И ведь это Степь, своя знакомая, а им придется не вокруг Села путешествовать. Не понимает самоубийца. Жалко дурака, один же идет… Он снова отвернулся к черной Степи и краем глаза успел заметить взгляд Шаги на себе.
– Что?
– Жалеешь его, – Шага понимающе ухмылялся. – Тоже такой же. Нечего его жалеть, не маленький, он сам начал, сам и разберется… за три недели.
Краюха покосился на него с ненавистью и промолчал.
Да чего он, маленький, что ли, его дело. Просто я, видимо, вещь одну узнал от Израна. Он говорил, что Щекалов дед рассказывал, что двадцать лет назад в Деревне о Громовой никто и не слышал ничего. А я понял, откуда известно стало, – он выждал длинную паузу, как и положено по случаю, – я знал человека из Деревни, кто туда ходил, и после этого у нас рассказы о ней стали делом обычным, хотя он вроде бы никому специально не говорил, и я вообще не понимаю, каким образом…
Лица их изменились, они, похоже, стали догадываться, и, похоже, сюрприза никакого не выйдет.
– А с чего ты решил, что он был на Громовой?
– Да есть такая мысль. …Да был, был, – сказал он уже другим тоном, – объяснять долго, и не раз был. Так что, вот так вот.
– А чего не говорил никогда, – сказал молчавший до этого Краюха.
– Можно подумать, тебя бы заинтересовало когда-то.
– Краюха ответил что-то нечленораздельное. Сюрприза не выходило никакого, им было практически все равно, и тогда он решил схитрить.
– Я с вами решил уйти, на Амбаре говорить не хотел, так что вместе пойдем.
– Вот это, оказалось сенсацией, они резко повернулись, оба, в глазах удивление.
– Да ну?.. Серьезно? – спросил Краюха.
– Какие шутки, заодно тебе поспокойнее будет, надо поговорить там со всеми, в курс поставить.
– А что сразу не сказал?
– Ты не рад, что ли, я не пойму, вместе идем, не один будешь?
– Да рад, рад, – спохватился Краюха. – Только, Чий, это же смысла не имеет, мало ли там как получится, это же глупо, с чего тебе рисковать. Сколько времени прошло с тех пор, ты и не найдешь там ничего.
– Ну ты то, тоже рискуешь, – он подождал, пока Краюха скажет «ну», – Да и посмотрим.
– Понял я сейчас, – сказал Шага, – одинаковые вы с отцом оба. Это же сразу ясно, что ты в него пошел, так и бабка моя говорит, что похожи вы – одно лицо. Вот и теперь тебя так же, как и его, потянуло…
– Краюха закатился от смеха, стоял посреди дороги, согнувшись, хватая ртом воздух, вертел ладонью у головы, Чий тоже засмеялся.
– Шага, – выдавил Краюха, – простая душа. Поверил, что ли?
– Догадался? – спросил у него Чий.
– Конечно. Как тут не догадаться? Вон ему такое рассказывай. «Ты же тоже рискуешь», а? Герой у нас, типа, «Значит, и я рисковать буду».
За перекрестком начиналась Деревня. Изредка просыпаясь, противно и звонко, взахлёб лаяли собаки, далеко разрезая сонную тишину. И Чий мимоходом подумал, что приятно вновь оказаться здесь, всюду были люди и все, что их окружает, весь этот его мир.
И хоть привкус того чувства, когда он смотрел на бескрайнюю черную долину, оставался, но она казалась уже далекой… Он задумался о контрасте – какой маленькой Деревня была там, снаружи, а теперь…
Мы, как рыбы в луже. Такая гаденькая, вонючая лужа у дороги, рыба спокойно живет в ней, и ей нет дела до мира вокруг ее крошечной лужи. Если выбросить ее на берег, вот тогда она будет биться, хватать ртом воздух, но стоит положить ее опять в ту же воду буквально за два шага от того места, куда ее выбросили, и она, немного отдышавшись, будет спокойно жрать свою тину или что они там жрут. А мир вокруг останется, который может ее уничтожить и даже просто не почувствовать.
– А что ты смеешься-то? – обиженно продолжал Шага. – Откуда ты знаешь, что этого не будет. Или не происходит сейчас уже. Что ты смеешься? Зачем ему это надо было. Ты понимаешь? Или с чего началось? Нет, не знаешь.
– А он, кстати, может, и прав, Чий. А что?
– Да? Да ну?
– Ну, можешь, конечно, и ехидничать, – он говорил, сначала все в той же манере, шутя, вроде, несерьезно, но постепенно Чий стал понимать то, о чем он говорит, он вполне допускает, случись такое сейчас, Краюха бы не удивился, и даже намекает на то, что сам он – Чий о таком варианте развития событий думал. Мол, давай признавайся.
– …Вот ты спишь, ешь, на Амбаре бражку пьешь и не замечаешь, как процесс идет, от себя не уйдешь. Ну, а, мало ли, ведь действительно, ты в него, все говорят.
Смотрел Краюха прямо на него, не отворачиваясь, с этим тоном своим заговорщицким и с улыбкой: «Колись, знаем мы про тебя все, мне-то тереть не надо». Чия вдруг взяла злость за то, что ему не верят, что он действительно никогда не задумывался о том, что ему грозит ни с того ни сего повторить судьбу отца, и больше того, боится этой угрозы.
– Чего ты несешь? – сказал он зло.
– А почему нет, у него ведь это тоже не всегда было, и не в один день началось так, чтобы раз – и пропал, оказалось потом, что ходил на Громовую гору. Так? Да погоди, он если там и бывал, то сколько до этого прошло? Г оды. Во сколько он из Деревни ушел впервые?
– Это значения не имеет. На тот момент? Да старше, чем я сейчас. Но зато он с детства выделяться как-то должен был.
– А ты не выделяешься?
– Да уж вроде как!
– Да ты себя уже ребенком не помнишь, просто у тебя же всегда и игры были такие, и интересы, ну, я не объясню. Ты внимания не обращал, что ли, никогда? – Чий поглядел на Шагу, тот не заметил, думал. Он тоже в это верит?
– Ну вот хотя бы это твое… – Краюха поморщился, пытаясь вспомнить, – ерунда, как она… Как жизнь нашу переделать в Деревне. Сколько нам тогда было. Лет по десять. Понял?
– Чий не сразу сообразил, что Краюха пытается ему объяснить.
– А-а… Ну глупость это детская, кто такого не придумывал.
Это была фантазия: он как-то задумался, что общество, в котором они живут, если взглянуть на него со стороны, выглядит довольно нелепо, и попытался придумать, как можно было бы его улучшить. Он забавлялся с этой мыслью и подолгу мог лежать где-нибудь в тени и размышлять над деталями – как распределить еду или как стоит судить. И он всегда знал, что не относится к этому серьезно, так, игру себе выдумал.
– Я такого не выдумывал! – Краюха ткнул себя большим пальцем в грудь, потом вытянул руку в сторону Шаги. – И он тоже, и Дерево, и Рыжий, и Тольнак, и Косолап – такого никто не придумывал, незачем нам о таком думать, смысла в этом для меня нет, неинтересно мне это, а тебе интересно. И много такого, я просто вспомнить ничего конкретного не могу.
Чий посмотрел на Шагу, тот медленно шел, задумчиво сведя брови, смотрел в землю перед собой.
– А ты как думаешь, – спросил он, и Шага быстро поднял глаза.
Чий отвернулся. Он не поверил Краюхе, потому что не могло быть так и потому что слова его напугали. Он убедил себя ничему не верить, тут на улице, и подумать потом, спокойно взвесить, прикинуть все. Но, в любом случае, это не так, они ошибаются. Они все?! Вся Деревня ошибается? Он приказал себе не трогать этого сейчас. Осталось только робкое ощущение собственной неправоты.
Собираясь расходиться, они остановились у развилки, Шага жил на хуторе вдвоем с отцом, с противоположной от топи стороны Деревни. Они пожали руки, напоследок решили, что надо увидеться на днях, до того, как Краюха уйдет, обсудить что теперь делать с тканью, Краюха грозился встретиться со своим рыжим братом, не мог он так открыто дать от ворот поворот, наверное, просто какая-то заминка, что-то непредвиденное случилось.
– Ладно, давайте, – Шага толкнул Краюху в спину, протягивая руку.
– Сейчас погоди… – тот прислушался. – Идет кто-то, что ли?