Миссия «Пилигрим-II». Фантастическая повесть

– Ведите его ко мне в келью на допрос, под конвоем – отдал распоряжение Настоятель, – да смотрите, болваны, чтобы не сбежал, не то отправлю обоих на костер!

Келья Марселя, в которую Алена сопроводили стражники, оказалась довольно просторной комнатой, без излишеств. Стол, два стула с высокими спинками. На столе – закуски и большой кувшин с морсом. В углу жесткий топчан, рядом небольшой платяной шкаф и тумбочка с горкой оловянной посуды внутри. На стене портрет работы неизвестного художника: «Распорядитель Верховного Монастыря, преподобный Вук пишет Великую Книгу Мудрости» (Распорядитель на картине был как две капли воды похож на самого Настоятеля Марселя, и Ален про себя отметил это сходство).

Настоятель, ожидавший его за столом, предложил присаживаться напротив и угощаться. «Сначала трапеза, потом дело», – изрек он, и слегка кивнул головой портрету Распорядителя.

Пока Марсель глодал кость и запивал из кружки, Ален просчитывал варианты выхода из ситуации. Внутренний монитор выдавал на правый глаз информацию анализатора, левым он наблюдал за Настоятелем. Марсель ел с большим удовольствием, обсасывал каждую косточку, облизывал пальцы, и, казалось, не замечал, что Ален не прикасается к угощениям. Покончив с мясом, Настоятель приналёг на морс, причмокивая губами. Он хлебал прямо из кувшина.

– Ты, юнец, не ешь и не пьёшь, – Марсель смотрел на Керта сытыми и немного помутневшими глазами, – вот уже второй день. Однако, взор твой сыт и самодоволен, словно ты сейчас разделил со мной трапезу. Это тоже твои колдовские фокусы?

– Может быть, – неопределенно ответил Ален, – но я думаю, что твои люди знают обо мне кое-что и поинтереснее.

– И не только они, – Настоятель грохнул кувшином об стол. – А посему, фокусник, поторопись-ка выложить свой секрет, и тогда я, может быть, смогу тебя ещё спасти. Братство моего монастыря недовольно…

– В самом деле? А мне казалось, что ты здесь хозяин…

– ВЕЗДЕ ТОЛЬКО ОДИН ХОЗЯИН!! – Настоятель с размаху ударил кулаком по столу, и посуда подпрыгнула, – а мы лишь покорные слуги его. Всепредобрейший и так покарает меня за сговор со слугой Злейшего… Говори, негодяй!

Дверь приоткрылась, и в проеме показалось мешковатое лицо охранника.

– Вон! – рявкнул Марсель и запустил костью в дверь.

– Я думал… – начал, было, монах.

– Здесь думаю только я! – отрезал Марсель, – а вы все, включая отца Проха и брата Пирея, только выполняете. Закрой дверь! Кругом одни мыслители, – обратился он к Алену, – говори, колдовское отродье…

Рассказ Алена

За пределами Анималии, высоко в горах, ближе к Стране Снов, есть Заколдованный город, невидимый непосвященному.

Всё в этом городе и вокруг него – дома, дороги, небо, земля, лес, камни, ручьи, звери, птицы создано искусственно – по образу и подобию здешних. Сотворили это чудо Вечные Странники, прибывшие много тысяч лун тому из Глубокого Неба.

Люди там не умирают, потому что не рождаются. Они и не люди вовсе, а только похожи на людей. Это результат работы Странников и сотворены из специальной материи. Однако, они наделены великими знаниями, неограниченными возможностями и умениями. Они не требуют ничего и ни в чем не нуждаются. Они служат Великому и Вечному познанию мира и его усовершенствованию. Их ровно столько, сколько требуется Вечным Странникам для этой миссии. Часть из этих людей странствует, часть готовится к дальним путешествиям.

Я, первый и единственный из смертных, попал в Заколдованный город случайно. И по – началу, из меня хотели сделать чучело для Музея истории Великих Открытий. Но один из Вечных Странников приметил меня, сказал остальным, что будет проводить со мной опыты и стал обучать искусству чудодействия. Для чего – не знаю, но кое-чему я успел научиться, и…

Прох

В дверь постучали. Не громко, но настойчиво. Марсель никак не отреагировал на стук. Он продолжал, не мигая смотреть на Керта, о чём-то напряженно думая. За дверью раздался плаксивый голос отца Проха:

– Отец Марсель! Дозволь явиться на доклад покорнейшему отцу Проху со срочным донесением, ибо надвигается опасность! – было понятно, что он взволнован не на шутку.

– Пёс его подери… ладно, после продолжишь, – сказал Марсель, – входи!

В келью, как шар, вкатился толстый коротышка отец Прох. Под мышкой была зажата Книга Мудрости, на привязи болталась увесистая дубинка с золоченой рукояткой. За ухом торчало перо. Маленькие поросячьи глазки, утопающие в складках одутловатого лица, смотрели в разные стороны.

– Дозволь говорить, отец Марсель! И пусть я утопну в Чёрном болоте, если язык мой будет говорить ложь!

– Говори, Прох. Коротко.

– А этот? – он кивнул на Алена.

Марсель утвердительно кивнул.

Тем не менее, Прох перешел с наречия, на котором говорят в Плисте на закодированный язык, принятый в Верховном и всех Нижних монастырях. В недрах внутреннего компа Алена автоматически включился речевой адаптер.

– В монастыре, – глаза Проха округлились от ужаса, – зреет измена!

Марсель и бровью не повёл.

– В келье, где проживает брат наш смиренный Пирей…

– Короче, Прох, иначе я назначу тебе послушание в три кнута…

– …собрались младшие братья, и говорят… (он вытащил из кармана смятый листок бумаги и начал читать). Отец Пирей говорит, что, дескать, по какому такому уставу, братство лишено законного права лицезреть казнь. Они думают, что ты решил свершить справедливость один, – Прох ещё раз с опаской покосился на Алена.

– Меня не интересует, о чем они думают. Можешь назвать поименно?

Отец Прох замямлил, перечисляя:

– Отец Пирей, братья Живо, Клё, Удод и ещё… ещё…

Марсель коротким ударом повалил Проха на пол, два раза пнул ногой. Затем приподнял за шиворот.

– Ты что же это, мерзавец, приходишь ко мне на доклад неподготовленным? А может и ты с ними заодно?! Видит Всепредобрейший, придется тебя зарезать…

Отец Прох ухватился за сапог Марселя, и, орошая его обильными слезами, заскулил: «Как можно, Светлейший Марсель? Я за Вас жизнь отдам! Клянусь Святой Антуанеттой! Простите, господин Настоятель, больше никогда не повторится, господин Настоятель, это они во всём виноваты, господин Настоятель…»

– Встань, брат осла! Хватит изображать смирение, ибо я тебя, негодяя, насквозь вижу. – Марсель немного успокоился, потом назидательно произнес, – если я прощу тебя, то мне придется простить всех. А если простить всех, то это будет не Монастырь, а приют для лиходеев. Посему, назначаю тебе святое напоминание в десять кнутов и строгий пост в пять Лун. Что ещё, мой нерадивый соратник? – Марсель повысил голос.

– Отец Пирей, – продолжал Прох, немного успокоившись, – также вспомнил, как в прошлом году, когда изловили оборотня на Чёрном болоте, Вы якобы сказали, что после допроса отдадите его братству на суд. Но допрос продлился три Луны, и потом оборотень исчез. А брат Живо сказал, что это был вовсе не оборотень, а купец из Грогга, его, дескать, потом видели в харчевне, что в Ильме, где он выпивал, заказывал музыку и плясал. И еще брат Клё сказал, что Вы (прости меня Всепредобрейший), отпустили его за выкуп… он так и сказал, Ваше Преосанство!

Лицо Марселя стало лиловым. Прох мелко трясся, ожидая очередного удара.

– Всё?

– Нет. – Прох стал что-то нашептывать на ухо Настоятелю. Тот морщился, очевидно, от запаха чеснока и чрезмерного количества выпитого меда вперемежку.

– Ко мне Пирея!! – Марсель встал, но Прох схватил его за рукав.

– Нельзя, господин Великий Марсель, сейчас никак нельзя… Сегодня истекает третья Луна со дня поимки злодея, – он снова взглянул на Алена, – Вы сами знаете… Надо объявлять Святой суд для вынесения приговора, а то может и бунт…

Марсель задумался.

– На этот раз, Прох, ты говоришь дело… Собери братство и скажи, что Святой суд над посланником тьмы состоится сегодня, за час до полуночи. Справедливость свершится сразу после суда, с соблюдением всех правил. Всем переодеться в праздничное одеяние, в Большой трапезной накрыть столы. Не забудь пригласить трубадуров и затейников. Их в Плисте предостаточно. Пока будет идти Святой Суд, явишься ко мне на секретный совет. Один и так, чтоб никто не видел. Ступай. И впредь не балуйся с чесноком, когда идешь ко мне на доклад.

Но Прох продолжал мяться у двери.

– Как прошёл допрос? – наконец выдавил он из себя, должно быть, немало удивляясь спокойствию Лицедея, а также целости его рук и ног.