Инженер страны Советов

Я резким движением боднул головой его прямо в лицо и с удовлетворением услышал треск ломающегося носа. Зимин отпрянул и заверещал, как свинья на убое, ладонями схватившись за свое лицо. Сквозь пальцы обильно брызнула кровь. Все произошло настолько быстро, что трое его подручных не успели среагировать. Я тем временем перекатился вбок и встретил первого пришедшего в себя конвоира прямым ударом в челюсть. Странно, что руки мне перед допросом не связали. Конвоир опрокинулся на спину, а на меня бросились двое его коллег.

Хотя со времени моей службы в армии прошло уже три десятка лет, вбитые тогда навыки по рукопашному бою вспомнились сами собой. Одного резко ударил ногой в пах, а другого перехватил за руку и бросил через себя. Краем глаза заметил, как Зимин лапает кобуру, пытаясь достать оружие. А вот этого мне точно не надо. Подскочил к энкавэдэшнику и что есть силы ударил его под дых и тут же, подпрыгнув, ногой снизу в челюсть. Все, этот готов.

На шум в кабинет ворвались еще двое конвоиров. Вот тут мне пришлось тяжко. Впятером они начали буквально месить меня в углу. Я, сколько мог, отбивался от них, благо какая-то накатившая веселая злость позволяла держаться на ногах, но силы в любом случае были не равны. Насколько можно, закрылся руками, принимая удары со всех сторон. В конце концов удар по голове погасил мое сознание. Последней мыслью было, что я в этом времени только и делаю, что получаю по голове да нахожусь в беспамятстве…

Голову мотает из стороны в сторону, а тело пронзает боль на каждой кочке. Это первое, что я почувствовал, в очередной раз придя в сознание. Попытался открыть глаза и не смог. По ощущениям вместо лица у меня какой-то ватный комок, который при этом дает о себе знать горячей пульсацией. Попробовал приподняться на локтях и застонал от пронзившей все тело боли.

– Тихо-тихо! Лежи, не вставай.

Вместе с голосом Федора смог, как сквозь подушку, расслышать завывающий звук мотора. Похоже, куда-то нас везли. В этот миг из ушей словно вынули пробки, и звуки обрели яркость.

– Где мы? Куда нас везут? – чуть слышно хрипя, спросил я.

– Кончать нас везут, – без какой-либо обреченности, спокойно ответил Федор.

– Не разговаривать, контры! – тут же раздался окрик.

– А то что, до места не довезешь и тут пристрелишь? – усмехнулся Федор.

– Черновку проехали. – Это уже Николай. А голос хоть и не испуганный, но какой-то грустный. – Похоже, за Ахмерово везут, к ямам, где древесный уголь жгут. А дорожка-то для вас привычная, Никитин.

– Привычная, привычная. Много такой контры, как вы, в расход пустили, так что и косточек не осталось, – даже с некоторой гордостью в голосе сказал конвоир.

– Гад ты, Никитин, и преступник. Тебя судить надо.

– Не ты, бывший старший лейтенант, судить будешь. А за гада ты мне там, у ямы, еще ответишь. Здесь бы тебя порешить, да кузов мыть не охота.

В кузове воцарилась тишина, прерываемая подвыванием мотора полуторки.

Вскоре машина остановилась, и меня грубо выволокли из кузова. Только сейчас я понял, что руки и ноги у меня связаны, а то не мог сообразить, почему я их не чувствую. Туго затянули, гады, так и кровоток нарушить можно. Хотя, похоже, совсем скоро всему моему организму и так резко поплохеет. Жаль, глаза открыть не могу. Хоть разок бы еще взглянуть на свет божий.

– Ну что, куда их? Как в прошлый раз, или к другой яме оттащим?

– Да надо больно тащить их еще. Здесь кончаем да сбросим. А завтра сюда лесины привезут и завалят. Надо будет только их потом завалить дровами, чтоб не увидел никто. Я Фаридку предупредил, чтоб не любопытствовал, да ему и не впервой. Сделает со своими углежогами все в лучшем виде.

Невидимый мне Никитин говорил это все с таким деловым тоном, словно обсуждал не то, как будет уничтожать наши трупы, а какую-то несущественную мелочь.

– Ну что, контры, молитесь. Эх, жаль, товарищ Зимин приказал все сделать быстро, а то бы смертушка для вас как награда была, – сожаление так и сквозило в голосе палача.

Не успел еще невидимый мне Никитин закончить фразу, как откуда-то сбоку раздалась команда:

– Никитин, бросай оружие, и без глупостей!

– Гареев?! Ты?! У меня приказ товарища Зимина! Да он тебя в лагерную пыль сотрет!

Откуда-то сбоку раздался выстрел, и кто-то пронзительно завизжал.

– Я сказал без глупостей! Твой Зимин через полчаса после вашего отъезда был арестован уфимскими товарищами как враг народа и троцкист. Так что бросайте оружие! У нас приказ в случае сопротивления открывать огонь на поражение.

Было слышно, как кто-то зло сплюнул и что-то тяжелое упало на землю. Нас развязали. Стоило лишь снять стягивавшие руки и ноги веревки, как я со стоном повалился на землю. Боль в затекших конечностях была адская. Рядом точно так же стонали Федор и Николай.

Нас напоили водой и помогли погрузиться обратно в кузов полуторки. Я наконец-то смог хотя бы ощупать свое лицо. Вернее, то, что когда-то было лицом. Теперь это на ощупь напоминало набитый ватой шар. Тем временем Гареев рассказывал Николаю о произошедших событиях.

Как оказалось, из Уфы отправили опергруппу, чтобы произвести аресты местного руководства НКВД и милиции. Слишком много жалоб было на их деятельность, и не только от простых граждан, но и от некоторых партийных организаций. Оперативников попытались под различными предлогами задержать в селе Серменево, что в 30 километрах от Белорецка, чтобы успеть замести следы, но надолго не получилось, тем более что сержант НКВД Ринат Гареев, узнав о прибытии туда опергруппы, со своим напарником, сержантом НКВД Ковалевым, верхами быстрым аллюром выехали навстречу. На полпути встретив оперативников, он обрисовал им картину и рассказал о нас, сидящих в камере в подвале.

Они успели буквально в последний момент. От одного из подручных Зимина узнали, что нас на машине повезли в сторону деревни Ахмерово. Так же верхами, напрямик через лес, взяв с собой еще двоих оперативников, они бросились нам на выручку. Ринат со смехом рассказал, что Зимин, показывая свое разбитое лицо, клялся оперативникам, что пострадал в рукопашной схватке с бандитами и лично своими руками уничтожил аж четверых.

На слух я понял, что подъехала подвода, на которую усадили, по-видимому, связанных несостоявшихся наших палачей, затем я услышал, как кто-то дал команду выдвигаться в город. Пока, переваливаясь на кочках, ехали обратной дорогой, Федор то и дело давал мне мокрую тряпицу, которую я прикладывал к глазам. В конце концов через узкие щелочки я смог наконец-то увидеть окружающий мир. Слава богу, оба глаза были целы. Николай сидел вполоборота и молча, в хмурой задумчивости смотрел в одну точку. Лицо его тоже было изрядно помято и было украшено синяками и кровоподтеками.

Я не удержался:

– Ну и рожа у тебя, Шарапов.

– Какой еще Шарапов? – встрепенулся Николай.

– Потом как-нибудь расскажу. Но рожа у тебя просто класс. Прям красавчик.

– Ага. Это ты себя еще не видел, – хмыкнул Николай и через мгновение закатился громким смехом.

Переглянувшись с Федором, мы тоже присоединились. На нас троих напал просто дикий хохот. Нервное напряжение требовало выхода.

Полуторка резко остановилась, и из кабины выглянул командир со шпалой в петлице[10 - Лейтенант госбезопасности.].

– Что случилось?

– Отходняк, товарищ лейтенант, – ответил за всех Гареев. – Это пройдет.

Так с хохотом мы и доехали до города.

Интерлюдия. Николай

Сидевший перед Николаем человек с тремя шпалами капитана НКВД в петлицах устало помассировал себе виски и перевернул лежащий перед ним лист.

– Так все же, товарищ Сазонов, почему вы своевременно не информировали вышестоящее руководство о контрреволюционной и антисоветской деятельности вашего бывшего начальника?

– До недавнего времени я был полностью уверен в том, что Зимин честно выполняет свой долг. – Николай откашлялся. – Как только я убедился в обратном и собрал достаточно сведений, то сразу написал рапорт на имя начальника НКГБ Башкирской АССР. К сожалению, сразу отправить рапорт по назначению возможности не было, а по почте не рискнул из опасения, что его перехватят.

– Да, я ознакомился с вашим рапортом. Именно благодаря ему я с вами, товарищ Сазонов, беседую, а не веду допрос. Сразу скажу, что многие факты, изложенные в нем, были нам уже известны от других товарищей. Ваша же медлительность заслуживает серьезного дисциплинарного наказания. Думаю, что вам будет вынесен строгий выговор по партийной линии. Но сейчас не об этом. Расскажите о своих, так сказать, сокамерниках. Один из них – ваш дальний родственник, и к нему у нас вопросов нет. А вот другой очень заинтересовал. По докладам он смог при аресте буквально как щенков раскидать нескольких вооруженных и достаточно хорошо подготовленных сотрудников, а потом во время допроса устроил форменное побоище. Что вы можете рассказать о нем?

В душе Николая боролись два «я». Одно требовало рассказать всю правду о путешественнике во времени, а другое всячески этому противилось. Собравшись с духом, он словно бросился головой вниз в холодный омут, приняв окончательное решение.

– Его зовут Шершнев Михаил Андреевич. Он сын однополчанина Матвеева Федора Тимофеевича. Его отец недавно умер, но перед смертью завещал сыну навестить бывшего командира. Приехал из Пензы. Уже здесь пошел поутру купаться, да кто-то сзади ударил по голове, забрал все вещи и документы, а самого сбросил в воду. Его едва успели спасти.

Эту версию они втроем обговорили, сидя взаперти в камере.

– Вы лично видели его документы и можете подтвердить его личность? – Взгляд капитана словно прожигал насквозь.

– Да, видел и подтверждаю.