– Ну, если так, – развел руками Тимофей, – задерживать не смею. Все аргументы уже бессильны.
– Как-то неловко получилось, – смущенно произнесла Зоя, когда подруга ушла. – Надо было настоять, предложить чаю.
Тимофей приобнял жену. Теплая. Желанная.
– Она просто не хотела нам мешать. Мы как-нибудь обязательно специально пригласим ее в гости.
– Было бы очень здорово, – прижалась Зоя к его груди. – У меня ведь ты есть, а у нее совсем никого. Я бы пирогов напекла, солянку приготовила…
– Хорошая идея! Нужно будет определиться со временем… Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился! Все думал о том, как перешагну порог, как войду в квартиру, как обниму тебя…
Зоя быстро накрыла стол. Получилось очень красиво. Она умела создавать уют даже из малого. В центре в небольшой кастрюле дымился борщ, источая мясной дух. На широкой тарелке, расписанной «под хохлому», аккуратные кусочки хлеба; нарезанная селедка, до которой Тимофей был невероятно охоч, лежала горделивой барыней отдельно.
Вытащив из комода глубокие тарелки, Зоя налила в них борщ.
– Вот если бы ко всему этому еще и стопочку, – мечтательно протянул Романцев, – тогда было бы совсем хорошо.
– Ну как я могу тебе отказать? – пожала плечами Зоя, доставая из шкафа бутылку «белоголовой».
– То, что нужно, – вымолвил Романцев, наливая водку в стопку. Опрокинув ее одним махом, удовлетворенно произнес: – Вот теперь я понимаю, что такое счастье. – И принялся за борщ. – А борщ какой горячий! Это хорошо. Люблю именно такой. Ты у меня настоящая мастерица!
Зоя счастливо улыбалась и, подперев ладонью голову, с интересом наблюдала за Тимофеем, расправляющимся с борщом ложка за ложкой. Он отдувался, пыхтел, покрякивал, обмахивал себя ладонями, но приятное занятие прекращать не намеревался. А когда была проглочена последняя капля, устало откинулся на стул и произнес:
– Ух, наелся! Говорят, что переедать вредно.
– Ничего, тебе все полезно, ты еще молодой. А потом, когда ты ел в последний раз? – И заметив, как Тимофей призадумался, добавила: – Ну, вот видишь, даже и не вспомнишь.
– А ты чего не ешь?
– А я уже поужинала. Тебе ведь чай покрепче? – с готовностью спросила Зоя.
– Конечно. Ты знаешь мои вкусы.
– Посмотри, что у меня есть, – достала она из комода лимон. – Купила сегодня на базаре. И совсем недорого!
– Теперь мы шикуем.
– Вот чай с тобой я попью обязательно.
Зоя отрезала от лимона две тонкие дольки и положила их в чашки, после чего залила их свежезаваренным чаем. В небольшой стеклянной вазочке лежали колотые куски сахара. Пили вприкуску, макая твердый и белый, будто мрамор, сахар в горячий чай. Слов не требовалось, достаточно было лишь смотреть друг на друга.
Когда с чаем было покончено, они поднялись из-за стола и направились в комнату с небольшой узкой кроватью, на которой им никогда не было тесно.
Глава 4
Как мой подопечный?
Едва Тимофей перешагнул кабинет, как тотчас трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, он произнес:
– Старший лейтенант Романцев.
– Это полковник Утехин. Уже на службе?
– Так точно, товарищ полковник!
– Когда следующий радиоэфир?
– Сегодня в шесть часов вечера.
– Очень хорошо. Возьми карандаш и записывай. В радиограмме должны быть такие слова…
Пододвинув к себе листок бумаги с карандашом, Тимофей с готовностью отозвался:
– Слушаю, товарищ полковник!
– «На станции Люберцы находятся два эшелона с танками. Из разговоров с машинистом выяснено, что эшелон направляется на Ленинградский фронт. В Егорьевске наблюдается значительное скопление красноармейцев. По моим данным, это 217-я пехотная дивизия. Квартируют в городе уже три дня. В ближайшее время ждут передислокации в Тихвин». Записал?
– Записал, товарищ полковник.
– Пока этого достаточно. Немедленно сообщи, как получишь ответ.
Подняв трубку, Тимофей набрал номер начальника тюрьмы НКВД:
– Как там мой подопечный, товарищ майор?
– С ним все в порядке, сидит как миленький. В штрафном изоляторе не шибко-то побалуешь.
– Я его забираю, будет находиться под нашим наблюдением.
– Хорошо, товарищ старший лейтенант. Надеюсь, бумаги будут оформлены?
– С бумагами все в порядке, они уже подписаны.
– Тогда полный порядок. Жду!
Особняк из красного кирпича на улице Московской, в котором размещалась небольшая двухкомнатная квартира, подведомственная НКГБ, находился на самой окраине города. Ходили слухи, что прежде он принадлежал самому боярину Ромодановскому, использовавшему глубокие подвалы здания в качестве пыточной. Как бы там ни было, здание стояло на отшибе и для встреч с агентами представлялось идеальным местом. Над самой крышей, расправив каменные крылья, парил двуглавый орел, символ царского самодержавия и былого величия империи. Судя по многим отметинам на его оперении, герб пытались неоднократно сбить, но гордая птица, не желая сдаваться Советской власти, продолжала парить и буквально вросла в каменную кладку. В конце концов символ царской власти оставили в покое, и теперь орел хмуро посматривал на всех, кто проходил в дом, покалеченным левым глазом. Видно, с Советской властью у него были собственные счеты.
Подняв трубку телефона, Тимофей Романцев произнес:
– Вот что, дежурный, позови мне младшего лейтенанта Никифорова и сержанта Муртазина.
Через несколько минут в комнату сдержанно постучали:
– Разрешите?
– Проходите!
Первым прошел младший лейтенант Никифоров. Следом, укрывшись за широкой спиной сослуживца, протиснулся Муртазин.