для исследования Луны, Марса и Венеры тоже будут советскими, а вот на Луну первыми и единственными высадятся американцы в 1969 году.
– А коммунизм вы построили? – Глаза Татьяны горели восторгом.
Вот как сказать этой чистой девочке, верящей в светлое будущее, что мы все то, за что они боролись, отдавали свои жизни, все их достижения попросту спустили в унитаз? Что Советского Союза больше нет. Что Россия в XXI веке полностью зависит от других стран. Что мы живем лишь за счет тех средств, которые перепадают нам от продажи ресурсов за границу.
– Думаю, что об этом мы поговорим позже, когда вы мне окончательно поверите, – ушел я от ответа, что не осталось незамеченным тем же Федором Тимофеевичем. Однако он промолчал.
– Ну хорошо, – с прищуром глядя на меня, сказал Николай, – допустим, ты действительно из будущего. Но тогда тебя срочно надо доставить к товарищу Сталину. Ты же можешь принести огромную пользу стране со своими знаниями о будущем.
– Об этом тоже еще рано говорить. Вначале должны произойти некоторые события в вашем, Николай, ведомстве. Вот после них и можно будет выйти на связь, но не с товарищем Сталиным, а с новым наркомом Берией. И у меня к вам троим огромная просьба, – я оглядел своих собеседников, – никому не рассказывайте обо мне и о том, что уже услышали. Этим вы себе заработаете огромные проблемы.
– Проблемы уже начались, – Федор Тимофеевич кивнул в сторону дороги в город, по которой, поднимая тучи пыли, ехала знакомая мне по старым фото и фильмам черная «эмка», а за ней, переваливаясь на кочках, не менее узнаваемая полуторка с сидящими в кузове людьми в форме. – Похоже, это по наши души. Ты, дочка, – обратился он к Татьяне, – давай-ка потихоньку, пока никто не видел, ступай домой, сиди там и ничего не бойся. Часы спрячь, чтоб не нашел никто, да помалкивай. Кто что спросит, говори, что он, – кивок в мою сторону, – сын моего сослуживца, приехал погостить, да голову расшиб. Ну а ты, – уже ко мне, – скажешь, что твой батька со мной в Туркестане воевал в моем отряде и помер недавно от ран. Приехал ты из Пензы. Адрес мой тебе отец дал, завещал навестить бывшего командира.
– Да ладно тебе, дядя Федя, – Николай махнул рукой, – сейчас разберемся. Может, случилось что, и это за мной, чтобы ехать куда.
– Может, и так… – Федор Тимофеевич затянулся самокруткой. – А ты, дочка, все ж таки ступай да делай, как сказано было.
Татьяна юркнула за угол. Машины тем временем подъехали к нам, и из кузова полуторки бодро спрыгнули четверо в фуражках василькового цвета с малиновыми околышами и малиновыми пустыми петлицами, с винтовками с примкнутыми штыками в руках, а из эмки вальяжно вылез несколько грузноватый мужчина, тоже в форме НКВД, но с тремя шпалами капитана[9 - Три шпалы в петлице в НКВД – капитан, в РККА – полковник.] в петлице. По-хозяйски оглядевшись вокруг, он небрежным жестом надел фуражку и произнес:
– Вот и славно, что все в сборе. Не придется вас по одному искать.
– А что случилось, товарищ капитан? – спросил Николай.
– Да уже не товарищ я вам. Сдайте оружие, гражданин Сазонов. Вы арестованы за контрреволюционную деятельность и за связь с белобандитами и террористами. Ну и остальные тоже как члены банды и пособники.
– Может, все же объясните? – Николай спокойно расстегивал портупею.
– Ну отчего же не объяснить, объясню, хотя и не обязан. – Капитан с усмешкой посмотрел на своего бывшего подчиненного. – Твой родственничек, являясь связником банды, приютил у себя раненого белобандита и террориста, а ты этому потворствовал и помогал в контрреволюционной деятельности. Хорошо, что есть еще у нас преданные делу революции люди, которые и сообщили об укрывающемся здесь неизвестном.
– Но это же бред. Этот человек, – Николай кивнул в мою сторону, – сын боевого товарища Федора Тимофеевича, с которым он громил басмачей.
– А документы у этого человека имеются? – Капитан явно издевался. – Вот то-то и оно. Так что разберемся, а пока давайте без глупостей. Да, а где сестрица твоя? Ее тоже надо бы задержать и допросить как следует. – При этих словах лоснящаяся рожа капитана растянулась в глумливой улыбке.
– Сестру не трогай, – прошипел Николай, исподлобья глядя на своего начальника, – с нами разбирайся как знаешь, а про нее забудь.
– Ну, это мы поглядим. Будете посговорчивее – и ее не тронем, а не будете вы – так, может, она посговорчивее будет. Ради братца-то. – Капитан заржал, довольный своей шуткой.