Вторгается эстетика распада.
Студенческая скрипка в переходе
соперничает с бликами айпада.
Что было вашим, уплывает к «нашим».
Грусти, паяц, и, если можешь, – смейся.
Сапожки и ботинки месят кашу
пескосоляной снежно-грязной смеси.
Ни день, ни ночь, а что-то в промежутке:
и жутко, и куда-то надо ехать.
Пустой «баян» ветхозаветной шутки
пускает эхо сдержанного смеха.
И то, что Веник возвестил на «Эхе»,
и то, что скушал внук Эдиты Пьехи,
и хорошо ли слажен «домик утки» —
всё перетрут любезные в маршрутке.
И бесконечна эта остановка,
международна эта обстановка.
Мерцают в небе призрачные краски.
Бухой мужик выгуливает хаски.
Из цикла «Филологическое»
Не верю застольным речам,
не вижу себя седовласым,
как ватник c чужого плеча —
расхожее: «Время всевластно».
Я – словно мальчишка-щенок,
и длинные школьные стены —
пожизненно мне, и звонок
раздался с большой перемены.
Рыдает звонок, но – по ком?
С контрольной работы сознанья
я снова сбегаю тайком,
бессменный вахтёр баба Маня
в зелёном, как вечность, платке
меня, милосердствуя, судит,
пока на шершавой доске
вопросы спряжения судеб
нестарый ещё педагог
царапает в трёх вариантах,
он выдумать лучше не мог,
чем прибарахлиться у Канта
в бутике забытых вещей —
«в себе», «вне себя» и «для прочих»,
где нет бытовых мелочей,
но нет и возвышенных очень,
где я, наконец, понял бы
в объятьях тоски непролазной:
свобода надёжней судьбы,
надежда сильнее соблазна.
Царапай, смешной педагог,
свои роковые вопросы,
летите стремглав за порог,
разумные, добрые осы,
спешите на помощь, пока
за мной еще можно угнаться,
ужальте мальчишку-щенка:
старею – пора просыпаться.
***
Нынче в доме пусто. Всё уже случилось.
Чацкий сгинул в дурке, Треплев застрелился,
Мурку закололи пёрышком (небольно),
головы лишился глупый Берлиоз.
То ли ещё будет: многое опишут
инженеры чело-
вечьих душ бессмертных,
многое добавят в меру их таланта,
если не устроит их Екклезиаст.
В меру интеллекта и погоды в меру,
в меру простатита и болезни сердца,
в меру недосыпа или пересыпа
или если просто муза посетит.
Вот придёт и скажет: «Что-то в доме пусто.
Где товарищ Чацкий, где коллега Треплев?
Что случилось с Муркой – пела как по маслу?
Через то ли масло сгинул Берлиоз?»
И ответит эхо: «Вам бы только эхать!
Нынче пусто в доме, слышите меня?
Пустота – помеха, дальше надо ехать,
словно бубенцами, рифмою звеня».
Ибо в доме пусто. Что могло – случилось:
стал Печорин лишним, Мармеладов спился
и попал под лошадь, Ленский принял пулю