Хроника кровавого века – 4. Времена смутные

Закончив читать, гимназист нетвёрдой походкой направился к столу. Взял открытую бутылку шампанского, стал пить прямо из горлышка. Всю бутылку юнец осилить не смог, остатки вылил на лицо убитой женщины.

– Кто эта несчастная?! – ошарашено спросил Локкарт.

– Проститутка, не желавшая отказаться от старорежимных привычек, – услышал британский посол голос за спиной. Он оглянулся и увидел Александра Ге. Тот, улыбаясь, продолжал: – Мы анархисты выступаем за слом всякого государства. Оно порабощает человека, а деньги, есть элемент закабаления свободной личности. Девка этого уразуметь не хотела и требовала оплату за свои услуги.

– Но так принято, платить за выполненную работу! – Локкарт достал платок из кармана пальто и вытер лоб.

– Труд должен быть безвозмездным, только тогда он становится свободным. Эта девка не хотела отказаться от своих старорежимных привычек, за то и получила пулю.

– Я знаю, вы состоите в правительстве большевиков, – Локкарт убрал платок в карман пальто. Он кивнул на мёртвую проститутку: – Они тоже исповедуют такие взгляды?

– Нет, большевики хотят установить жёсткий порядок. Получается, что они заменят царскую тиранию, коммунистической, – Александр Ге подошёл к столу, налил себе водки. Выпил, закусив жареной курицей, куски которой вперемешку с костями, валялись на подносе: – Мы не позволим им это сделать. Анархисты сметут большевиков, так же как до этого смели Временное правительство. России необходимо сделать кровопускание. Кровь очистит нашу страну, а те, кто переживёт это переломное время, станет человеком будущего.

– А если в это смутное время погибните вы? – улыбнулся Локкарт.

– Я буду счастлив, отдать жизнь за свои идеи! – Александр Ге швырнул куриные кости на поднос.

Он напророчил себе судьбу! Спустя две недели большевики станут наводить порядок в Москве, и арестуют всех анархистов. Александр Ге в качестве протеста против произвола большевиков, выйдет из состава ВЦИК. Однако сотрудничество с большевиками он не прекратит, и Дзержинский возьмёт его в ВЧК. Александра Ге направят в Кисловодск руководить ЧК. В конце 1918 года к Кисловодску подойдёт корпус генерала Шкуро,[33 - Андрей Григорьевич Шкуро (1887 – 1947) – генерал-лейтенант Русской императорской армии. Участник Белого движения. В эмиграции жил в Германии, работал наездником в цирке. С приходом к власти нацистов стал служить им. В 1944 году рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер назначил его начальником Резерва казачьих войск при Главном штабе войск СС. В 1945 году согласно решению Ялтинской конференции, англичане интернировали Шкуро в Австрию, где передали представителям СССР. Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР Шкуро был приговорён к смертной казни.] большевики отойдут к Пятигорску. Александр Ге возглавит оборону города. В январе 1919 года он будет ранен, корпус генерала Шкуро войдёт в Пятигорск. В суматохе отступления большевики оставят Александра Ге в городе. Казаки генерала Шкуро зарубят его шашками.

Человеку неведомо его будущее, и Александр Ге собрался произнести вдохновлённую речь перед иностранцем.

– Простите Александр Юльевич, нам нужно с товарищем кое-что обсудить, – латыш взял Брюса Локкарта под локоть и вывел в коридор. Они пошли к самой дальней комнате, Бирзе постучал в дверь.

– Борис Викторович, к вам пришли, – он заглянул в комнату. Посторонился и кивнул Брюсу Локкарту: – Проходите.

Вероятно, раньше это было помещение прислуги. Комната узкая как пенал. В ней железная кровать, шкаф и стол. Возле окна стоял невысокий человек в солдатской гимнастёрке. Звали его Борис Савинков, бывший эсер-бомбист и член Временного правительства. В октябре 1917 года Савинков из Петрограда сбежал в Гатчину. Он находился в казачьем корпусе генерала Краснова, а когда казаки договорились с большевиками, и отказались наступать на Петроград, Савинков вместе с генералом Красновым уехал на Дон. В Новочеркасске Борис Савинков помогал генералу Алексееву формировать Добровольческий корпус для борьбы с большевиками. В декабре приехал генерал Корнилов, и Алексеев передал ему командование Добровольческим корпусом. В январе 1918 года Корнилов предложил Савинкову ехать в Москву, создавать там подпольную организацию для борьбы с большевиками. Савинков добрался до Москвы в начале марта. Он встретился с Брюсом Локкартом, который передал ему миллион рублей золотом. Савинков стал создавать подпольную организацию, которую назвал «Союз защиты Родины и Свободы».

– Мистер Локкарт вас не шокирует место, где я вам назначил встречу? – улыбнулся Савинков, здороваясь с британским послом.

– Слегка, если признаться честно, – кивнул тот. Англичанин кивнул широкоплечему брюнету, тоже находящемуся в комнате: – Добрый день господин Знаменский. Мне хотелось бы побеседовать с вами.

– К сожалению, не сегодня, – вздохнул Савинков. Он развёл руками: – У Дмитрия Ивановича дела, и он должен нас покинуть.

– Господин Савинков, я вложил в ваше предприятие большую сумму, и мне хотелось бы знать, как идут дела, – нахмурился Локкарт, – в частности, о результатах поездки господина Знаменского в Рыбинск.

– Вы получите подробный отчёт от меня, – улыбнулся Савинков. Он вздохнул: – Но господин Знаменский должен идти.

Знаменский взял с кровати свою солдатскую шинель, попрощавшись, вышел. Он был взбешён хозяйским тоном Локкарта, подобострастной улыбкой Савинкова, а главное всей мерзостью своего положения. Дойдя до Большой Никитской улицы, Знаменский услышал голос за спиной:

– Дмитрий Иванович, – он оглянулся.

Улыбаясь к нему, подходил высокий блондин в тёмном полупальто. Профессиональная память жандарма не подвела Знаменского, он узнал этого человека.

– Владимир Холмогоров?

– Точно! – улыбнулся тот. Кивнул на солдатскую шинель: – Привыкаете к новой жизни?

– Да, по теперешним временам так безопаснее, – вздохнул бывший жандарм.

– Дмитрий Иванович вы, в каком чине Февральскую революцию встретили?

– Ротмистром, – Знаменский посмотрел по сторонам, – теперь на улице о таких вещах лучше не говорить.

– А чего таиться?! – по-прежнему улыбался Холмогоров. – Помниться в последнюю нашу встречу, вы четыре звезды на погоне имели, следовательно, штаб-ротмистром были.

– Вырос в чинах, – нахмурился Знаменский. Разговор о его старой службе, да ещё с бывшим подследственным, ему удовольствия не доставлял. Он спросил: – Ну а вы чем занимаетесь?

– Работаю в ЧК. Я ведь после наших интересных бесед в Орловский централ угодил.

Знаменскому стало совсем скверно: повстречать чекиста, который по его милости сидел в Орловском централе! Это была самая страшная тюрьма в Российской империи. Тюремным надзирателям за жестокость по отношению к заключенным, платили полтора оклада. Заключённые в Орловском централе умирали от побоев, непосильного труда и отвратительного питания. Каждые полгода там вспыхивали бунты, которые охрана безжалостно подавляла, расстреливая заключённых с вышек. Только с началом войны, режим в Орловском централе смягчили, прекратив избиения и улучшив питание. А попал-то Холмогоров в Орловский централ по милости Знаменского, хотя тот и не желал ему такой судьбы. Однако как добросовестный служака в деле Холмогорова, он сделал отметку: «Склонен к бунту и сопротивлению властям».

– Вы меня арестуете? – поник Знаменский.

– За что же Дмитрий Иванович?! – развёл руками Холмогоров.

– За прошлое.

– Так вы же свою работу выполняли! – улыбнулся Холмогоров. Возможно, увидев, откуда вышел Знаменский, он не был бы таким благодушным.

Утром Феликс Дзержинский вызвал в свой кабинет несколько сотрудников. В том числе и Владимира Холмогорова.

« Анархисты творят безобразия в Москве, и мы с этим больше мириться не будем. Принято решение разоружить все анархистские отряды», – Дзержинский закурил папиросу.

В Москве вооружённые отряды анархистов насчитывали свыше двух тысяч человек при двух артиллерийских орудиях, и несколько десятков пулемётов. Внушительная сила! Разоружать анархистов должен полк латышских стрелков, а чекистам надлежало изучить подходы к особнякам, которые занимали анархисты. Для этого Дзержинский и вызвал сотрудников. Холмогорову достался особняк на Поварской улице. Изучив все подходы, Владимир Холмогоров на Большой Никитской улице повстречал бывшего жандармского ротмистра Знаменского.

– Вы меня гражданин Холмогоров, так сказать по служебной надобности окликнули? – Знаменский засунул руки в карманы шинели. В правом кармане у него лежал револьвер.

– Да что вы Дмитрий Иванович, – махнул рукой Холмогоров. Он улыбнулся: – Гляжу, человек знакомый идёт. Дай думаю, поинтересуюсь, как у него дела?

Чёрт его знает, что сбило с толку Знаменского?! То ли искренняя улыбка Холмогорова, или мерзкое настроение Дмитрия Ивановича, но он вдруг почувствовал симпатию к этому большевику.

– Знаете Владимир Михайлович, – Знаменский даже вспомнил отчество Холмогорова. Он вынул руки из карманов шинели: – ЧК учреждение молодое, потому опыта у вас маловато, а ведь искусство политического сыска, заключается в умении вести агентурную разработку.

– Это то, что вы пытались провернуть со мной? – кивнул, по-прежнему улыбаясь, Холмогоров.

– Совершенно точно, – вздохнул бывший жандарм. Он развёл руками: – У меня тогда вербовка не удалась, а у вас, в отношении меня, кое-что может получиться. Настроение у меня сейчас такое, что я даже рад встречи с чекистом. Рассказать вам я могу многое.

– Что потребуете взамен?

– Вы обеспечите мне и моей семье безопасный выезд из Москвы, ибо мои новые соратники мне выйти из организации не дадут. За свою жизнь я не боюсь, но отдавать на заклание дочь и жену не собираюсь.

– Хорошо Дмитрий Иванович, я найду спокойное местечко, где вы сможете исповедоваться, – кивнул Холмогоров.

Этим же вечером на конспиративной квартире ВЧК на Тверской улице, бывший жандармский ротмистр Знаменский рассказал Дзержинскому и Холмогорову о том, что Борис Савинков получил деньги от британского посла Брюса Локкарта на создание антибольшевистской подпольной организации «Союз защиты Родины и Свободы». Знаменский назвал адреса руководителей «Союза» в Москве и Рыбинске. После беседы с ним, ВЧК начнёт свою первую крупную операцию по разгрому антибольшевистского подполья. Это дело войдёт в историю России как «Заговор послов» или «дело Локкарта», правда Дмитрий Иванович Знаменский об этом ничего знать не будет.

В ночью второго апреля, Холмогоров вывезет Знаменского с семьёй на железнодорожную станцию Косино, и посадит на поезд, следующий до Новороссийска. В этом городе у Знаменского жили родители жены, и он хотел пересидеть неспокойное время у них, не во что не вмешиваясь. Однако семью кормить нужно, и когда в августе 1918 года полки Добровольческой войска генерала Деникина вошли в Новороссийск, его повстречал бывший жандармский полковник Мартынов, который был назначен начальником контрразведки Черноморского флота. Мартынов предложил Знаменскому пост начальника контрразведочного отделения в Новороссийске, Дмитрий Иванович согласился.

В марте 1920 года, после поражения Добровольческой армии Знаменский с семьёй из Новороссийска переберётся в Турцию, оттуда уедет в Югославию. Семья Знаменских поселится в Сремской Карловице,[34 - Сремская Карловица – город в Сербии.] Дмитрий Иванович получит должность преподавателя французского языка в местной гимназии. Умрёт он в 1928 году сражённый инсультом прямо на уроке. Впрочем, это случится через десять лет, а пока, апрельским утром 1918 года сидя в переполненном вагоне, Знаменский смотрел на спящих жену и дочь, думал, что хорошо сделал, уехав из Москвы.