Время собирать камни

– Абу, сына покойного Муссы.

– Так он же беден! Такой ли муж нужен тебе?!

– Я хочу замуж не за мешок золота, а за человека!

– Но почему ты решила, что Абу хочет взять тебя в жёны?

– Тебе нужно, что б он посватался? – Кхокху посмотрела отцу в глаза.

– Вряд ли он сможет заплатить калым за тебя, – сказал Юсап и отвёл взгляд. – Когда вы только успели сговориться?

И рассмеявшись, продолжил:

– Я даже не заметил, как быстро ты выросла. Иди к себе, у нас ещё будет время поговорить о твоём замужестве.

Кхокху ушла на свою половину, а Юсап задумался. Он хорошо знал характер дочери, и отнёсся к её словам серьёзно.

«Это всё Умар со своей учёностью! Совсем сбил девчонку с толку, – вздохнул Юсап, и решил, – что ж предадимся воле Аллаха, и пусть всё идет своим чередом».

Тут он почувствовал, что кто-то стоит за его спиной, обернувшись, увидел сына.

– Извини отец, если помешал твоим размышлениям, – сказал Лечи, – но все, же разреши спросить: ты что же, изменишь, своё решение в угоду вздорной девчонке?

– Ты что подслушивал?

– В этом не было нужды. Вы разговаривали так громко, что хочешь, не хочешь, всё услышишь. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Да, я откажу Тошо, если это потребуется для счастья Кхокху.

– И выдашь её за голодранца Абу?!

– Ты сам слышал. Кхокху сказала, что любит его.

– Да мало ли какие бредни лезут в голову глупой девчонке! Не позволяй ей вертеть собой как она хочет! Почему ты слушаешь её?!

– Я поклялся вашей матери перед её смертью, что сделаю всё для счастья своих детей. Клялся на «Коране»! И прекратим этот разговор!

– Хорошо, пусть всё будет, так как ты решил папа.

Лечи, отправился к Магомеду. Идти нужно было мимо сакли Абу. Тот возился у себя во дворе. Впоследствии Лечи и сам не мог объяснить, почему он не пошёл дальше, а притаился за забором. Хеди пошла к колодцу, а вскоре и Абу, направился куда-то. В голове Лечи созрел план, простой и надёжный, как удар кинжала.

Он перемахнул через забор и пробрался в саклю Абу. В комнате на лавке лежало оружие. Лечи, страшно рисковал, в любой момент могли прийти хозяева, Немедля ни секунды, он схватил жакх[45 - Жакх – коробка для хранения пыжей.] с профилем волка на крышке и выскочил на улицу. Он молил Аллаха, что б его никто не увидел, и бежал прочь от сакли Абу.

Магомед у себя во дворе, чистил коня. Увидев друга, сказал:

– Я скоро закончу. Потом попьем чай.

– Хорошо, я подожду, – ответил Лечи.

Что бы хоть как то убить время, он достал кинжал и стал строгать щепку, которую подобрал тут же.

– Хороший клинок, – сказал Магомед, мельком взглянув на оружие.

– Подарок Тошо, кунака отца.

Магомед ничего не успел ответить, он увидел Абу шедшего по улице, идя мимо, он поприветствовал друзей:

– Вассала валейкум уважаемые.

– Валейкум вассалам Абу, – ответил Лечи.

Как только Абу скрылся из виду, Магомед, сплюнув, сказал:

– Я смотреть на него спокойно не могу, рука так и тянется к кинжалу.

– Раз Абу мешает тебе, то мой долг как твоего друга, помочь тебе убрать его с дороги.

– Ты поможешь мне?!

– Конечно. Если ты будешь слушаться во всём меня. Согласен?

– Конечно друг! – просиял Магомед.

***

Рассвет раскрасил всё кругом сочными, яркими красками. С вершины горы Машук, хорошо видна станица Горячеводская. Она находится в двух верстах к северу от этой горы. По периметру, станица, окружена рвом с высоким забором. Станица делилась на две неравные части, большая состоит из дубовых изб, а меньшая из мазанок выбеленных извёсткой.

Различие это объясняется просто: в 1825 году сюда переселили мужиков из России и Малороссии. Их перевели в разряд казаков. Сами новоиспечённые казаки друг друга так и звали: «русские» и «хохлы», селились они обособлено друг от друга. Русские рубили избы из дуба, привезенного из России, а хохлы строили себе хаты, из местной древесины которой вокруг было предостаточно.

В лучах солнца блестел купол церкви Успенья Пресвятой Богородицы, что находится в центре станицы. Звонко заголосил петух Митрофана Хрипунова, а следом отовсюду понеслось радостное, петушиное «кукареку».

На вершине Машука дозор несли два казака Семён Мокрый да Ванька сын вдовицы Пелагеи-кривой. Смён зевнул и, перекрестив рот, сказал:

– Ну, Ванька, ночку мы с тобой отстояли. Осталось дождаться смены и по домам. Я покемарю малость, а ты поглядывай.

Свернувшись на бурке, он мигом уснул. Ванька посмотрел вокруг, ничего стоящего внимания не обнаружил, и сел рядом с Семёном.

«Ноги дюже сильно гудять. Передохну трохи», – решил он, и конечно задремал. Приснилась ему черноокая цыганка Маша. Новый командир их Донского казачьего полка, полковник Иловайский, привёз из своего имения домашний оркестр и цыганский хор. Солисткой там была черноокая красавица, Маша. Молодой казак по уши влюбился в неё. Да вот беда, не было у него ни одного шанса, так как Маша была любимица Иловайского, а куда простому казаку супротив самого господина полковника! Но это на яву, а во сне бывает всякое.

Ах, что за сон приснился Ваньке этим утром! Будто миловался он с горячей, ласковой Машей. И не мудрено, что не услышал хлопец дробный стук копыт в дали.

Трое верховых гнали небольшой табун лошадей, и вскоре скрылись из виду. Проскакав несколько вёрст, тот, что ехал впереди сказал:

– Переждём до темноты в этом овраге, а потом поедем дальше. Стреножьте коней.

– Послушай Баха, не разумней ли будет сказать дальше? – спросил Абу. – Гяуры, наверное, уже снарядили погоню.

– Если погоня идёт за нами, они пойдут намётом, надеясь догнать нас пока мы не переправились через Терек, – усмехнулся Баха, – а мы тут переждём.