– Ты старший, тебе решать, – сказал Хазболат.
***
Кхокху прибиралась в сакле, когда приехал Лечи, выглядел он уставшим.
– Весь день с Магомедом гоняли косулю, но она всё равно ушла от нас, – сказал брат, вешая ружьё на стену, – Кхокху, дай поесть.
– Сейчас подам. Тяжёлой, наверное, была погоня за зверем, раз ты разорвал черкеску, – улыбнулась она, – взгляни на правый рукав.
– Зацепился где то в зарослях.
– Не беда братец, я сейчас всё зашью.
Лечи принялся за трапезу, а Кхокху отправилась на свою половину штопать черкеску. Во дворе раздался голос Магомеда, услышав друга, Лечи тут же вышел к нему. Они о чём-то переговорили и сразу ушли. Кхокху отвлекла от работы соседка Аманат – десятилетняя девочка. Она часто делилась с ней своими детскими секретами.
– Кхокху идём скорее, там Вацу убили! – возбужденно кричала девочка, вбегая в комнату.
– Какого Вацу?
– Чабана нашего, – тараторила девчонка, – скотина пришла в аул одна, без пастуха. Люди собрались и пошли искать его. Нашли за Мечиком, где он обычно пас коров. Лежит мёртвый. Идём, посмотрим, а то мне одной нельзя.
Ещё издали они увидели толпу мужчин столпившихся у тела пастуха. Кхокху узнала высокую фигуру аульного старшины Иласхана, а рядом с ним низенького Умара, отца Вацу. Девушка плохо слышала, о чём они говорили, однако разобрала, как несколько раз упоминали имя Абу. Что бы лучше слышать, она подошла поближе, и тут на ветке увидела клочок ткани, тёмно – бурого цвета, совсем как черкеска Лечи, которую она только что зашивала.
– Аманат мне некогда, я пойду, а ты разузнай всё и потом мне расскажешь. Хорошо?
– Ладно, – кивнула девочка.
Тревожно билось сердце Кхокху, ибо чувствовала она, что жизнь её круто изменилась. Девушка не находила себе места, ожидая прихода брата.
– Что там случилось? – спросила она, едва Лечи переступил порог дома.
– Абу убил пастуха Вацу, – ответил тот, снимая кинжал с пояса.
– Кто это сказал?
– Все так считают. Вацу стреляли в спину, недалеко от его тела нашли жакх Абу. Он у него приметный, серебряный с волчьей головой на крышке. Там же Умар и его братья объявили, Абу своим кровником. Аульный старшина Иласхан согласился, что они поступают по адату.
– Но Абу не убивал Вацу!
– Ерунда! Что ты женщина можешь понимать в этом! – со злостью ответил Лечи. – Все в Иласхан Юрте знают, о том, что между ними была ссора. При этом Абу грозился поквитаться с Вацу. Как видишь, он сдержал своё обещание.
– Так уже было, – сказала Кхокху, пристально посмотрев в глаза брату.
– Что ты хочешь сказать? – спросил он.
– Всё повторяется на этом свете и такая история уже была: много веков назад, лицемера[46 - Лицемеры – в Коране называются «мунафики», о них говорится, что прикрываясь своими клятвами словно щитом, они сошли с пути Аллаха.] Таим – ибн – Убайру подозревали в краже военного имущества. Он что бы снять с себя подозрения, подбросил часть вещей в дом одного иудея, который на суде отрицал свою вину. Пророк Магомед заступился за иудея. Он сказал об этом в Коране:
«Не будь защитником для тех
Кто вероломно предаёт других».
– Я не понимаю тебя! – ответил Лечи
– Взгляни, – девушка показала клочок ткани, – это я нашла на том месте, где был убит Вацу. Кусок от твоей черкески! Как он мог оказаться там?! Ведь ты в то самое время охотился на косулю!
Звонкий голос девушки звучал не громче обычного, но Лечи казалось, что её слышит весь аул.
– Замолчи! Я это сделал для тебя! – зашипел он. – Ты же хочешь, что бы оборванец Абу женился на тебе.
***
Луна всё время пряталась за тучами, и ни чего не видно кругом. Эх, ночка тёмная, по душе ты влюблённым да разбойникам!
– Аллах помогает нам, – весело сказал Баха, – такая ночь в самый раз она для абрека.
– Может, скажешь, куда мы путь держим? – спросил Абу.
– Едем в Бабуков аул. Там живёт мой кунак, казак Никифор. Он поможет нам.
– С чего это гяур станет помогать нам? – удивился Хазболат.
– Он сделает это не бесплатно. Получит свою долю, – усмехнулся Баха. – Ну, вот и приехали. Остановимся в этом лесочке и переждём до утра
После утреннего намаза, Баха ушёл и пришёл через час, вместе с рослым, бородатым казаком.
– Мой кунак, Никифор, – представил он казака, – а это мои братья Абу и Хазболат.
Баха говорил по-чеченски, но казак хорошо понимал его.
– Лошадей оставите в нашем табуне, так надёжнее будет, – сказал Никифор, – а пока пойдём трапезничать в мою хату. День побудете у меня, а завтрашней ночью поедете дальше.
Казак провёл их через посты. Хата Никифора была на самой окраине станицы. Абу с Хазболатом ни когда не были в жилище гяуров, и с любопытством осматривались. Мало чем их сакли отличались от хаты казака. В маленькой горнице из мебели, грубо сколоченный стол да три табурета.
– Оно, конечно, вам сподручнее на полу сидеть, да вы у меня в гостях, так что милости прошу к столу, – усмехался в бороду казак.
– Ничего Никифор, посидим за столом, – сказал Баха.
Гости сели, а казак тем временем поставил на стол чугунок со щами[47 - До 1845 года в России не была известна картошка и в щи клали куски репы.], краюху чёрного хлеба да блюдо варёной репы.
– Ну, гости дорогие поешьте с дороги, – сказал он, – а у меня ещё дельце одно будет. Отлучиться надобно. Сегодня у нас праздник, день Покрова пресвятой Богородицы. Я собрал узелок с провизией, да немного денег. Нужно тихонько отнести его вдовице Матрёне Никандровой. Детей у неё, много, нуждаются они. Обычай у нас такой, в праздничный день тайком положить на крыльцо бедным узелок с едой и деньгами.[48 - Такой обычай существовал у староверов, которых было очень много среди казаков проживающих на Кавказской линии.]
– Хороший обычай, – кивнул головой Баха.
***
Октябрьское солнышко пригрело Хазболата, и тот задремал в седле. Да так, что чуть было, не свалился с лошади. Хорошо, Абу вовремя удержал друга.
– Ну и джигит! – рассмеялся Баха. – Чуть было под ноги своему коню не угодил.