Амурная примета

После ухода старого лекаря Воловцову будто бы стало лучше. Надев теплый сюртук и меховую шапку, он вышел из дома и в ближайшей аптеке купил аспирину и борной кислоты для полоскания горла. А еще сухой горчицы для ванн. Аптекарь, глядя на болезненный вид посетителя, посоветовал купить еще немецкое патентованное средство «Героин».

– Отлично помогает от кашля! – заявил он с воодушевлением и добавил: – Я сам принимаю, и жена моя им лечится. И не жалуемся.

Но Иван Федорович отказался. Пожалуй, с лекарствами будет перебор.

* * *

Тем временем Гавриков уже сходил с поезда Савёловской железнодорожной ветки, озадаченный подробнейшей инструкцией статского советника Радченко и недовольный тем, что ему пришлось выезжать одному. Он не верил, что найденный в пригороде Дмитрова труп принадлежит его другу, судебному приставу Щелкунову, посему отправился в Дмитров неохотно, настроенный на то, чтобы поскорее закончить это дело и вернуться.

На станции в Дмитрове Гавриков был встречен помощником городского пристава полицейским надзирателем Коноваловым.

– Ну что, пойдем сначала в управу? – спросил он, указав рукой в сторону кремля.

– А зачем в управу, поедемте сразу в морг, – предложил полицейскому Гавриил Иванович.

– Ну, в морг так в морг, – согласился полицейский надзиратель, которому, похоже, было все равно, и, зафрахтовав на привокзальной площади извозчика, велел ему везти их в городской морг.

В морге их никто не ждал. Служитель дожевывал бутерброд с колбасой и запивал его чаем из жестяной кружки, когда надзиратель и Гавриков открыли обитую жестью дверь и спустились в «приемную» морга.

– Мы на опознание, – заявил полицейский надзиратель служителю морга, очередной раз удивляясь, как это работающим в таком заведении людям лезет кусок в горло. Надзирателю случалось видеть, как служители морга принимали пищу даже в одном помещении рядом с трупами, и ничего. Уплетали за обе щеки и не морщились. Хотя человек привыкает ко всему…

Служитель морга охотно кивнул, давая понять, что дело житейское, дожевал бутерброд и повел их по коридору вглубь подвального помещения. Он шагал впереди, держа перед собой закопченную керосиновую лампу, за ним шел Гавриков, глядя себе под ноги (лоб бы не разбить в этой темени!), а процессию замыкал полицейский надзиратель, которому тоже хотелось, чтобы вся эта канитель с опознанием трупа поскорее закончилась.

Втроем прошли в холодную комнату, где на мраморных столах лежали три мертвых тела в их отвратительной наготе. Гавриков, мельком глянув на трупы, уже успел пожалеть и об этой поездке в уездный городишко Дмитров, и о своем заявлении о пропаже друга Владислава Щелкунова. «И дернул же меня черт сделать таковое заявление, – думал Гавриил Иванович, старательно отводя взор от трупов, но все равно посматривая на них по какой-то неведомой причине, будто что-то тянуло его это делать. – Сидел бы сейчас дома и попивал чаек с брусничным вареньем или что покрепче. И горя бы не ведал. И ладно бы по делу, а то так… Владислав Сергеевич наверняка остался у какой-нибудь мамзели и позабыл обо всем на свете…»

– Который наш? – громко спросил полицейский надзиратель, поглядывая на трупы также без особого энтузиазма.

– Ваш это тот, что под городом близ Игнатовки пацаны местные в леске обнаружили? – бесстрастно спросил служитель морга.

– Он самый, – отозвался Коновалов.

– Тогда это тот, что в центре, – объявил служитель морга и отошел в сторонку, пропуская к трупу надзирателя и Гаврикова.

Коновалов приблизился к голому телу, подождал, когда к нему подойдет Гавриков.

– Он? – спросил полицейский надзиратель, почему-то строго посмотрев на Гавриила Ивановича.

Гавриков стал молча разглядывать труп.

– Что можете сказать о трупе? – обернулся к служителю морга Коновалов. – Когда и как он умер? От насильственных действий?

– Смерть наступила не меньше недели назад, а может, и немного поболее, – произнес служитель морга. – А как он умер… – чуть призадумался служитель, после чего довольно твердо промолвил: – Задушили беднягу. Все указывает на это…

– И что, за все время, что он у вас лежит, его так никто и не опознал? – спросил Коновалов, наперед зная ответ, поскольку за эту неделю и даже более ни в Дмитрове, ни в его пригородах никто не пропадал.

– Нет, – прозвучал ответ. – Никто.

Как ни пытался Гавриил Иванович Гавриков разглядеть в трупе своего бывшего друга Владислава Щелкунова, однако сделать этого не смог. И рост у Щелкунова был выше, и нос у Владислава Сергеевича был не такой уж острый и крючковатый, как у трупа. А главное – волосы. У трупа они были темные, почти черные и будто бы вились. А у Щелкунова волосы были прямые и светлые. Поэтому, когда полицейский надзиратель Коновалов вновь переспросил у Гаврикова:

– Ну что, он?

Гавриил Иванович коротко ответил:

– Нет.

И поспешил к выходу.

Когда Гавриков вернулся в Москву, то первым делом отправился в судебную палату к председателю Департамента уголовных дел статскому советнику Радченко. Геннадий Никифорович выслушал Гаврикова очень внимательно, задал несколько уточняющих вопросов и отпустил Гавриила Ивановича с миром. Сам же после окончания часа службы направился к Кавалерским корпусам, в одном из которых проживал в служебной квартире судебный следователь по особо важным делам и по совместительству его друг Иван Воловцов.

Радченко застал Ивана Федоровича совершенно разбитым. Воловцов был в халате, надетом поверх какой-то кофты, и в теплых штанах, поскольку его заметно бил озноб. Говорил он настолько сиплым голосом, что у слушающего его человека, в частности председателя Департамента уголовных дел Московской судебной палаты, начинали слезиться глаза. Словом, находился следователь по особо важным делам Воловцов совершенно не в форме, и Геннадий Никифорович даже поначалу пожалел, что зашел с делами к столь больному человеку. Хотя с другой стороны Радченко оправдывало то, что друзья навещать больных обязаны.