Аракчеевский сынок

– Да, хорошо, – отозвался Шумский.

Квашнин вышел в противоположную дверь, прошел в коридор и крикнул Шваньского. Его не оказалось дома.

– Черт бы его взял! – выговорил Квашнин. – Таскается, когда не нужно. Василий! приглядывай за барином, он что-то не хорош, будто не по себе. Уложи-ка его в постель, а я через часа полтора буду здесь.

Квашнин вышел в прихожую, где его дожидался Ханенко, и оба вместе вышли на улицу.

– А ведь он свихнулся, – проговорил Ханенко. – Ведь он почти и совсем безумным выглядит.

– Нет, капитан, это пройдет. Он силен, у него все сильно – и руки, и разум. Его так легко не сломаешь.

– Но что же такое могло с ним быть, что огорошило?

– Я к нему через часа полтора вернусь. Успокоится – расскажет. А вы бы вечером приехали?

– С удовольствием, – отозвался капитан, – только вот что, до вечера-то, пожалуй, его уже успеют заарестовать.

– За что?

– Как за что? Вы разве верите, что он ничего не натворил?

Квашнин не ответил и сделал движение рукой, говорившее: «Нет, тут что-то не то»!..

Офицеры расстались и разошлись в разные стороны.

LI

Квашнин был на столько взволнован всем, что случилось с приятелем и, в особенности, отказом барона, что теперь вдруг невольно задал себе вопрос: «Что же – так его оставлять? Не помочь, чем можно? Стало быть, поступить, как и все эти блюдолизы? Кутить на его счет умели, а теперь, хоть год свисти, никого их не досвищешься. Надо помочь».

Но Квашнин остановился в недоумении. Он не знал, что он может сделать. И вдруг внезапная мысль осенила его. Не поехать ли ему в качестве друга тотчас же к барону и просить словесного объяснения, так как послание его чрезвычайно темно и ничего не объясняет.

«Пускай он мне прямо скажет все, назовет причину, которая понудила его на такой резкий шаг».

Квашнин решился сразу. Съездив домой, он надел новый мундир и менее чем через час после того, что он вышел от Шуйского, он уже входил в дом барона.

Человек пошел докладывать. Квашнин, назвавшись человеку, велел прибавить, что он является по весьма важному делу. Барон, узнав, что имеет дело с гвардейским офицером, приказал просить к себе в кабинет.

Уже двигаясь через столовую, Квашнин вдруг вспомнил нечто и невольно остановился. Ведь он когда-то беседовал с бароном, изображая из себя Шуйского.

«Ну, все равно, – подумал он, – теперь уж не до того».

Когда офицер переступил порог кабинета, барон двинулся к нему и, приглядевшись, приостановился. Он вспомнил лицо этого молодого человека, это тот самый, который когда-то играл с ним комедию, назвавшись Шумским. И у барона тоже явилась та же мысль: «не до того». Зато барон тотчас же догадался, по какому делу и от кого является офицер. Он поэтому не счел возможным подать руку и сухо попросил садиться.

– Вы, конечно, от г. Шумского? – произнес Нейдшильд.

– Нет, барон. Я являюсь по его делу, но он не знает, что я теперь у вас.

– Может быть, – отозвался этот равнодушно.

Квашнин немножко выпрямился и выговорил:

– Я утверждаю, барон, что Шумский не знает, что я решился быть у вас. Я не понимаю, по какому праву вы считаете возможным мне не верить.

– Я имею право господин офицер не верить словам молодых людей, принадлежащих к тому кружку гвардейцев, где все считается позволительным. Если им возможно менять свои фамилии, надевать разные костюмы, являться в дома и принимать у себя под разными личинами и, вообще, играть всякие комедии, то уж говорить им…

Барон не договорил и слегка пожал плечами, как бы удивляясь, что молодой человек еще имеет претензию обижаться.

– Но оставим в стороне вопрос, – продолжал барон, – имел ли я право так отнестись к вашим словам или, вообще, относиться так к вам, к господину Шумскому и вам подобным. Объясните, пожалуйста, кратко, какая причина заставляет меня принимать вас у себя.

– Я явился, барон, узнать какой повод вы имели, чтобы в короткий промежуток времени согласиться на предложение моего друга и тотчас же написать ему письмо с отказом. И мало того, по слухам баронесса уже невеста другого. Что могло случиться за несколько часов времени?

Барон помолчал, потом поднял свои светлые, честные глаза на Квашнина и вымолвил:

– Вы не знаете этой причины? Полагаю, что вы должны ее знать, что вы знаете многое из того, что я узнал вдруг неожиданно.

– Если бы я знал, барон, то я бы и не явился вас спрашивать.

– Вы друг господина Шуйского?

– Точно так-с.

– Давнишний?

– Да-с.

– И вы не знаете, кто господин Шумский! Странно!

– Как кто! – удивляясь, отозвался Квашнин, – вы сами назвали его. – Шумский, флигель-адъютант, артиллерийский офицер, сын графа Аракчеева, – не прямой, но зато единственный и любимец. А так как граф Аракчеев всесильный сановник в государстве, то очевидно, что Шумскому предстоит быть по соизволению государя – графом Аракчеевым и наследовать все состояние отца.

– Все, что вы изволите говорить, – отозвался барон, – я тоже думал. Иначе я никогда бы не дал своего согласия… Но все это оказывается только одним – как бы это сказать – un mirage[33 - мираж… (фр.).]… вы говорите по-французски?

– Нет-с, не говорю, – нетерпеливо отозвался Квашнин, – и слова этого не понимаю. Вранье – хотите вы сказать?

– Нет, не совсем вранье, a… un mirage. Все это так казалось. Может быть, и самому господину Шумскому все это казалось, и теперь даже кажется. Я почти уверен, что Шумский действительно не знает сам ничего и только, вероятно, теперь узнает то, что многие уже знают.

– Барон, я ничего не понимаю. Потрудитесь объясниться просто, а не загадками. Вы сами желали, чтобы беседа наша была короткая.

– Господин Шумский, – выговорил барон, как будто слегка вспылив, – неизвестно кто, и что, и откуда. Он не сын Аракчеева, а подкинутый младенец. Кто его отец и мать – никому неизвестно.

Квашнин только слегка сдвинул брови и, помолчав мгновение, ответил тихо:

– Это, барон, безобразная петербургская сплетня, вражеская клевета, про которую не стоит говорить. Кому же лучше знать – Аракчееву самому или нам с вами – кто Шумский? И каким образом человек в положении графа Аракчеева станет называть и даже станет любить чужого ребенка?

– Да поймите, – воскликнул барон, – что он сам обманут! Сам Аракчеев. Только две женщины знают, кто Шумский – любовница графа и какая-то нянька, которая даже была у меня в доме.

– Но позвольте, барон. Откуда все это дошло до вас?

– Мне передал все мой родственник, молодой человек, которого я очень люблю и за которого всегда думал отдать дочь.