– Ты сам-то, кем будешь? Болотником? – поинтересовался я.
– Мать у меня человек, а отец – болотник, – пояснил парень. – Я поначалу у матери жил, но меня постоянно на болото тянуло, к отцу. Теперь я и там, и тут.
М-да, и какая человеческая женщина решилась забеременеть от болотника? Впрочем, в жизни еще и не такое бывает.
– Ладно, проваливай, – ослабил я хватку, потом передумал. – Хотя, постой. Что это за дрянь вы со своим старейшиной ели?
– Личинки голубых мух, – ответствовал Ниврад. Кажется, проводник слегка обиделся за слово дрянь.
– Какие личинки зимой? – удивился я.
– Голубые мухи живут в торфяниках, у них нет крыльев, зато откладывают личинки круглый год. Это самое вкусное, что я когда-либо ел.
М-да, мухи без крыльев, да еще и голубые. Личинки… Тьфу.
– Ярл, уж если вы меня не убили, то скажите – отчего вы не захотели стать богом?
И что ответить? Пускаться в теологические дебаты? Так в них мои друзья по университету сильны, но не я. А говорить, что верю только в Единого, тоже нет смысла.
– Иди, – только и сказал я. – И не задавай глупых вопросов.
Провожая парня взглядом, примерился к его спине – вон, лопатки торчат, так и просят всадить клинок между ними. Врать не стану – если бы болотник побежал или просто ускорил шаг – завалил бы и угрызениями совести не мучился, а метать клинок в сгорбленную спину противно. Нет, определенно становлюсь слишком добрым.
– И-го? – поинтересовался Гневко.
– Не стоит, – отмахнулся я, заскакивая в седло. Понимаю, что гнедой, которому ходьба по болоту понравилась еще меньше, чем мне, очень хотел догнать проводника и лягнуть полуболотника пониже спины, но коли уж мы его отпустили живым, так и калечить не было смысла.
В этой деревне мы останавливались, хотя я ее и не помнил. Столько деревень попадалось на моем пути, а уж постоялых дворов и того больше. Пейзане не бедные – дома не фахверковые, а каменные. Крыши, правда, крыты не черепицей, а соломой, смешанной с глиной, но это нормально, это дешевле и практичнее.
Я был неправ, думая, что на постоялом дворе нет суеты. Вон, хозяин с подручным выкидывают из дверей старую солому, устилавшую пол в общем зале, тащат свежую. Что ж, молодцы, готовятся к приезду принцессы.
Я въехал, спешился и повел Гневко в конюшню. Однако, на пути возник крепкий рыжебородый мужик, вставший у ворот, словно часовой, решивший умереть, но не пропустить неприятеля. Это он зря. Коли умрешь, неприятель сам пройдет.
– Ты куда прешь, морда? – рыкнул рыжебородый.
– А ты кто, конюх? – поинтересовался я.
– А какое твое собачье дело?
Что-то меня здесь неласково встречают. Может, сразу в ухо дать? Впрочем, к конюхам я отношусь гораздо терпимее, нежели к остальному люду. Наверное оттого, что от них зависит благоденствие моего жеребца. Ладно, морду я ему позже набью, как уезжать стану.
– Расседлаешь, овса задашь, водичку гнедой свежую любит, – кротко сказал я, намереваясь вручить рыжему узду.
– Да куда ты… – попытался возразить мужик, но его рука уже оказалась в моем захвате. Он дернулся, было, пытаясь вырваться, но упал на колени, горестно застонал, глаза наполнились слезами. Вкладывая в помятую ладонь узду, еще раз напомнил:
– Расседлать. Напоить и накормить. – Посмотрев на перемазанные ноги гнедого, засохшую грязь на брюхе, круп, в разводах ржавой болотной тины, добавил. – И почистить жеребца не забудь. Я сейчас еду закажу, перекушу и проверю. И не вздумай грубить, руку оторву, а заодно и язык.
Конюх хотел что-то сказать, но не рискнул, предпочитая остаться с жеребцом, а не с хозяином. А вот это он зря. Гневко просто устал с дороги, но его копыта могут нанести ущерб человеку больше, нежели мои руки.
Убедившись, что конюх, со стоном и причитанием повел гнедого в денник, пошел на постоялый двор. Но туда меня тоже не хотели пускать.
– Чего надо, бродяга?
Неужели мой вид напоминает бродягу? Ну, подумаешь, сапоги измазаны, плащ грязный, штаны тоже просятся в стирку. Странно, я по болоту не полз, а вот измазаться умудрился. И гнедой, к слову, задницей по кочкам не елозил, а перепачкался. Нет, чтобы я еще хоть когда-нибудь отправился в болото!
– И что за день такой? – вздохнул я. – Мне бы поесть, а еще комнату для отдыха.
Хозяин вместе с помощником, видом напоминавшего вышибалу, засмеялись.
– Охренел? Сюда сейчас настоящая принцесса прибудет, а с ней свита – рыцари, а еще барон фон Скилур с самим Артаксом, – с гордостью сообщил хозяин.
А что, принцессы бывают ненастоящие?
– Ничего, они мне не помешают, – ответил я, сдерживаясь, чтобы не засмеяться. Ишь ты, с самим Артаксом.
Трактирщик с подручным удивились такой наглости, но в драку пока не вступали, решив урезонить нахала словесно.
– Мы второй день чистоту наводим, понимаешь? Ну куда ты, чушка болотная прешься? Ты нам свежие полы попачкаешь, а мы только что соломы натащили.
– Есть хочу, – сообщил я. Вздохнув, спросил. – А ты что, не узнал меня?
Хозяин смерил меня пристальным взглядом. Видимо осознал, что бродяги не носят с собой мечи, а одежда, хотя и запачканная, но недешевая. Да и коня моего он видел. Такой жеребец не у каждого состоятельного рыцаря бывает.
– Морда, вроде, знакомая, – нерешительно пробормотал он. – Верно, в охранниках служишь, при купцах? А где твой хозяин? И обоз его где? А почему грязный? Сразу скажу – хрен вам нынче, а не постой, у нас люди познатнее стоят.
– При купцах… – хмыкнул я. – А если я Артакс и есть, что скажешь?
Хозяин с вышибалой переглянулись и принялись хохотать так, что из конюшни им ответила какая-то лошадь. Отсмеявшись, трактирщик протер глаза кулаком и сказал:
– Ишь, Артакс он… Да знаешь ли ты, как Артакс выглядит? Он – во! А ты? Весь грязный, словно пикша болотная и тиной воняешь. Ну, парень, ты и шутник. Ладно, хрен с тобой, я нынче добрый. Проходи, садись в уголок, накормим чем-нибудь. Напакостишь – убирать заставлю. Но как обоз во двор въедет, то не взыщи, я тебя выгоню, чтобы ты своим видом похабным нашу будущую герцогиню не пугал.
Я мысленно загрустил. Вот ведь, как бывает, когда грязная одежда не соответствует внутреннему содержанию.
Скромно усевшись в конце длинного стола, я принялся ждать. Минут через пять, когда терпение уже начало иссякать, а в брюхе забурчало, дородная девка плюхнула передо мной миску с каким-то варевом.
– Что это? – поинтересовался я, с опаской заглядывая в миску. Нюхать вообще не рискнул.
– А сам не видишь? – ухмыльнулась деваха. – Каша перловая. Вчерашняя, правда, но, если голодный, так и такую съешь. Свиньи едят, не жалуются.
– Хозяина позови, – приказал я, расстегивая плащ, чтобы тот не мешал движениям. – Я ему эту кашу в глотку забью, а то, что останется, тебе засуну…
Не стал уточнять, в какое место стану засовывать, а девка открыла рот, чтобы достойно ответить, тут же его и закрыла, увидев, что под испачканным плащом скрывался дорогой камзол и массивная золотая цепь (ее, кстати, я получил от князя в ознаменование титула ярла) тут же его закрыла.
– Бегом! – рявкнул я на служанку и та умчалась.
Нет, я бы все перетерпел, все простил, но только не перловую кашу, непригодную к употреблению человеку.
Ко мне тем временем неслись хозяин и вышибала с дубинкой. Чего они, нюх потеряли? Я запустил миской в рожу хозяина, а пока тот отплевывался, перехватил вышибалу за руку, отобрал кабацкое оружие и как следует припечатал жирную харю к свежевымытой столешнице, отчего та сразу испачкалась.