– Ведь лучше и удобнее, господин офицер? – немного свысока и холодно повторила маска по-немецки.
– Он еще не офицер. Он сержант… – рассмеялся государь.
– So-o!..[18 - Та-ак! (нем.)] – протянула она как истая немка. – Какая же разница?.. Ну, я этого знать не могу. Вот вам, ваше величество, надо знать все это до мелочей… Я могу ошибиться, а вы не можете.
– Еще бы… Да я за сто верст всякий галун отличу.
– Вы даже не имеете права ошибаться. Это было бы неудобно и опасно для венценосца…
– Как? Я не понимаю. Что ты хочешь сказать? – добродушно вымолвил Петр Федорович.
– Как? Вы не знаете? Un monarche ne se trompe pas[19 - Монархи зря не трубят (фр.).]. Вы не знаете анекдота про Людовика Пятнадцатого, как он однажды ошибся. Он перемешал на вечере по близорукости одного нетитулованного придворного с другим, герцогом, и сказал: «Vous, monsieur le duc»[20 - «Вы, господин герцог» (фр.).], a тот ответил: «Merci pour cette gr?ce, Sire»[21 - «Благодарю вас за милость, ваше величество» (фр.).].
– Ну, что ж? – рассмеялся государь.
– Когда дело объяснилось, король пожал плечами, рассердился, но сказал: «Un monarche ne se trompe pas!»[22 - «Монарх зря не трубит!» (фр.)] – и прибавил: «Ramassez le duc… monsieur!»[23 - «Подберите герцога… сударь!» (фр.)] С тех пор этого придворного иначе и не звали, как наоборот: le duc, monsieur[24 - Герцог господин (фр.).].
– Ramassez![25 - Подберите! (фр.)] Вот это я люблю. Как если бы он потерял что-нибудь! – громко рассмеялся Петр Федорович.
– Вот вам, властителям, ошибаться и нельзя. Если бы вы сказали этому сержанту: «Господин офицер!» – то он бы им и был, как бы по закону… А вам бы, господин преображенец, было бы очень приятно, если бы не я, а его величество так ошибся? – уже отчасти ласково обернулась «Ночь» к юноше. – Очень сожалею, что мои слова не имеют силы закона… А как это, должно быть, приятно – иметь эту власть?
Государь двинулся далее тихим шагом. «Ночь» болтала без умолку, оживленно и кокетливо.
– Ваше величество, – вдруг выговорила она. – Сделайте, как один монарх в одной сказке… Он передал на пять минут свою власть одному нищему…
– Это глупо…
– Нет, это очень мило… в сказке. Нищий в пять минут сделал столько добра, сколько монарх за всю жизнь не сделал… Вот если бы и ваше величество… дали мне вашу власть только на одну минуту…
Государь остановился, рассмеялся, потом хотел снова двинуться, но маска сильнее оперлась красивой обнаженной рукой на его руку и, грациозно наклоняясь к нему всем бюстом и своими изящными плечами, шепнула почти страстно:
– Я не шучу… Дайте…
Женщина эта, ее голос, красота этих плеч и рук, корсаж платья, который слегка отстал при ее движении, еще более обнажая ее грудь… не могли не подействовать на всякого.
– Дайте, дайте! – шептала она, все ближе наклоняясь, и ее страстный лепет звучал ребячески наивно.
– Изволь… – не выдержал государь. – На минуту по часам… Но что ты сделаешь?
– А? Увидите! Три вещи. Но даете ли вы мне честное слово, что все будет исполнено?
Государь колебался и вдруг выговорил:
– Даю… Это даже любопытно.
– Благодарю… Но я буду действовать через вас. Это все равно. Я буду шептать вам, а вы приказывайте. Постойте! Надо подумать… Ну-с! Во-первых, сделайте этого преображенца офицером. Сейчас!
– Вот уж именно бессмысленный женский каприз – осчастливить первого попавшегося человека. Пойдемте…
Государь, смеясь, приблизился снова к окну, где стоял Шепелев, и вымолвил ласково:
– Ты дежурным на бале посла?
– Точно так-с, ваше величество! – прошептал снова смущенный юноша.
– Ради барона Гольца, празднующего сегодня мирный трактат, я, как исключение, поздравляю тебя офицером.
Юноша широко раскрыл глаза, вспыхнул и стоял истуканом от неожиданности. Когда он догадался поклониться и пробормотать что-то бессвязное, то государь с «Ночью» уже удалялся в залу.
– Ну-с, теперь… теперь… – говорила «Ночь», – сделайте хозяина этого дома, барона, командором вашего голштинского ордена Святой Анны.
– Ты отгадала мое желание. Я сам хотел давно. Но и так говорят, что он мой любимец, и это непременно раздражит других резидентов… Принц-дядя меня отговаривает и уверяет, что теперь это невозможно.
– А ваше слово?.. Ну, хорошо, бог с вами… Тогда прикажите выслать из Петербурга адъютанта принца – Фленсбурга.
– Это зачем? – громко вскрикнул государь, искренне изумившись.
– Он мне не нравится, – шутливо отозвалась «Ночь».
– Стало быть, ты его знаешь и, стало быть, не сегодня приехала из-за границы. Вот я тебя и поймал. Ты петербургская жительница!
– Нисколько. Я его сейчас видела. Мне его назвали, и лицо его мне противно! Я прошу его выслать.
– Это не причина. Да и какая же ты злая и бессердечная! Потом, ты забыла, что хотела власть, чтобы делать добро, а не зло.
– Это правда. Ну, не надо, ничего не надо… Вы мне уже два раза отказали! – ребячески капризно вымолвила она.
– Ну, уж так и быть. Я сегодня, уезжая, поздравлю Гольца командором. Ну, теперь третье.
– Третье… Дайте графу Кириллу Скабронскому придворное звание, какое-нибудь…
– Зачем? Он умирает… Или уж умер, кажется…
– Нет, он жив…
– Умрет на днях!.. – рассмеялся государь.
– Но его вдова, моя давнишняя приятельница, получит право бывать при дворе государя, самого любезного, доброго и умного.
– Вот это отлично, с удовольствием. Я ее однажды видел. Она замечательная красавица. Сейчас прикажу, и завтра она узнает это. Ну а себе ты ничего не выпросила…
– Себе… себе… – рассмеялась «Ночь», – я попрошу у вас нечто очень важное, но не сегодня, а в следующем маскараде, где мы встретимся…
– О чем же ты будешь просить?
– Теперь я не скажу.
– Ну, хоть намекни! Я прошу тебя… – несколько увлекаясь и слегка умоляющим голосом выговорил Петр Федорович.