Зеленая лампа. Том 2

и Андрей Болконский тоже не жилец…
Что-то в русском слове мало оптимизма.
Может, англосаксы снова подсобят?

***
в ваш аккаунт выполнен вход через
Chrome Россия Ульяновск
бром Россия Биробиджан
бред Россия Бряндино
блин Россия Сенгилей
боб Россия Бобья Уча
бабья участь России
участок быльём поросший
бобыль на бобыле быльём погоняет
бельём бывшим белым когда-то
когда это было
когда это было
когда письма слали с оказией
а не с аккаунтов
когда хром был как праздник
а кирза на каждый день
чтобы пара служила лет двадцать
потому что зачем если можно босиком
выполнить вход через
лес поле реку болото и дальше
где белеется что-то Россия что ли
и что-то блестит не хром ли
и там же наверное выход
или исход
в исходную
точку
входа

***
Не учит жизнь. А может, тем и учит:
сам отделяй, что истинно, что ложно.
Очередной хрестоматийный случай:
«Как дай вам бог любимой…» Сколько можно?!

Ушёл в стихи, как в психотерапию,
лечился эхом первобытных знаков.
Не осуждай её, не торопи. Ей —
«Как дай вам бог…» Наш мир неодинаков.

Но знаки собираются в общину,
вопят и обретают силу слова,
и значит, я пока ещё мужчина,
и значит, не исчерпана основа.

Не буду зарекаться, мол, ни в жисть я,
не по сезону белые одежды —
сегодня осень на дворе, и листья
ложатся так безмолвно, безнадежно…

«Я – островок
посреди необозримого
прошлого».
Аркадий Тюрин

На склоне века, ставшего началом
столетий новых, столь же быстротечных,
непостижимых медленным рассудком
и неподвластных взору ясновидца;
на склоне века, ждавшего устало
своей кончины в грохоте излишеств,
чтоб возродиться новою страницей
в календарях, историях и судьбах;
на склоне века, века-инвалида,
истерзанного язвами гордыни,
не знавшего простейшего отличья
безумного злодейства от дерзанья;
на склоне века, зрителя немого
кровавых войн и ярких милосердий,
открытий гибельных и радужных исканий,
упадка наций и восстаний духа, —
я осознал условность разделенья
шкалы времён на равные отрезки.
Как только вспышка памяти, сверкнувшей
на краткий миг, собою озаряет
всю ленту жизни – все её событья
одновременно будто происходят
во времени (и – вне его!) прошедшем;
сознание всего лишь ловит знаки,
успевшие при свете проявиться.
Грядущее сокрыто за стеною
бесплотной, но глухой и бесконечной,
которая зовётся настоящим.
Я – точка на стене, я – символ Бога.
Я – призрак вечности. Я – бытия трилистник.
Я – остров посреди необозримых
безвременного прошлого просторов…

На склоне века, или в середине,
или в начале нового столетья —
тысячелетья – миллионолетья! —
я озираю жизнь с недвижной кочки
и нахожу, что люди постоянны
как в добродетелях, так и в пороках.
И где-то там, в конце времён, далёко —
иль через миг, что, в сущности, едино —