Хроника кровавого века – 2. Перед взрывом

– Это ты Вальку за наше спасение благодари, – Владимир сдвинул картуз на затылок, и вытер пот со лба. Рассмеявшись, он добавил: – Да я и сам, если честно сказать, струхнул малость.

Казачий патруль следовал по Камер – Коллежскому валу. Ванька Усов и Андрей Балакирев ехали вместе. Они были из одной станицы, из Чагановской.

– Прохор, брательник твой, всё в Маньчжурии? – спросил Ванька.

Прохор – брат близнец Андрея, он призвался на службу в 1902 году.

– Да, писал оттуда, – ответил Андрей.

Андрей Балакирев учился в Петербургском практическом технологическом институте, и поэтому имел отсрочку от службы. Вдобавок по закону, если в мирное время, один из сыновей в казачьей семье уже находится на службе в армии, другой имеет право на отсрочку. Но началась русско-японская война, в ноябре 1904 года Андрей Балакирев был призван на службу в полк. К тому времени он окончил институт, и у него закончилась отсрочка от службы. Казаков призывали в январе каждого года, однако из-за начавшейся войны призыв на службу сместили с января на ноябрь.

Прохор Балакирев служил в 5-м Уральском казачьем полку. В сражении под Муденом он был ранен. Там в бою у деревни Шоуялинза сгинула почти вся их сотня. Остались только двое Прохор да Фрол Миклашев. За тот бой Прохор был награждён Георгиевским крестом 4 степени. Когда после ранения он вернулся в полк, ему был присвоен чин младшего урядника. Срок его службы в полку должен был закончиться в январе 1905 года, но сначала война с Японией, потом беспорядки в России, из-за всего этого казаков со службы в 1905 году не отпустили.

После окончания войны с Японией, полк оставался в Маньчжурии. В сентябре поступила команда сформировать несколько казачьих команд и отправить их по разным городам России. Команда, в которой оказался Прохор Балакирев, была направлена в Самару. Приехали туда десятого октября. Заместитель начальника Самарского ГЖУ[25 - ГЖУ – губернское жандармское управление.] жандармский подполковник Пастрюмин, распорядился десять казаков из команды выделить для охраны городской типографии, остальных казаков отправили патрулировать город.

Осенью 1905 года в Самаре, впрочем, как и в большинстве городов России, было неспокойно. Рабочие объявляли забастовки, собирались на митинги и демонстрации. По этой причине, казаки почти всё время проводили на улицах Самары – разгоняли митинги и демонстрации, либо патрулировали город. В такой беспокойной службе пролетел месяц.

Десятого ноября, после обеда, как всегда выехали в город на патрулирование улиц. Прохор был старшим патруля. Рядом с ним ехал Федька Чекулаев из станицы Редутовская – двадцатилетний, рыжий, вихрастый парень. Был Федька смешливым и ужасно невезучим. Его призвали в полк в январе пятого года. По дороге в Маньчжурию, где стоял 5-й Уральский казачий полк, на одной из станций, Федька спрыгнул с вагона, да так неудачно, что сломал ногу. После излечения в госпитале, был направлен в казачью команду в Томск. Казаки патрулировали по городу, гимназисты из озорства, бросили под ноги Федькиному коню какой-то пакет. Раздался сильный хлопок, конь взметнулся на дыбы, и Федька, глазевший на проходивших мимо барышень, в седле не удержался, и грохнулся на землю. В этот раз он сломал руку и опять угодил в госпиталь. В начале сентября, он после излечения в госпитале, прибыл в сотню, где служил Прохор Балакирев. Командир их сотни подесаул[26 - Подъесаул – казачий обер-офицерский чин, равный штабс-капитану в пехоте, штабс-ротмистру в кавалерии или у жандармов. Аналог современного звания капитан в ВС РФ.] Ильин был с Федькой из одной станицы, и велел Прохору присматривать за непутёвым казаком Чекулаевым.

Когда казаки проезжали мимо Храма Христа Спасителя, Прохор подумал: «А ведь я единственный из нашей сотни, кто выжил в этой войне». Тогда в бою у деревеньки Шоуялинза, которая находится под Мукденом, Прохор уцелел только потому, что вынес его на себе Фрол Миклашев. Сам Фрол погиб перед самым окончанием войны, в одной из стычек с японцами.

«Спасибо тебе Господи, что уберёг меня на той войне, не сделал мою Дуняшу вдовой», – Прохор повернулся в сторону храма, снял папаху и перекрестился.

– Что ты Прохор Фролович глядишь на публичный дом, и крестным знаменем себя осеняешь?!– засмеялся Федька Чекулаев. Он указал нагайкой на деревянный двухэтажный дом с ярко-жёлтыми занавесками, и спросил: – Или там святые девы проживают?

Казаки захохотали. Прохор встрепенулся и оглянулся вокруг. Пока он размышлял о жизни, не заметил, как они проехали на Сокольничью улицу[27 - Сокольничья улица – современная Ленинская улица в городе Самара.], на которой сплошной чередой шли дома терпимости.

– Так, о своём подумал, – хмуро ответил Прохор.

– Небось, Господа бога просил, что б дал тебе с ядрёной девкой помиловаться, – всё не унимался Федька.

– Рот закрой, не на гулянке, – зло оборвал его Прохор, дальше ехали молча.

На Дворянской улице[28 - Дворянская улица – современная улица Куйбышева в городе Самара.], возле «Сарептского магазина», казаки остановились, и через витринное окно стали разглядывать причудливые пепельницы, украшенные сибирскими самоцветами. Возле входа в магазин стояли два господина в чиновничьих шинелях. Один был маленький и толстый, на круглом, лунообразном лице, тоненькие усики. Другой, худой, длинный как палка, с бородкой эспаньолкой. Длинный, держал в руке газету «Самарские ведомости».

– Что пишут в газете Тихон Лукич? – спросил толстяк.

– Сообщают, что беспорядки в стране организуют социал-демократы, – ответил Тихон Лукич, – главный в их партии некий Ульянов. Вот ведь каков анекдотец!

– А что вы так удивляетесь, Тихон Лукич? – удивился толстяк.

– Ну как же Порфирий Николаевич, ведь это тот самый Ульянов, который десять лет назад был у нас в суде помощником присяжного поверенного! – воскликнул Тихон Лукич. Он покрутил газетой перед носом толстяка и продолжил: – Ведь это я собственной персоной выписывал ему бумагу на права ведения чужих дел.

– Вы бы Тихон Лукич поостереглись так громко объявлять об этом факте, – толстяк покосился на казаков, глазеющих на витрину.

Казаки поехали дальше. Когда они добрались до Хлебной площади, к ним подбежала тётка в фартуке.

– Господа казаки, там, у трактира «Ревель», «горчичники» четверых мужиков хотят обнести! – закричала она.

«Горчичниками» в Самаре звали шпану. Говорили, что своё название «горчичники», те получили за то, что таскают в кармане горчицу. Её они сыплют в глаза своим противникам во время драки или жертвам при ограблении.

Казаки поскакали к трактиру «Ревель». На углу восемь «горчичников» окружили четырёх мужиков. «Горчичников» легко отличить от мужиков или мастеровых. Они ходят в коротких пальто, в красных сатиновых рубахах, перепоясанные поясом с кисточками. Картуз сдвинут на затылок. В лакированных сапогах, за голенищем которых нож или гирька на проволоке.

Услышав цокот копыт казачьих коней по мостовой, «горчичники» вмиг разбежались по подворотням.

– Спасибо вам господа казаки, – крестясь, поблагодарил невысокий мужик, лет пятидесяти, – уж думал, лишат нас жизни, христопродавцы.

Мужик снял картуз, и, поклонившись, продолжил:

– Плотники мы, меня Иваном кличут, а это сыны мои. Подрядились мы в деревне Старый Буян амбар срубить. Перед дорогой хотели в трактир зайти, потрапезничать, а тут эти тати налетели.

– Ну, ну, – усмехнулся Прохор, – налетят ещё раз, кричи: «Караул»! Тут полицейская часть неподалёку, может городовые, и услышат, прибегут на помощь, а нам дальше служить нужно.

Казаки уехали, а один из сыновей Ивана, спросил:

– Ну что батя, эти разбойники разбежались. Пошли в трактир, жрать охота.

– Что ты Васька! – вскричал отец. Он оглянулся: – Эти тати сейчас вернуться. Айда на рынок, там чаю с сушками попьём, да поищем мужиков, которые до Старого буяна едут, с ними и доберёмся.

Мужика этого звали Иван Степанович Чапаев. Жил он со своими сыновьями в селе Балаково Николаевского уезда Самарской губернии. Сам Иван был родом из деревни Будайка Чебоксарской волости Казанской губернии. Там же родились его сыновья – Михаил, Андрей и Василий. По правде говоря, Чапаев не фамилия, а прозвище. Предки Ивана – крепостные крестьяне. Были в его роду чуваши и эрзя[29 - Эрзя – одна из этнических групп мордвы.]. Степан – отец Ивана, сплавлял лес по Волге. По-русски говорил плохо. Когда, они с мужиками грузили лес, то Степан часто орал:

– Чапай, чапай! – это должно было означать: «Цепляй, цепляй!»

Так и прилипло к Степану прозвище – Чапай, а его сын Иван получил уже фамилию вместо прозвища – Чапаев. На бумаге эта фамилия появилась в 1884 году, когда у Ивана родился второй сын Андрей, в метрике ему написали фамилию «Чапаев». В 1887 году у Ивана родился третий сын – Василий, ему так же дали фамилию Чапаев. В 1897 году семья Ивана переехала в село Балаково. Иван был отличным плотником. Своему ремеслу он обучил и сыновей. Когда те подросли, появилась артель плотников, стали они колесить по деревням, выполняя плотницкие работы.

Деревня Старый Буян находится в месте слияния рек Буян и Кондура, в сорока километрах от Самары. События «Кровавого воскресенья» всколыхнули Россию, но мужику в деревне до этого дела не было. У мужика одно на уме – сев, сенокос, уборка урожая, молотьба.

Самарская губерния всегда считалась спокойной. Сюда в ссылку отправляли социал-демократов и эсеров. Со временем здесь сформировались сильные партийные организации эсеров и большевиков. Большевики пропагандировали своё учение среди рабочих в городах, эсеры вели пропаганду среди крестьян в деревнях. Руководители самарской организации эсеров снабжали крестьянские ячейки своей партийной литературой, при этом, не забывая и об оружии. В 1904 году в Самару был сослан эсер, учитель Сергей Акрамовский, а в селе Царевщина[30 - Царевщина – ныне город Волжский Самарской области.] жили ссыльные эсеры Сумгин Михаил и Девятов Иван, они вели пропаганду среди крестьян. Акрамовский объединил отдельные крестьянские ячейки эсеров в организацию «Крестьянское братство».

В октябре 1905 года Самарские большевики так же решили начать пропаганду среди крестьян. В село Царевщина приехал большевистский пропагандист Александр Коростылёв. Он стал знакомить мужиков с трудами Карла Маркса, однако толково им ничего объяснить не смог, плюнул на это дело, и уехал в Самару. Вскоре всколыхнулись деревни Самарской губернии. Правда, большевистский пропагандист тут был совершенно не причём. Случилось вот что: помещик Соколов в селе Дмитровка, сдавал крестьянам в аренду луга для сенокоса. Летом, перед покосом, он с мужиками договорился, что будет брать с них по два рубля за воз сена. В октябре, когда настало время расчёта, Соколов, проигравшись за неделю до этого в карты, взвинтил цену до 2 рублей 40 копеек за воз сена. Сорок копеек для мужика большие деньги, и вся Дмитровка взбунтовалась. К ним присоединились деревни Китовка и Сборная, так же косившие сено на лугах Соколова.

Помещик цену снижать отказался и послал в Самару за полицией. Мужики взялись за топоры и вилы. Соколов успел улизнуть, а мужики принялись потрошить его амбары – вынесли весь хлеб и подожгли усадьбу. Из Самары приехала команда уральских казаков, мужики закидали их камнями, казаки для острастки пальнули из ружей. Мужики поняли, с камнями, вилами да топорами, против ружей не попрёшь. Они присмирели, а казаки арестовали зачинщиков, остальных мужиков выпороли нагайками.

Только улеглись страсти в Дмитровке, как всколыхнулись деревни в Самарском и Бузулукском уездах. Здесь земли принадлежали купцу Аржанову. Крестьяне платили ему за аренду земли, по двенадцать рублей за каждую десятину. В октябре купец поднял плату до двадцати рублей. Крестьяне отказались платить такие деньги и стали самовольно распахивать земли. Опять приехали уральские казаки, выпороли мужиков в селе Верхняя Орлянка, а Аржанова, исправник заставил снизить арендную плату за землю, до прежних пределов.

Именно октябрьские бунты в Самарской области, подтолкнули Акрамовского к действию. Начать активисты «Крестьянского братства» решили с села Старый Буян. Село это было центром волости[31 - Волость – нижнее административно-территориального деления на Руси, перешедшее по наследству в Российскую империю. В волость, как правило, входило от 4 до 7 деревень.]. 12 ноября здесь должен был состояться волостной сход, для избрания волостного старосты. Колокол Старобуянской церкви возвестил жителей окрестных деревень о необходимости прислать депутатов в Старый Буян. Из Царевщины вышли не депутаты, а боевая крестьянская дружина эсеров, вооружённая ружьями и револьверами.

На сходе выступил крестьянин села Старый Буян Антип Князев, член «Крестьянского братства». Его поддержал член самарской организации эсеров Евгений Пеннер – сын помещика Давида Пеннера. Ему принадлежали все окрестные земли. Евгений прямо на сходе объявил, что он отдаёт свою землю в общественный фонд. Тут Евгений немного погорячился, земля принадлежала его отцу. Но мужики речь Евгения Пеннера восприняли с энтузиазмом, а он тут же провозгласил:

– Долой Самодержавие! Да здравствуют демократические свободы!

– Предлагаю Старобуянское народное самоуправление! – закричал Антип Князев.

Мужики поддержали его, хотя никто толком не понял что это такое, но Антип местный мужик, плохого не предложит. Тут же на сходе члены «Крестьянского братства» предложили ввести: «Временный закон Старо-Буянского волостного народного самоуправления». Мужики и это одобрили. По этому закону на территории волости провозглашалась Республика. Это для Российской империи было что-то новенькое, что бы мужик провозглашал республику, наплевав на батюшку – царя! Пусть мужики и не сами додумались до этого, не это главное. Важно, что всколыхнулась деревня, не было у мужика больше веры в царя. Теперь мужик, бунтуя, не только жёг усадьбу помещика и разворовывал его зерно. Мужик стал выдвигать политические требования. Это уже революция!

В самой Самаре, после царского манифеста от 17 октября 1905 года, либералы стали устраивать собрания в Пушкинском народном доме[32 - Пушкинский народный дом – в современной Самаре, это ДК железнодорожников имени А.С. Пушкина, на улице Льва Толстого дом № 94.]. Это здание было построено на пожертвование богатых горожан Самары в 1903 году. Здесь проходили народные спектакли и литературные чтения. Теперь тут устраивали собрания либералы Самары, однако не долго, в Пушкинском народном доме решил обосноваться Совет народных депутатов Самары. Возглавлял его большевик Никифор Вилонов. В совете обсуждались вопросы об организации в Самаре вооружённого восстания. Либералы попытались заявить Совету, что они против насилия, но они тотчас же были выгнаны с заседания Совета, при этом некоторым изрядно намяли кулаками физиономию.

Когда Совет народных депутатов захватил Пушкинский народный дом, начальник Самарского ГЖУ полковник Каратаев, сказался больным. Он уехал из Самары, а его обязанности стал исполнять заместитель, подполковник Иван Иосифович Пастрюмин. Именно он докладывал ежедневно об обстановке губернатору Дмитрию Ивановичу Засядко. На очередном докладе подполковник Пастрюмин сказал: